Меню
Назад » »

Владимир Соловьев. РОССИЯ И ВСЕЛЕНСКАЯ ЦЕРКОВЬ. (40)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Мессианское приготовление у индусов, у греков и у евреев
 
В начале истории каждый отец семьи является священником или жрецом, каждый сын в семье - воин на равном праве со всеми другими и подчиняется только временным предводителям. Но по мере того, как социальное единство расширяется и организуется, частные священники начинают объединяться в одно сословие, образующее специально религиозное общество, духовенство, более или менее сосредоточенное вокруг лица одного главного священника, первосвященника; в то же время деятельная часть населения стремится установиться и организоваться под властью владыки, который уже не только военный предводитель на время войны, но и глава общества во времена мира, во всех делах и практических вопросах, порождаемых усложненной общественной жизнью. Когда общество перестает быть простой семьей, многообразные интересы не примиряются более непосредственно естественным родством и очевидной необходимостью тесной солидарности, а потому происходят столкновения, начинается борьба, и беспристрастная власть становится необходимой для восстановления равновесия. Таким образом, главная обязанность мирного владыки есть суд, как мы это видим во всех первобытных государствах. Вести народы на полях битв и судить их споры во времена мира - вот те две главные потребности, которым должен удовлетворять монархический институт при своем зарождении.
Между тем как раздробленные и рассеянные элементы духовного и природного тела человечества собирались таким образом под действием исторического Слова в частные единства церквей и зачаточных государств, душа человечества, повторяя в более широком масштабе фазы космогонического процесса, развертывала свои усилия, дабы войти во все более и более близкую связь с духом вечной Премудрости.
В Индии душа человечества, проявляясь сначала в учреждениях мудрецов и святых ортодоксального браманизма, затем в учении ортодоксального мудреца Капилы, основателя философии Санкья, и окончательно в новой религии Будды Шакья-Муни, познала и полюбила Безусловное в особенности под отрицательной его формой, как противоположность внебожественному состоянию, природе мира. Здесь в первый раз она глубоко почувствовала суету материальной жизни, в ней зародилось непреодолимое отвращение к этой кажущейся жизни, которая скорее смерть, чем жизнь, раз она беспрерывно пожирает себя, не имея возможности найти себе устоя и удовлетворения.
Но отвращение к ложной жизни еще не открывало жизни истинной. И душа человеческая, в ее индийском проявлении, хотя и утверждала с полной несомненностью и изумительной силой, что безусловное не находится в жизни материальной, что оно не природа и не мир, тем не менее не была способна познать и высказать, где оно находится и что оно есть. Но вместо того, чтобы сознаться в этой неспособности и поискать ее причин, индийская мудрость признала свое бессилие за последнее слово истины и провозгласила, что Безусловное заключено в Небытии, что оно есть не-существование - Нирвана.
Индия, в лице своих мудрецов, служила некоторое время национальным органом всемирной душе человечества, когда эта последняя поняла суетность природного существования и освободилась от пут слепого желания. То был, действительно, всемирный акт этой души, когда Буддой и его учениками овладела эта мысль и это чувство, и они стали утверждать, что Безусловное не есть нечто, что оно не есть что-либо из существующего в природе. Душе человечества необходимо было пройти через эту отрицательную истину, прежде чем восприять положительную идею Безусловного. Но мудрость или, скорее, безумие Востока состоит в том, что он принимает относительную и предварительную истину за истину полную и окончательную. Вина того лежит не на человеческой душе, но на душе этих мудрецов и наций, которые приняли их учение. Остановясь на необходимой, но низшей ступени всемирного процесса, эти нации не остановили исторического прогресса, но сами остались вне поступательного движения человечества, погруженные в варварский партикуляризм. Всемирная душа покинула их и стала искать у других наций духовных органов для новых своих объединений с Божественной сущностью. Во вдохновенных мудрецах, поэтах и художниках Эллады она познала и полюбила Безусловное уже не как Небытие буддизма, но как платоновскую Идею и идеальный мир, вечную систему умопостигаемых истин, отраженных здесь на земле в чувственных формах Красоты.
Эллинский идеализм был великой истиной, более положительной и более полной, чем индийский нигилизм, но это еще не была совершенная окончательная истина, - доколе идеальный мир рассматривался с чисто теоретической и эстетической точки зрения, доколе он был лишь предметом созерцания Бне реальности и жизни или осуществлялся исключительно в поверхностных формах пластической красоты. Если идеальный мир более истинен, чем мир материальный, он не может быть бессильным по отношению к этому последнему. Он должен проникнуть его, внутренне победить, возродить. Умопостигаемый свет высшего мира должен перелиться в моральную и практическую жизнь низшего мира; Божественная воля должна совершиться на земле, как и на небесах. Слово Божие - не только солнце истины, отражающееся в мутном потоке природной жизни. Оно еще и благодетельный ангел, нисходящий в этот поток, дабы очистить его воды, дабы отомкнуть, под тиной страстей и под песком человеческих заблуждений, источник воды живой, текущий в вечность. Греческая мудрость, как и мудрость индусов, хотела остановиться окончательно на той ступени истины, которой она достигла. Последнее слово этой греческой мудрости - философия неоплатоников - настаивала еще более, чем сам Платон, на чисто теоретическом или созерцательном характере практической жизни. Истинный мудрец, по Платону, должен быть чужд всякой практической цели, всякой деятельности, всякого общественного интереса. Он должен бежать от этого мира, чтобы возвыситься сначала путем отвлеченного размышления до умопостигаемого мира и потом быть экстатически поглощенным безыменной бездной безусловного единства. Протей человеческих заблуждений в глубине своей существо тождественное, и эта тождественность проявляется в особенности в окончательных результатах систем, по-видимому, разнородных. Так, конечное поглощение в неизреченном Безусловном неоплатонизма отличается от буддийской Нирваны лишь по форме словесного выражения. Если обе великие арийские нации ограничиваются в конечном результате этим отрицательным откровением абсолютного, то положительное откровение создало себе национальный орган в семитическом народе евреев. Жизнь и религиозная история человечества сосредоточились в этом единственном народе, потому что только он искал в Безусловном живого Бога, Бога истории:
окончательное будущее человечества было приуготовано и открыто в этом народе, потому что он один видел в Боге не только того, кто есть, (сущего), но и того, кто будет, (грядущего), Ягве, Бога будущего. Спасение пришло от евреев, и могло прийти только от них, потому что они одни понимали истинное спасение - не в поглощении Нирваной через нравственное и физическое самоубийство, не в отвлечении духа к чистой идее путем теоретического созерцания, но в освящении и возрождении всего человеческого существа и всего существования его путем живой нравственной и религиозной деятельности, в вере и делах, в молитве, труде и милосердии.
Если индусы и эллины остановились на частичных аспектах Божества, которые они имели безумие принять за целое, превращая, таким образом, истину в заблуждение, то евреи получили через посредство их религии откровения живой зачаток Божественной сущности в ее полной и окончательной истине.
Я не говорю, что эта сущность была открыта им одновременно во всем ее безусловном совершенстве:
напротив, ее обнаружения были постепенны и весьма несовершенны, но они были реальны и истинны. То не были отдаленные отблески и рассеянные лучи Божественной идеи, осветившие дух одинокого мудреца, - то были существенные проявления самой Божественной Премудрости, вызванные личным действием Слова и Святого Духа и обращенные ко всей нации в ее социальном существе. Божественная Премудрость не только входила в разумение израильтян, она овладевала их сердцем и их душою, и в то же время она являлась им в чувственных формах.
Действительно, мы видим в Ветхом Завете двойной ряд Божественных проявлений: явления субъективного сознания в которых Бог говорит душе Своих праведников, патриархов и пророков; и объективные явления, в которых Божественная сила и слава (шекина) обнаруживается перед всем народом, пребывая на материальных предметах, как, например, на алтаре жертвенном или на ковчеге завета.
Этот двойной процесс нравственного возрождения и внешних богоявлений должен был достигнуть своей цели; эти два теогонических течения должны были встретиться и совпасть в создании индивидуального существа, которое, безусловно святое и чистое в своей душе и в своем теле, могло бы воплотить в себе Бога не только нравственно, но и физически, соединить в своем едином существе Иакова и камень в Бефиле, Моисея и ковчег завета, Соломона и его храм.
Все народы (или почти все) имели в своих религиях идею божественной жены и божественного мужа, Матери-Девы и сына Бога, сходящего на землю, чтобы бороться против сил зла, чтобы страдать и чтобы победить. Но нельзя отрицать того, все эти всемирные идеи воплотились, что они реально ипостазировались только в среде еврейского народа в двух исторических лицах Девы Марии и Иисуса Христа. Это единственное в своем роде явление предполагает, конечно, и единственную в своем роде историю, особое приуготовление или воспитание этого народа. Этот вывод должен был бы быть обязательным для самих рационалистов. И в самом деле, оставляя в стороне все чудесные факты в собственном смысле этого слова, мы находим в области социальной и политической один общий факт, который отличает историю израильского народа и дает ему существенное преимущество над теми двумя великими нациями, которые, по своему оригинальному и творческому гению, казалось, были бы призваны к преимущественной роли в судьбах человечества. Между тем как национальное развитие индусов, так же как и греков, протекло путем по существу критическим и революционным и привело лишь к отрицательным результатам, развитие еврейского народа совершалось вообще органически, или путем эволюции, и привело к положительному результату огромной всемирной ценности - христианству. С одной стороны, мы видим лишь искалеченные и обезображенные образы троичного человека, или мессианской формы, с другой стороны, мы находим все три действительные составные части социального мессианизма в их нормальном и гармоническом соотношении, преобразующие и приуготовляющие явление истинного личного мессии. В Индии жреческая каста браминов, представителей религиозной традиции священного и неприкосновенного прошлого, хотела оставить исключительно за собой владычество, а потому угнетала жизнь настоящего беспощадной законностью, устраняя всякую возможность свободного движения для духа и общественного прогресса. Но священники, желающие непосредственно властвовать над миром, неизбежно бывают побеждены ввиду роковой альтернативы: или они, действительно, властвуют, входя в материальные подробности светской действительности, и тогда они роняют свой религиозный престиж, унижают свое священное достоинство и кончают тем, что теряют свой авторитет в глазах массы и с тем вместе все свое могущество; или, хотя и сохраняя непосредственное владычество над обществом, они желают остаться истинными священниками, и тогда они утрачивают в своем управлении чувство действительности и, не имея возможности удовлетворить законным потребностям управляемых, приводят общество к разрушению, если оно остается им верным, или низвергаются и замещаются активной частью народа.
В Индии жреческая каста принуждена была уступить воинскому сословию значительную часть своего преобладания, но она достаточно сохранила его, чтобы остановить свободное развитие национальной жизни. Эта борьба усложнилась все возрастающим действием третьего из общественных сословии[1] - мудрецов, которые, все более и более удаляясь от правоверного учения и традиционной дисциплины, в конце концов стали в открытое противодействие к браминам. Воинское или царское сословие разделилось в этой борьбе, но в конце концов стало на сторону представителей прошлого; и индийские пророки-мудрецы буддизма после жестоких преследований были изгнаны из Индии. Если, с одной стороны, отрицательная мудрость буддизма в ее враждебном противоположении настоящему и прошлому была лишь пустой и бесплодной утопией, то, с другой стороны, священническая и царская власть, вступив в союз против нового движения мысли и подавив его насилием, лишили Индию всякой свободы и отняли у нее всякую возможность исторического прогресса. Несмотря на превосходство арийской расы, несмотря на высокие качества ее национального гения, Индия осталась с тех пор бессильной рабой, отдаваясь без сопротивления всякому желающему стать ее владыкой.
Начало индийской культуры ознаменовано преимущественным владычеством жреческого сословия, представляющего прошлое и общее предание; - начало исторической Эллады обозначено, напротив того, владычеством активной части общества, воинов, людей силы, стремящейся к самоутверждению, гоняющейся за подвигами. Если господство этого общественного элемента было вначале в высокой степени благоприятно для прогресса всех человеческих деятельностей, кристаллизация военного класса в городах и государствах не замедлила с течением времени стать опасностью и препятствием свободному движению национального духа и определила революционный его характер. Общество, замкнутое в одном чисто политическом сословии, необходимо вырождается в деспотическое государство, какова бы вообще ни была форма его правления. Люди действительности, люди практические, правящие абсолютными государствами (республиками или монархиями), не верят в прошлое и боятся будущего. Впрочем, лишенные истинного благочестия и истинной веры, они допускают, как безвредных и даже полезных, представителей религиозной традиции при условии их бездействия; они отводят им почетное место в официальном священстве, с одной стороны, чтобы господствовать над слепой толпой и, с другой стороны, дабы они служили декоративным дополнением к зданию всемогущего государства. Но в них живет неумолимая ненависть ко всякому свободному и непосредственному религиозному движению, ко всему, что открывает душе человеческой новые горизонты, ко всему, что может приблизить человечество к его идеальному будущему. Афинское государство, сколь ни демократично оно было, должно было необходимо изгнать Анаксагора и отравить Сократа во имя отечества, то есть абсолютного государства. В этих условиях прогрессивное движение религиозной и философской мысли роковым образом приходить к разрыву с властями настоящего и преданием прошлого, с государством и государственной религией. Мысль становится космополитической; и если Сократ и Платон презирали афинскую демократию, то Аристотель презирает все республиканские государственные устройства греческих городов, предпочитая им полуварварскую монархию македонян; и, наконец, кинические и стоические философы отбрасывают всякую идею государства и родины, объявляя себя чуждыми всякому общественному интересу. Независимость и политическое устройство Эллады были разрушены философией и философствующей религией, не поставившими ничего на месте развалин отечества.
Этот антагонизм между национальной действительностью, представленной греческими республиками, и высшей мыслью, будущим нации, представленным греческим идеализмом; эта борьба между государством и философией была роковой для того и другой. Государство потеряло в ней смысл своего существования; идеал мудрецов лишился всякого конкретного и живого приложения. Государство, желавшее найти себе опору в одной силе, было погублено силой; мудрость, слишком презиравшая действительность, осталась отвлеченным и бессильным идеалом. И по правде так должно было быть. Более положительный результат национальной жизни для греков, как и для индусов, был не только невозможен, но не был бы и желателен. Раз обе наиболее возвышенные мысли, вдохновлявшие гений этих двух наций - индийский пессимизм с его Нирваной и греческий идеализм с его поглощением в абсолютном - не были ни та, ни другая полной и окончательной истиной, они не могли и не должны были получить прочного гармонического осуществления. Нигилистический пессимизм, создающий социальную организацию, созерцательный идеализм в качестве силы, ограничивающей действительность,. - да ведь это были бы contradictiones in adjecto. И если бы, несмотря на это внутреннее противоречие, обе несовершенные национальные идеи замкнулись и увековечились бы путем внешнего равновесия общественных сил, то человечеству не было бы от того никакой пользы: мы имели бы только три Китая вместо одного.
Если история евреев представляла другой характер и принесла другие плоды, то это потому, что национальная жизнь Израиля была заложена на законченном религиозном основании, способном к органическому развитию. Это основание проявилось в троичной форме еврейской теократии, где все три общественных власти, раскрываясь в правильном гармоническом соотношении, преобразовали и приуготовляли Царство истинного Мессии. Мы не забываем случаев неверности еврейского народа и его повторных усилий разбить троичный образ Моисеевой теократии. Мы хорошо знаем, что царь Саул избил священников Ягве в Номве и что следовавшие за ним цари, как в Самарии, так и в Иерусалиме, гнали и предавали смерти истинных пророков. Но эти, к сожалению, вполне достоверные факты не должны помешать нам признать три бесспорных исторических истины: во-первых, что идея троичной теократии, то есть органического сотрудничества и нравственной гармонии между тремя правящими властями целостного общества, - что эта идея, вполне чуждая как индусам, так и эллинам, всегда была налицо в сознании Израиля; во-вторых, что эта идея в наиболее торжественные минуты еврейской истории воплощалась и осуществлялась в действительности; в-третьих, что представители национального прогресса, люди будущего, делавшие историю, - одним словом, пророки, - никогда не вступали на чисто революционный путь и, хотя и карали своим вдохновенным словом злоупотребления священников и национальных царей, но никогда не отвергали в основе ни священства Аарона, ни царскую власть Давида.
Моисей, величайший из пророков, не присваивал себе ни священнической власти, предоставляя ее Аарону, ни военного начальствования, которое он поручал Иисусу Навину. Он не заявлял преимущественного права и на исключительное пользование силой пророческой, которую он сообщил семидесяти представителям народа, высказав пожелание, чтобы всем израильтянам ниспослан был дар пророчества. Также и Давид, теократический царь по преимуществу, был восстановителем и защитником священства. Он ничего не предпринимал без совета непогрешимого оракула (урим и туммим), соединенного с первосвященничеством; и в то же время, хотя сам пророк по личному дару, он преклонялся передм нравственным авторитетом общественного пророчества. Теократическая история Ветхого Завета достигает своей кульминационной точки - законченного разделения и совершенного согласия трех властей - когда, к концу царствования Давида, сын его, Соломон, возводится на престол и помазывается царем руками первосвященника Цадока и пророка Нафана. И когда, после падений и проявлений слабости царей иудейских и их соперников в Эфраиме, лучшая часть народа, исправленная разрушением Самарии и Иерусалима, пленением в Ниневии и Вавилоне, вернулась и Святую Землю, чтобы под покровительством персов восстановить общину Ягве, - мы видим пророка Захарию, настаивающего на троичной форме восстановленной теократии, на единстве и гармонии между священством в лице Осии, сына Иоаседекова, и временной верховной властью, в лице Зоровавеля, сына Салафиилова, - двумя властями, которых он, пророк, был живой связью и вдохновенным примирителем.
Сыны Израиля никогда не забывали, что общество есть тело совершенного человека и что этот последний необходимо троичен: священник Всевышнего, царь земли и пророк богочеловеческого единения. Этот единственный в своем роде народ предвосхищал и приуготовлял пришествие Богочеловека не только в видениях своих провидцев, но и в своем общественном строе, в самом факте троичной теократии.
Известно, что священное помазание владык было у евреев общим атрибутом первосвященников, царей и пророков. Посему Помазаннику по преимуществу (Мессии или Христу) надлежало соединить в себе все три власти. И действительно, Он явил себя первосвященником и жертвоприносителем безусловно чистым и святым, принеся небесному Отцу в жертву всесожжения свое человечество; истинным царем мира и материальной природы, исхитив ее своим воскресением от закона смерти и завоевав ее для вечной жизни; и, наконец, совершенным пророком, указав людям, в вознесении своем на небеса, безусловную цель их существования и дав им, ниспосланием Святого Духа и основанием Церкви, необходимые силы и средства для достижения этой цели.
[1] Понятно, что это разделение индийских каст есть явление местное, которое не следует смешивать с тремя правящими служениями, существующими во всяком обществ
 
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar