Владимир Владимирович Маяковский (8)

СЕРГЕЮ ЕСЕНИНУ

Пустота...
 Летите,
 в звезды врезываясь.
Ни тебе аванса,
 ни пивной.
Трезвость.
Нет, Есенин,
 это
 не насмешка.
В горле
 горе комом —
 не смешок.
Вижу —
 взрезанной рукой помешкав,
собственных
 костей
 качаете мешок.
— Прекратите!
 Бросьте!
 Вы в своем уме ли?
Дать,
 чтоб щеки
 заливал
 смертельный мел?!
Вы ж
 такое
 загибать умели,
что другой
 на свете
 не умел.
Почему?
 Зачем?
 Недоуменье смяло.
Критики бормочут:
 — Этому вина
то...
 да се...
 а главное,
 что смычки мало,
в результате
 много пива и вина.—
Дескать,
 заменить бы вам
 богему
 классом,
класс влиял на вас,
 и было б не до драк.
Ну, а класс-то
 жажду
 заливает квасом?
Класс — он тоже
 выпить не дурак.
Дескать,
 к вам приставить бы
 кого из напостов —
стали б
 содержанием
 премного одаренней.
Вы бы
 в день
 писали
 строк по сто,
утомительно
 и длинно,
 как Доронин.
А по-моему,
 осуществись
 такая бредь,
на себя бы
 раньше наложили руки.
Лучше уж
 от водки умереть,
чем от скуки!
Не откроют
 нам
 причин потери
ни петля,
 ни ножик перочинный.
Может,
 окажись
 чернила в «Англетере»,
вены
 резать
 не было б причины.

Подражатели обрадовались:
 бис!
Над собою
 чуть не взвод
 расправу учинил.
Почему же
 увеличивать
 число самоубийств?
Лучше
 увеличь
 изготовление чернил!
Навсегда
 теперь
 язык
 в зубах затворится.
Тяжело
 и неуместно
 разводить мистерии.
У народа,
 у языкотворца,
умер
 звонкий
 забулдыга подмастерье.
И несут
 стихов заупокойный лом,
с прошлых
 с похорон
 не переделавши почти.
В холм
 тупые рифмы
 загонять колом —
разве так
 поэта
 надо бы почтить?
Вам
 и памятник еще не слит,—
где он,
 бронзы звон
 или гранита грань?—
а к решеткам памяти
 уже
 понанесли
посвящений
 и воспоминаний дрянь.
Ваше имя
 в платочки рассоплено,
ваше слово
 слюнявит Собинов
и выводит
 под березкой дохлой —
«Ни слова,
 о дру-уг мой,
 ни вздо-о-о-о-ха».
Эх,
 поговорить бы иначе
с этим самым
 с Леонидом Лоэнгринычем!
Встать бы здесь
 гремящим скандалистом:
— Не позволю
 мямлить стих
 и мять!—
Оглушить бы
 их
 трехпалым свистом
в бабушку
 и в бога душу мать!
Чтобы разнеслась
 бездарнейшая погань,
раздувая
 темь
 пиджачных парусов,
чтобы
 врассыпную
 разбежался Коган,
встреченных
 увеча
 пиками усов.
Дрянь
 пока что
 мало поредела.
Дела много —
 только поспевать.
Надо
 жизнь
 сначала переделать,
переделав —
 можно воспевать.
Это время —
 трудновато для пера,
но скажите,
 вы,
 калеки и калекши,
где,
 когда,
 какой великий выбирал
путь,
 чтобы протоптанней
 и легше?
Слово —
 полководец
 человечьей силы.
Марш!
 Чтоб время
 сзади
 ядрами рвалось.
К старым дням
 чтоб ветром
 относило
только
 путаницу волос.

Для веселия
 планета наша
 мало оборудована.
Надо
 вырвать
 радость
 у грядущих дней.
В этой жизни
 помереть
 не трудно.
Сделать жизнь
 значительно трудней.

Владимир Маяковский. 
Навек любовью ранен. 
Москва: Эксмо-Пресс, 1998.