- 1024 Просмотра
- Обсудить
Три века русской поэзии.Я камешком лежу в ладонях Коктебеля... И вот она плывет, горячая неделя, С полынным запахом в окошке на закат, С ворчанием волны и трескотней цикад. Здесь, в этом воздухе, пылающем и чистом, Я сразу звонким стал и жарко-золотистым, Горячим камешком, счастливым навсегда, Соленым, как земля, и горьким, как вода. Вот утро... Все в луче, лазурью пропыленном, Оно к моим зрачкам подкралось полусонным, И, распахнув окно, сквозь жаркий полумрак Впускаю в сердце я огонь и Карадаг. Пересекая свет и голубые тени, Подошвой чувствуя горячие ступени, По лестнице бегу на раскаленный двор, На берег, где шумит взлохмаченный простор И, с пеной на гребне, обрушив нетерпенье, В тяжелых пригоршнях ворочает каменья. Там, с ветром сочетав стремительный разбег, Я телом брошенным разбрызгиваю снег, Плечом взрезаю синь, безумствую на воле В прозрачной, ледяной, зеленоватой соли. Ловлю дыханье волн и, слушая прибой, Качаюсь на спине под чашей голубой. Потом на берегу, песком наполнив руки, Я долго предаюсь пленительной науке, Гляжу на камешки, на форму их и цвет... То четки мудрости, жемчужины примет. У ног моих шуршит разорванная влага, Струится в воздухе громада Карадага, И дымчатый янтарь расплавленного дня Брожением вина вливается в меня.
Составитель Николай Банников.
Москва: Просвещение, 1968.
Чудное Мгновенье. Любовная лирика русских поэтов.Она ни петь, ни плакать не умела, Она как птица легкая жила, И, словно птица, маленькое тело, Вздохнув, моим объятьям отдала. Но в горький час блаженного бессилья, Когда тела и души сплетены, Я чувствовал, как прорастают крылья И звездный холод льется вдоль спины. Уже дыша предчувствием разлуки, В певучем, колыхнувшемся саду, Я в милые беспомощные руки Всю жизнь мою, как яблоко, кладу.
Москва: Художественная литература, 1988.
В коридоре сторож с самострелом. Я в цепях корсара узнаю. На полу своей темницы мелом Начертил он узкую ладью. Стал в нее, о грозовом просторе, О холодных звездных небесах Долго думал, и пустое море Застонало в четырех стенах. Ярче расцветающего перца Абордажа праздничная страсть, Первая граната в самом сердце У него разорвалась. Вскрикнул он и вытянулся. Тише Маятник в груди его стучит. Бьет закат, и пробегают мыши По диагонали серых плит. Все свершил он в мире небогатом, И идет душа его теперь Черным многопарусным фрегатом Через плотно запертую дверь.
Строфы века. Антология русской поэзии.
Сост. Е.Евтушенко.
Минск, Москва: Полифакт, 1995.
Мне снилось... Сказать не умею, Что снилось мне в душной ночи. Я видел все ту же аллею, Где гнезда качают грачи. Я слышал, как темные липы Немолчный вели разговор, Мне чудились иволги всхлипы И тлеющий в поле костер. И дом свой я видел, где в окнах, Дрожа, оплывала свеча. Березы серебряный локон, Качаясь, касался плеча. С полей сквозь туманы седые К нам скошенным сеном несло, Созвездия - очи живые - В речное гляделись стекло. Подробно бы мог рассказать я, Какой ты в тот вечер была; Твое шелестевшее платье Луна ослепительно жгла. И мы не могли надышаться Прохладой в ночной тишине, И было тебе девятнадцать, Да столько же, верно, и мне.
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
Певучим, медленным овалом Пленительно обведена, Встает виденьем небывалым Белее лилии - она. Голубки нежной трепетаньем Ее лицо окаймлено, И вся она - любви сиянье, Зарей вошедшее в окно. Должно быть, так из глуби синей Веков, клубящихся вдали, Вставал когда-то лик богини В мечтах измученной земли. Неугасимой мысли слово Она несет через эфир - Надежда века золотого С именованьем кратким: МИР, И, над волненьями вселенной Сдержав злой воли колесо, Ее, как росчерк вдохновенный, Бессмертью отдал Пикассо.
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
Любовь, любовь — загадочное слово, Кто мог бы до конца тебя понять? Всегда во всем старо ты или ново, Томленье духа ты иль благодать? Невозвратимая себя утрата Или обогащенье без конца? Горячий день, какому нет заката, Иль ночь, опустошившая сердца? А может быть, ты лишь напоминанье О том, что всех нас неизбежно ждет: С природою, с беспамятством слиянье И вечный мировой круговорот?
Чудное Мгновенье. Любовная лирика русских поэтов.
Москва: Художественная литература, 1988.
1 Через Красные ворота я пройду Чуть протоптанной тропинкою к пруду. Спят богини, охраняющие сад, В мерзлых досках заколоченные, спят. Сумрак плавает в деревьях. Снег идет. На пруду, за "Эрмитажем", поворот. Чутко слушая поскрипыванье лыж, Пахнет елкою и снегом эта тишь И плывет над отраженною звездой В темной проруби с качнувшейся водой. 1921 2 Бросая к небу колкий иней И стряхивая белый хмель, Шатаясь, в сумрак мутно-синий Брела усталая метель. В полукольце колонн забыта, Куда тропа еще тиха, Покорно стыла Афродита, Раскинув снежные меха. И мраморная грудь богини Приподнималась горячо, Но пчелы северной пустыни Кололи девичье плечо. А песни пьяного Борея, Взмывая, падали опять, Ни пощадить ее не смея, Ни сразу сердце разорвать. 1916 3 Если колкой вьюгой, ветром встречным Дрогнувшую память обожгло, Хоть во сне, хоть мальчиком беспечным Возврати мне Царское Село! Бронзовый мечтатель за Лицеем Посмотрел сквозь падающий снег, Ветер заклубился по аллеям, Звонких лыж опередив разбег. И бегу я в лунный дым по следу Под горбатым мостиком, туда, Где над черным лебедем и Ледой Дрогнула зеленая звезда. Не вздохнуть косматым, мутным светом, Это звезды по снегу текут, Это за турецким минаретом В снежной шубе разметался пруд. Вот твой теплый, твой пушистый голос Издали зовет - вперегонки! Вот и варежка у лыжных полос Бережет всю теплоту руки. Дальше, дальше!.. Только б не проснуться, Только бы успеть - скорей! скорей!- Губ ее снежинками коснуться, Песнею растаять вместе с ней! Разве ты не можешь, Вдохновенье, Легкокрылой бабочки крыло, Хоть во сне, хоть на одно мгновенье Возвратить мне Царское Село! 1922 4 Сквозь падающий снег над будкой с инвалидом Согнул бессмертный лук чугунный Кифаред. О, Царское Село, великолепный бред, Который некогда был ведом аонидам! Рожденный в сих садах, я древних тайн не выдам. (Умолкнул голос муз, и Анненского нет...) Я только и могу, как строгий тот поэт, На звезды посмотреть и "всё простить обидам". Воспоминаньями и рифмами томим, Над круглым озером метется лунный дым, В лиловых сумерках уже сквозит аллея, И вьюга шепчет мне сквозь легкий лыжный свист, О чем задумался, отбросив Апулея, На бронзовой скамье кудрявый лицеист. Декабрь 1921
Серебряный век. Петербургская поэзия
конца XIX-начала XX в.
Ленинград: Лениздат, 1991.
Снова в печке огонь шевелится, Кот клубочком свернулся в тепле, И от лампы зеленой ложится Ровный круг на вечернем столе. Вот и кончены наши заботы - Спит задачник, закрыта тетрадь. Руки тянутся к книге. Но что ты Будешь, мальчик, сегодня читать? Хочешь, в дальние синие страны, В пенье вьюги, в тропический зной Поведут нас с тобой капитаны, На штурвал налегая резной? Зорок взгляд их, надежны их руки, И мечтают они лишь о том, Чтоб пройти им во славу науки Неизведанным прежде путем. Сжаты льдом, без огня и компаса, В полумраке арктических стран Мы спасем чудака Гаттераса, Перейдя ледяной океан. По пещерам, подземным озерам Совершим в тесноте и пыли, Сталактитов пленяясь узором, Путешествие к центру земли. И без помощи карт и секстанта, С полустертой запиской в руке, Капитана, несчастного Гранта, На безвестном найдем островке. Ты увидишь леса Ориноко, Города обезьян и слонят, Шар воздушный, летя невысоко, Ляжет тенью на озеро Чад. А в коралловых рифах, где рыщет "Наутилус", скиталец морей, Мы отыщем глухое кладбище Затонувших в бою кораблей... Что прекрасней таких приключений, Веселее открытий, побед, Мудрых странствий, счастливых крушений, Перелетов меж звезд и планет? И, прочитанный том закрывая, Благодарно сходя с корабля, Ты увидишь, мой мальчик, какая, Тайны полная, ждет нас земля! Вел дорогой тебя неуклонной Сквозь опасности, бури и мрак Вдохновленный мечтою ученый, Зоркий штурман, поэт и чудак.
Всеволод Рождественский. Избранное.
М., Л.: Художественная литература, 1965.
Всеволод Рождественский. Избранное."Ich grolle nicht..." Глубокий вздох органа, Стрельчатый строй раскатов и пилястр. "Ich grolle nicht..." Пылающий, как рана, Сквозистый диск и увяданье астр. "Ich grolle nicht..." Ответный рокот хора И бледный лоб, склоненный под фатой... Как хорошо, что я в углу собора Стою один, с колоннами слитой! Былых обид проходит призрак мимо. Я не хочу, чтоб ты была грустна. Мне легче жить в пыли лучей и дыма, Пока плывет органная волна. Виновна ль ты, что все твое сиянье, Лазурный камень сердца твоего, Я создал сам, как в вихре мирозданья В легенде создан мир из ничего? Зовет меня простор зеленоглазый, И, если нам с тобой не по пути, Прощай, прощай! Малиновки и вязы Еще живут - и есть, куда идти! Живут жасмин и молодость на Рейне, Цвети и ты обманом снов своих,- А мне орган - брат Шумана и Гейне - Широк, как мир, гремит: "Ich grolle nicht".. * "Я не сержусь" (нем.) - слова Гейне, музыка Шумана.
М., Л.: Художественная литература, 1965.
Идти густыми коноплями, Где полдень дышит горячо, И полотенце с петухами Привычно кинуть на плечо, Локтем отодвигать крапиву, Когда спускаешься к реке, На берегу нетерпеливо Одежду сбросить на песке И, отбежав от частокола, Пока спины не обожгло, Своею тяжестью веселой Разбить холодное стекло!
Всеволод Рождественский. Избранное.
М., Л.: Художественная литература, 1965.
Чуть солнце пригрело откосы И стало в лесу потеплей, Береза зеленые косы Развесила с тонких ветвей. Вся в белое платье одета, В сережках, в листве кружевной, Встречает горячее лето Она на опушке лесной. Гроза ли над ней пронесется, Прильнет ли болотная мгла,- Дождинки стряхнув, улыбнется Береза - и вновь весела. Наряд ее легкий чудесен, Нет дерева сердцу милей, И много задумчивых песен Поется в народе о ней. Он делит с ней радость и слезы, И так ее дни хороши, Что кажется - в шуме березы Есть что-то от русской души.
Всеволод Рождественский. Избранное.
М., Л.: Художественная литература, 1965.
Скользкий камень, а не пески. В зыбких рощах огни встают. Осторожные плавники Задевают щеки мои. Подожди... Дай припомнить... Так! Это снится уже давно: Завернули в широкий флаг, И с ядром я пошел на дно. Никогда еще ураган Не крутил этих мертвых мест,- Сквозь зеленый полутуман Расплывается Южный Крест. И, как рыба ночных морей, Как невиданный черный скат, Весь замотан в клубок снастей, Накрененный висит фрегат.
Всеволод Рождественский. Избранное.
М., Л.: Художественная литература, 1965.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.