Владимир Владимирович Маяковский (16)

ПРОЗАСЕДАВШИЕСЯ

Чуть ночь превратится в рассвет,
вижу каждый день я:
кто в глав,
кто в ком,
кто в полит,
кто в просвет,
расходится народ в учрежденья.
Обдают дождем дела бумажные,
чуть войдешь в здание:
отобрав с полсотни -
самые важные!-
служащие расходятся на заседания.

Заявишься:
"Не могут ли аудиенцию дать?
Хожу со времени она".-
"Товарищ Иван Ваныч ушли заседать -
объединение Тео и Гукона".

Исколесишь сто лестниц.
Свет не мил.
Опять:
"Через час велели прийти вам.
Заседают:
покупка склянки чернил
Губкооперативом".

Через час:
ни секретаря,
ни секретарши нет -
голо!
Все до 22-х лет
на заседании комсомола.

Снова взбираюсь, глядя на ночь,
на верхний этаж семиэтажного дома.
"Пришел товарищ Иван Ваныч?" -
"На заседании
А-бе-ве-ге-де-е-же-зе-кома".

Взъяренный,
на заседание
врываюсь лавиной,
дикие проклятья дорогой изрыгая.
И вижу:
сидят людей половины.
О дьявольщина!
Где же половина другая?
"Зарезали!
Убили!"
Мечусь, оря.
От страшной картины свихнулся разум.
И слышу
спокойнейший голосок секретаря:
"Оне на двух заседаниях сразу.

В день
заседаний на двадцать
надо поспеть нам.
Поневоле приходится раздвояться.
До пояса здесь,
а остальное
там".

С волнением не уснешь.
Утро раннее.
Мечтой встречаю рассвет ранний:
"О, хотя бы
еще
одно заседание
относительно искоренения всех заседаний!"

Владимир Маяковский. 
Навек любовью ранен. 
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.


РАЗГОВОР НА ОДЕССКОМ РЕЙДЕ ДЕСАНТНЫХ СУДОВ:

Перья-облака,
 закат расканарейте!
Опускайся,
 южной ночи гнет!
Пара
 пароходов
 говорит на рейде:
то один моргнет,
 а то
 другой моргнет.
Что сигналят?
 Напрягаю я
 морщины лба.
Красный раз...
 угаснет,
 и зеленый...
Может быть,
 любовная мольба.
Может быть,
 ревнует разозленный.
Может, просит:
 - "Красная Абхазия"!
Говорит
 "Советский Дагестан".
Я устал,
 один по морю лазая,
Подойди сюда 
 и рядом стань.-
Но в ответ
 коварная
 она:
- Как-нибудь
 один
 живи и грейся.
Я
 теперь
 по мачты влюблена
в серый "Коминтерн",
 трехтрубный крейсер.
- Все вы,
 бабы,
 трясогузки и канальи...
Что ей крейсер,
 дылда и пачкун?-
Поскулил
 и снова засигналил:
- Кто-нибудь,
 пришлите табачку!..
Скучно здесь,
 нехорошо
 и мокро.
Здесь
 от скуки
 отсыреет и броня... -
Дремлет мир,
 на Черноморский округ
синь-слезищу
 морем оброня.

Владимир Маяковский. 
Навек любовью ранен. 
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.


ИЗ `БЮРОКРАТИАДЫ`

 СЕГОДНЯШНЕЕ

Высунув языки,
разинув рты,
носятся нэписты
в рьяни,
в яри...
А посередине
высятся
недоступные форты,
серые крепости советских канцелярий.
С угрозой выдвинув пики-перья,
закованные в бумажные латы,
работали канцеляристы,
когда
в двери
бумажка втиснулась:
"Сокращай штаты!"
Без всякого волнения,
без всякой паники
завертелись колеса канцелярской механики.
Один берет.
Другая берет.
Бумага взад.
Бумага вперед.
По проторенному другими следу
через замзава проплыла к преду.
Пред в коллегию внес вопрос:
"Обсудите!
Аппарат оброс".

Все в коллегии спорили стойко.
Решив вести работу рысью,
немедленно избрали тройку.
Тройка выделила комиссию и подкомиссию.
Комиссию распирала работа.
Комиссия работала до четвертого пота.
Начертили схему:
кружки и линии,
которые красные, которые синие.
Расширив штат сверхштатной сотней,
работали и в праздник и в день субботний.
Согнулись над кипами,
расселись в ряд,
щеголяют выкладками,
цифрами пестрят.
Глотками хриплыми,
ртами пенными
вновь вопрос подымался в пленуме.
Все предлагали умно и трезво:
"Вдвое урезывать!"
"Втрое урезывать!"

Строчил секретарь -
от работы в мыле:
постановили - слушали,
слушали - постановили...
Всю ночь,
над машинкой склонившись низко,
резолюции переписывала и переписывала
 машинистка.

и...
через неделю
забредшие киски
играли листиками из переписки.

 МОЯ РЕЗОЛЮЦИЯ

По-моему,
это
- с другого бочка -
знаменитая сказка про белого бычка.

 КОНКРЕТНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Я,
как известно,
не делопроизводитель.
Поэт.
Канцелярских способностей у меня нет.
Но, по-моему,
надо
без всякой хитрости
взять за трубу канцелярию
и вытрясти.
Потом
над вытряхнутыми
посидеть в тиши,
выбрать одного и велеть:
"Пиши!"
Только попросить его:
"Ради бога,
пиши, товарищ, не очень много!"

Владимир Маяковский. 
Навек любовью ранен. 
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.


О `ФИАСКАХ`, `АПОГЕЯХ`
И ДРУГИХ НЕВЕДОМЫХ ВЕЩАХ

На съезде печати
у товарища Калинина
великолепнейшая мысль в речь вклинена:
"Газетчики,
думайте о форме!"
До сих пор мы
не подумали об усовершенствовании статейной формы.
Товарищи газетчики,
СССР оглазейте,-
как понимается описываемое в газете.

Акуловкой получена газет связка.
Читают.
В буквы глаза втыкают.
Прочли:
- "Пуанкаре терпит фиаско".-
Задумались.
Что это за "фиаска" за такая?
Из-за этой "фиаски"
грамотей Ванюха
чуть не разодрался:
- Слушай, Петь,
с "фиаской" востро держи ухо:
дажу Пуанкаре приходится его терпеть.
Пуанкаре не потерпит какой-нибудь клячи.
Даже Стиннеса -
и то!-
прогнал из Рура.
А этого терпит.
Значит, богаче.
Американец, должно.
Понимаешь, дура?!-

С тех пор,
когда самогонщик,
местный туз,
проезжал по Акуловке, гремя коляской,
в уважение к богатству,
скидавая картуз,
его называли -
Господином Фиаской.

Последние известия получили красноармейцы.
Сели.
Читают, газетиной вея.
- О французском наступлении в Руре имеется?
- Да, вот написано:
"Дошли до своего апогея".
- Товарищ Иванов!
Ты ближе.
Эй!
На карту глянь!
Что за место такое:
А-п-о-г-е-й?-
Иванов ищет.
Дело дрянь.
У парня
аж скулу от напряжения свело.
Каждый город просмотрел,
каждое село.
"Эссен есть -
Апогея нету!
Деревушка махонькая, должно быть, это.
Верчусь -
аж дыру провертел в сапоге я -
не могу найти никакого Апогея!"
Казарма
малость
посовещалась.
Наконец -
товарищ Петров взял слово:
 - Сказано: до своего дошли.
Ведь не до чужого?!
Пусть рассеется сомнений дым.
Будь он селом или градом,
своего "апогея" никому не отдадим,
а чужих "апогеев" - нам не надо. -

Чтоб мне не писать, впустую оря,
мораль вывожу тоже:
то, что годится для иностранного словаря,
газете - не гоже.

Владимир Маяковский. 
Навек любовью ранен. 
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.