- 1025 Просмотров
- Обсудить
Эта новая идея была осуществлена - правда, весьма несовершенно в христианском средневековье, которое, несмотря на свой буйный характер, рассматривало в общем всякую войну между христианскими народами, как войну междоусобную, как преступление и грех. Поколебав несовершенную, но все же реальную основу этого единства - монархию пап - народы нового времени принуждены были, однако, дать некоторый суррогат идее вселенского христианства в фикции европейского равновесия. Искренне или нет, но вселенский мир признан всеми за истинную цель международной политики.
Итак, приходится констатировать два в равной мере очевидных факта: 1) существует всеобщее сознание человеческой солидарности и потребность в интернациональном единстве, в pax Christiana, или, если угодно, humana; 2) этого единства налицо в данное время нет, и первая из трех общественных задач остается неразрешенной в наши дни, как и в древнем мире. То же можно сказать и о двух остальных задачах.
Вселенская солидарность покоится на предположении, что каждая составная часть великого целого - каждая нация, каждое общество и каждый индивид - не только имеет право на существование, но обладает и присущей ей, как таковой, внутренней ценностью, не позволяющей обращать ее в простое средство к достижению всеобщего благосостояния. Положительная и истинная идея справедливости может быть выражена в следующей формуле: всякое отдельное существо (как коллективное, так и индивидуальное) имеет свое особое ему присущее место во вселенском организме человечества. Эта положительная справедливость была неизвестна Государству древних, защищавшему себя и поддерживавшему общественный порядок путем истребления врагов на войне, обращения в рабство класса работников и применения к преступникам пыток и казней. Христианство, придав бесконечную ценность всякому человеческому существу, тем самым должно было в корне изменить характер и образ действия Государства. Общественное зло оставалось все тем же в его трояком проявлении: международном, гражданском и уголовном; Государству, как и прежде, приходилось бороться со злом в этих трех сферах, но конечная Цель и средства борьбы должны были стать другими. Теперь дело шло уже не о защите какой-либо отдельной общественной группы; на место этой отрицательной цели стала задача положительная: требовалось установить при наличности национальных раздоров вселенскую солидарность; антагонизму классов и эгоизму индивидов нужно было противопоставить истинную социальную справедливость. Языческое Государство имело дело с врагом, с рабом, с преступником. Враг, раб, преступник не имели прав. Христианское Государство имеет дело лишь с членами Христа, страдающими, больными, развращенными; на нем лежит обязанность умиротворять национальную ненависть, исправлять общественную неправду, карать индивидуальные пороки. Здесь чужеземец приобретает права гражданства, раб право на свободу, преступник право на нравственное возрождение. В граде Божием нет врагов и чужеземцев, рабов и пролетариев, преступников и осужденных. Чужеземец - это брат, вдали живущий; пролетарий - несчастный брат, нуждающийся в помощи; преступник - падший брат, которого надо воздвигнуть.
Из сказанного следует, что в христианском Государстве три вещи безусловно недопустимы: во-первых, войны, внушенные национальным эгоизмом, завоевания, возвышающие одну нацию на развалинах другой, ибо для христианского Государства преобладающий интерес представляет вселенская солидарность, или христианский мир; затем гражданское и экономическое рабство, обращающее один класс в пассивное орудие другого; и, наконец, кары, внушенные чувством мести (в особенности смертная казнь) и налагаемые обществом на преступного индивида в целях сделать из него оплот общественной безопасности. Совершая преступление, индивид тем самым доказывает, что смотрит на общество, как на простую среду, а на ближнего, как на орудие своего эгоизма. На эту неправду не следует отвечать другой, попирая человеческое достоинство в самом преступнике, унижая его до уровня пассивного орудия карой, исключающей его улучшение и возрождение.
В области временных отношений, в порядке чисто человеческом, Государство имело задачей осуществление безусловной солидарности всех и каждого, представленной в Церкви, в порядке духовном, единством ее священства, ее веры и ее таинств. Прежде чем осуществить это единство, нужно было в него уверовать, прежде чем стать христианским на деле, Государство должно было принять веру христианскую. Этот первый шаг был совершен в Константинополе; и все христианское дело Византии сводится к этому началу.
Византийское преобразование римской Империи, начатое Константином Великим, расширенное Феодосием и получившее окончательную форму при Юстиниане, дало в результате Государство христианское лишь по имени. Законы, учреждения, а частью и общественные нравы - все это сохраняло отдельные черты старого язычества.
Рабство продолжало жить в качестве законного установления; и возмездие за преступления (в особенности за политические проступки), налагаемое на законном основании, отличалось утонченной жестокостью. Этот контраст между исповедуемым христианством и каннибализмом на деле прекрасно олицетворяется в основателе византийской империи - том Константине, который, искренне веруя в христианского Бога, чтил епископов и вел с ними беседы о Троице, а в то же время без всякого зазрения совести по языческому праву мужа и отца казнил Фаусту и Криспа.
Такое явное противоречие между верой и жизнью не могло, однако, длиться долго без того, чтобы не возникли попытки примирения. Вместо того, чтобы пожертвовать своей языческой действительностью, византийская Империя попыталась, в целях самооправдания, исказить чистоту христианской идеи. Подобный компромисс между истиной и заблуждением является подлинной сущностью всех ересей, которые - подчас измышленные императорской властью и всегда, за немногими индивидуальными исключениями, пользовавшиеся ее благорасположением, - сокрушали христианский мир с IV по IX столетие.
Основная истина, отличительная идея христианства есть совершенное единение божеского и человеческого, осуществленное индивидуально во Христе и осуществляющееся социально в христианском человечестве, где божеское представлено Церковью (имеющей свое средоточие в верховном первосвященстве), а человеческое Государством. Эта тесная связь Государства с Церковью предполагает первенство последней, ибо божеское и выше, и прежде человеческого. Ересь нападала именно на это совершенное единство божеского и человеческого в Иисусе Христе, чтобы подрыть тем в самом основании органическую связь Церкви с Государством и присвоить этому последнему безусловную независимость. Понятно теперь, почему императоры второго Рима, для которых было важно сохранить и в христианском мире абсолютизм языческого Государства, выказывали такое расположение ко всем ересям, представлявшим лишь многообразные вариации одной единственной темы:
- Иисус Христос не есть истинный Сын Божий, единосущный Отцу; Бог не воплотился; природа и· человечество пребывают отделенным от Божества, не объединены с ним; а, следовательно, человеческое Государство с полным правом может сохранять свою безусловную независимость и безусловное верховенство - вот достаточное основание для Констанция или Валента симпатизировать арианству.
- Человечество Иисуса Христа есть лицо законченное в себе и соединенное с божественным Словом лишь в порядке отношения; практический вывод: человеческое Государство есть законченное и безусловное тело, связанное с религией лишь внешним отношением. В этом сущность несторианской ереси, и мы отлично видим, почему при появлении ее император Феодосий II взял ее под свое покровительство и сделал все от него зависящее для ее поддержания.
- Человечество в Иисусе Христе поглощено Божеством - вот ересь, представляющаяся на первый взгляд прямой противоположностью предыдущей. На самом деле, однако, это не так: если предпосылки и другие, то заключение безусловно тождественно. Раз человечество Христа более не существует, воплощение является лишь фактом прошлого, - природа и род человеческий остаются безусловно вне Божества. Христос вознес с собой на небеса все, что принадлежало Ему, и предоставил землю Кесарю. С верным чутьем тот же Феодосий II, не смущаясь кажущимся противоречием, перенес все свои милости с побежденного несторианства на только что нарождавшееся монофизитство, причем понудил квазивселенский собор (ефесское разбойничество) по всем правилам признать таковое. И после того, как авторитет великого папы взял верх над еретическим собором, императоры, более или менее поддерживаемые греческой иерархией, не прекращали попыток отыскать новые компромиссы. Генетикой императора Зенона (ставший причиной первого продолжительного разрыва между востоком и западом - раскола Акакия), коварные предприятия Юстиниана и Феодоры сопровождались новой императорской ересью, монофелитством. В Богочеловеке нет человеческих воли и действия, человечество его чисто пассивно и определяется исключительно безусловным фактом его божественности. Здесь мы имеем отрицание человеческой свободы и энергии - фатализм и квиетизм. Человечество ни при чем в деле своего спасения: действует один Бог. Пассивно подчиниться божественному факту, представленному в отношении духовного неподвижной Церковью, а в отношении мирского - священной властью божественного Августа, - вот в чем весь долг Христианина. Находившая в течение более чем пятидесяти лет поддержку в Империи и всей иерархии Востока, за исключением нескольких монахов, принужденных искать убежища в Риме, монофелитская ересь была побеждена в Константинополе (в 680 году) лишь с тем, чтобы в самом непродолжительном времени уступить место новому императорскому компромиссу между христианской истиной и антихристианством.
Синтетическое единство Творца и творения не ограничивается в христианстве разумным существом человека, но охватывает и его телесное существо, и, чрез посредство этого последнего, материальную природу целого мира. Еретический компромисс бесплодно пытался изъять (в принципе) из богочеловеческого единства сначала: 1) самую субстанцию человеческого существа, объявляя ее то безусловно отделенной от Божества (в несторианстве), то поглощенной сим последним и исчезнувшей в нем (в монофизитстве); затем 2) человеческие волю и действие - разумное существо человека - погружая их без остатка в божественное действие (монофелитство); засим оставалась лишь 3) телесность, внешнее существо человека и через него всей природы. Отвергнуть всякую возможность искупления, освящения и единения с Богом для мира материального и чувственного - вот основная идея иконоборческой ереси.
Иисус Христос, воскреснув во плоти, тем самым показал, что телесное бытие не исключено из богочеловеческого союза и что внешняя и чувственная вещественность может и должна стать реальным орудием и видимым отображением божеской силы. Отсюда почитание святых икон и мощей, отсюда и законная вера в материальные чудеса, обусловленные этими святыми предметами. Таким образом, ополчаясь на иконы, византийские императоры нападали не на религиозный обычай, не на простую подробность культа, но на необходимое и бесконечно важное приложение самой христианской истины. Утверждать, что божество не может иметь чувственного выражения, не может проявляться вовне, что божественная сила не может пользоваться для своего воздействия видимыми и образными средствами, это значит отнимать у божественного воплощения всю его реальность. Это было более чем компромиссом: это было упразднением христианства. Как в предшествовавших ересях под видом чисто богословского спора скрывался важный общественный и политический вопрос, так иконоборческое движение под предлогом обрядовой реформы пыталось поколебать общественный организм Христианства. Материальная реализация божественного, ознаменованная в области культа святыми иконами и мощами, в общественной области представлена учреждением. В христианской Церкви есть вещественно определенная точка, внешний и видимый центр действия - образ и орудие божественной власти. Апостольский престол в Риме - эта чудотворная икона вселенского христианства - был непосредственно затронут в иконоборческом споре, раз все ереси приводили к отрицанию действительности божественного воплощения, вечное продолжение которого в порядке политическом и общественном представлено было Римом. И история действительно показывает нам, что все ереси, которые деятельно поддерживало или пассивно принимало большинство греческого духовенства, встречали непреодолимое препятствие в римской церкви и разбивались об эту евангельскую скалу. Это в особенности имело место по отношению к иконоборческой ереси, которая, отвергая всякую внешнюю форму божественного в мире, непосредственно нападала на престол Петра, на самый смысл его существования, как объективного и реального центра видимой Церкви.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.