- 1140 Просмотров
- Обсудить
Миновав и решетки и стены, Оглушенный внезапным свистком, В ослепительный полдень арены Он одним вылетает прыжком. И, охвачен неистовым светом, Под назойливо стонущий джаз, Перед пестрым встает парапетом, Как стоял уже тысячу раз. Царь пустыни с косматою гривой, Повелитель погонь и добыч, Всходит он на помост терпеливо, Слыша сзади отщелкнувший бич. И на зыбкой высокой площадке, Равнодушно сужая зрачки, Застывает в привычном порядке Изваянием сонной тоски. Что ему эти смутные тени, Полукругом ушедшие в мрак? И глядит он в безмерном презреньи На притихших в испуге зевак.
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
Неудержимо и неумолимо Они текут — часы ночей и дней — И, как река, всегда проходят мимо Тех берегов, что сердцу всех родней. «Река времен»... О ней еще Державин1 Писал строфу на грифельной доске, Когда был спор со смертью уж неравен И лира слишком тяжела руке. Но времени жестокую поэму Возможно ли с надменностью тупой Вместить в колес зубчатую систему, Замкнуть в футляр и завести «на бой»? Как будто измеряется часами И вложено в повторный мерный круг Живых страстей, живого чувства пламя, Высоких дум спасительный недуг! В моей стране часы иначе бьются, Идут, не ошибаясь никогда, Предвидя час, когда они сольются На всей земле для мирного труда. Неугасимой верой в человека, В его свершенья этот мерный звон Звучит на величайшей башне века Для всех народов и для всех времен!
Примечания
1. См. стихотворение «Река времен...» Г.Р.Державина
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
Стоит она здесь на излуке, Над рябью забытых озер, И тянет корявые руки В колеблемый зноем простор. В скрипучей старушечьей доле, Надвинув зеленый платок, Вздыхает и слушает поле, Шуршащее рожью у ног. К ней ластятся травы погоста, Бегут перепелки в жару, Ее золотая береста Дрожит сединой на ветру; И жадно узлистое тело, Склонясь к придорожной пыли, Корнями из кочки замшелой Пьет терпкую горечь земли. Скупые болотные слезы Стекают к ее рубежу, Чтоб сердце карельской березы Труднее давалось ножу; Чтоб было тяжелым и звонким И, знойную сухость храня, Зимой разрасталось в избенке Трескучей травою огня. Как мастер, в суке долговязом Я выпилю нужный кусок, Прикину прищуренным глазом, Где слой поубористей лег. В упрямой и точной затее Мечту прозревая свою, Я выбрал кусок потруднее, Строптивый в неравном бою. И каждый резьбы закоулок Строгаю и глажу стократ — Для крепких домашних шкатулок И хрупкой забавы ребят. Прости, что кромсаю и рушу, Что сталью решаю я спор,— Твою деревянную душу Я все-таки вылью в узор. Мне жребий завидный подарен; Стать светом — потемкам назло. И как я тебе благодарен, Что трудно мое ремесло!
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
Просторная веранда. Луг покатый. Гамак в саду. Шиповник. Бузина. Расчерченный на ромбы и квадраты, Мир разноцветный виден из окна. Вот посмотри — неповторимо новы Обычные явленья естества: Синеет сад, деревья все лиловы, Лазурная шевелится трава. Смени квадрат — все станет ярко-красным: Жасмин, калитка, лужи от дождя... Как этим превращениям всевластным Не верить, гамму красок проходя? Позеленели и пруда затоны И выцветшие ставни чердака. Над кленами все так же неуклонно Зеленые проходят облака. Красиво? Да. Но на одно мгновенье. Здесь постоянству места не дано. Да и к чему все эти превращенья? Мир прост и честен. Распахни окно! Пусть хлынут к нам и свет и щебет птичий, Пусть мир порвет иллюзий невода В своем непререкаемом обличьи Такой, как есть, каким он был всегда!
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
«Добрый Санчо, нет тебя на свете, Да и я давно уж только тень, Только книга с полки в кабинете, Вымысел ламанчских деревень. В кирпичах лежат мои палаты, Заросли кустами бузины, На чердак заброшен шлем помятый, Сломан меч и книги сожжены. Виноградников засохли корни, Герб мой — посмеяние вельмож, Россинант — добыча живодерни: Косточек — и тех не соберешь. Все же, Санчо, наши беды, муки Не прошли, не сгинули во тьме,— Ведь о нас мечтатель однорукий День и ночь писал в своей тюрьме. Знал он, что мы станем достояньем Всех, в ком живы честные сердца, Обошедшим целый мир преданьем, Сказкой, не имеющей конца. Нас уж нет. Но есть еще на свете Мельницы, разбойники и львы, Деспоты, расставившие сети, Бредни сарацинской головы. Есть леса насилья и обмана, Чащи ядовитого репья... Жаль, что я сражен был слишком рано И в бою не доломал копья! Все ж мы, Санчо, жили не напрасно, Совершали подвиги не зря. Над землей, сто тысяч лет несчастной, Свежая прорежется заря. Пусть гиены воют, злятся кобры,— Сгинет нечисть, новый день придет! Это говорит Алонзо Добрый, Спутник твой, безумец Дон-Кихот».
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
Скрипучий голос, старчески глухой, Тугие складки клетчатого пледа, Очки и взгляд, где горьких дум отстой Приправлен острословьем домоседа. Прозрачная костлявая рука Легла на набалдашнике тяжелом, А седина, подобие венка, Сквозит уже ненужным ореолом. Но кто же он? Философ? Дипломат? Сенека петербургского салона? Иль камергер, что в царскосельский сад Спустился по ступенькам Камерона? Подернут рябью озера изгиб, Кружится лист, прохладен воздух синий. Среди подагрой искривленных лип Покорно стынут голые богини. В сырой, отяжелевшей тишине На озере, уже в туман одетом, Мечети призрак, словно в полусне, Струится одиноким минаретом. «Нет, все не то». Славянство и Босфор. Писать царям стихи и наставленья, Когда в ветвях распахнутый простор, А из Европы слышен запах тленья! Менять язык, друзей и города, Всю жизнь спешить, чтоб сердце задыхалось. Шутить, блистать и чувствовать всегда, Что ночь растет, что шевелится хаос. О, за один усталый женский взгляд, Измученный вседневной клеветою И все-таки сияющий, он рад Отдать всю жизнь — наперекор покою. Чтоб только не томиться этим сном, Который мы, не ведая названья, В ночном бреду сомнительно зовем Возвышенной стыдливостью страданья. Непрочен мир! Всем надоевший гость, Он у огня сидеть уже не вправе. Пора домой. И старческая трость Вонзается в сырой, холодный гравий. Скрипят шаги, бессвязна листьев речь, Подагра подбирается к коленям. И серый плед, спускающийся с плеч, Метет листы по каменным ступеням.
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
Зеленая лампа чадит до рассвета, Шуршит корректура, а дым от сигар Над редкой бородкой, над плешью поэта Струит сладковатый неспешный угар. Что жизнь — не глоток ли остывшего чая, Простуженный день петербургской весны, Сигары, и карты, и ласка простая Над той же страницей склоненной жены? Без сна и без отдыха, сумрачный пленник Цензуры, редакций, медвежьих охот, Он видит сейчас, разогнув «Современник», Что двинулся где-то в полях ледоход. Перо задержалось на рифме к «свободе», И слышит он, руки на стол уронив, Что вот оно, близко, растет половодье На вольном просторе разбуженных нив... Иссохшим в подушках под бременем муки Ты, муза, России его передашь. Крамской нарисует прозрачные руки И плотно прижатый к губам карандаш. А слава пошлет похоронные ленты, Венки катафалка, нежданный покой Да песню, которую хором студенты Подхватят над Волгой в глуши костромской. И с этою песней пойдут поколенья По мерзлым этапам, под звон кандалов В якутскую вьюгу, в снега поселений, В остроги российских глухих городов. И вырастет гневная песня в проклятье Надменному трону, родной нищете, И песню услышат далекие братья В великой и страстной ее простоте.
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
(1845-1904) «Неволи сумрачный огонь, Разлитый в диком поле, Ложится на мою ладонь, Как горсть земли и соли. Растерта и раскалена Колючими ветрами, Она сейчас похожа на Коричневое пламя. В ней поколений перегной, Холмов остывших россыпь, Преданий степи кочевой Рассыпанные косы. И жжет мне ноздри злой простор, Песков сыпучих груды. Идут, идут по ребрам гор Мои мечты-верблюды. Пусть им шагать еще века. Вдыхать всей грудью роздых, В ночном песке студить бока И пить в колодце звезды. Они дойдут до тех времен, Когда батыр великий, Будя пустыни душный сон, В пески пошлет арыки. Когда народным кетменем, Без хана и без бая, Мы сами грудь скалы пробьем, Путь к жизни открывая. Я слышу, как шумит листва, Как там, в равнинах мира, Уже рождаются слова Великого батыра. Как, разорвав веков пласты, Плечом раздвинув недра, Народ встает из темноты, Вдыхая солнце щедро... Мои стих — от сухости земной, Но есть в нем воздух синий И зноем пахнущий настой Из солнца и полыни. Приблизь к губам, дыханьем тронь, Развей в родном раздолье Растертый каменный огонь. Щепоть земли и соли,— Он разлетится по сердцам В предгорья и равнины, И склонят слух к моим струнам Грядущих дней акыны!»
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
В родной поэзии совсем не старовер, Я издавна люблю старинные иконы, Их красок радостных возвышенный пример И русской красоты полет запечатленный. Мне ведома веков заветная псалтырь, Я жажду утолять привык родною речью, Где ямбов пушкинских стремительная ширь Вмещает бег коня и мудрость человечью. В соседстве дальних слов я нахожу родство, Мне нравится сближать их смысл и расстоянья, Всего пленительней для нёба моего Раскаты твердых «р» и гласных придыханья. Звени, греми и пой, волшебная струя! Такого языка на свете не бывало, В нем тихий шелест ржи, и рокот соловья, И налетевших гроз блескучее начало. Язык Державина и лермонтовских струн, Ты — половодье рек, разлившихся широко, Просторный гул лесов и птицы Гамаюн Глухое пение в виолончели Блока. Дай бог нам прадедов наследие сберечь, Не притупить свой слух там, где ему все ново, И, выплавив строку, дождаться светлых встреч С прозреньем Пушкина и красками Рублева. В неповторимые, большие времена Народной доблести, труда и вдохновенья Дай бог нам русский стих поднять на рамена, Чтоб длилась жизнь его, и сила, и движенье!
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
По ладожским сонным каналам, Из тихвинских чащ и болот Они приплывали, бывало, В наш город, лишь лето придет. Пройдется заря спозаранку По стеклам громад городских,— Они уже входят в Фонтанку На веслах тяжелых своих. Их день трудовой некороток В плавучем и зыбком гнезде У ржавых чугунных решеток, У каменных спусков к воде. Торгуясь еще по старинке, Хозяйки берут не спеша Какие-то плошки и крынки Из бережных рук торгаша. И, щелкнув по боку крутому, Звенящему гулко в ответ, Им кутает плотно в солому Покупку старательный дед. К чему бы такая посуда, Давно уж отжившая век, Из глины рожденное чудо, Приплывшее с северных рек? Давно уж расстались мы с нею, Но радость ребяческих дней Мне эллинских амфор стройнее И тонких фарфоров милей. Здесь, в каменном знойном июле, Забытой прохладой лесной Мне веет от этих свистулек, От чашек с нехитрой каймой. Мешали ту замесь упруго, В избушке трудясь до утра, Умельцы гончарного круга И глиняных дел мастера. Не зная расчетов науки, Храня вековую мечту, Из глины мужицкие руки Умели лепить красоту!
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.