- 992 Просмотра
- Обсудить
С приподнятой мордой сторожкой Медведь у меня на окне С растянутой в лапах гармошкой Уселся на низеньком пне. Родная в нем есть неуклюжесть, И ловкость движений притом, Когда, хлопотливо натужась, Он жмет на басовый излом. А узкая умная морда, Сверкая брусничками глаз, Глядит добродушно и гордо В мохнатой улыбке на нас. Кто, липовый плотный обрубок Зажав в самодельных тисках, Дубленый строгал полушубок И лапы в смазных сапогах? Кто этот неведомый резчик, Умелец мечты и ножа, Вложивший в безмолвные вещи Ту радость, что вечно свежа? Отменная это работа — Художество тех деревень, Где с долгого солнцеворота Не меркнет и за полночь день. Старательно, неторопливо Рождался медведь под ножом, И есть в нем та русская сила, Что в Севере дышит моем. Умелец, никем не воспетый, Прими безответный привет! Я знаю, за Вологдой где-то Есть братски мне близкий поэт.
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
Ванька-встанька — игрушка простая, Ты в умелой и точной руке, Грудой стружек легко обрастая, На токарном кружилась станке. Обточили тебя, обкатали, Прямо в пятки налили свинец — И стоит без тревог и печали, Подбоченясь, лихой молодец! Кустари в подмосковном посаде, Над заветной работой склонясь, Клали кисточкой, радости ради, По кафтану затейную вязь. Приукрасили розаном щеки, Хитрой точкой наметили взгляд, Чтобы жил ты немалые сроки, Забавляя не только ребят. Чтоб в рубахе цветастых узоров — Любо-дорого, кровь с молоком!— Свой казал неуступчивый норов, Ни пред кем не склонялся челом Чья бы сила тебя ни сгибала, Ни давила к земле тяжело,— Ты встаешь, как ни в чем не бывало, Всем напастям и горю назло И пронес ты чрез столькие годы — Нет, столетия!— стойкость свою. Я закал нашей русской породы, Ванька-встанька, в тебе узнаю!
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
Ты у моей стояла колыбели, Твои я песни слышал в полусне, Ты ласточек дарила мне в апреле, Свозь дождик солнцем улыбалась мне. Когда порою изменяли силы И обжигала сердце горечь слез, Со мною, как сестра, ты говорила Неторопливым шелестом берез. Не ты ль под бурями беды наносной Меня учила (помнишь те года?) Врастать в родную землю, словно сосны, Стоять и не сгибаться никогда? В тебе величье моего народа, Его души бескрайные поля, Задумчивая русская природа, Достойная красавица моя! Гляжусь в твое лицо — и все былое, Все будущее вижу наяву, Тебя в нежданной буре и в покое, Как сердце материнское, зову. И знаю — в этой колосистой шири, В лесных просторах и разливах рек — Источник сил и все, что в этом мире Еще свершит мой вдохновенный век!
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
Третий день идут с востока тучи, Набухая черною грозой. Пробормочет гром — и снова мучит Землю тяжкий, беспощадным зной, Да взбегают на песок колючий Волны слюдяною чередой. Тают клочья медленного дыма... Хоть бы капля на сухой ковыль, Хоть бы ветер еле уловимый Сдвинул в складки плавленую стыль! Ничего... Гроза проходит мимо, А на языке огонь и пыль. Босиком па скомканной шинели, С головой, обритой наголо, Он сидит. Усы заиндевели, Брови нависают тяжело. А глаза уставились без цели В синеву, в каспийское стекло. Перед ним в ушастом малахае Кадырбай с подругою-домброй. Скупо струны он перебирает Высохшей коричневой рукой И следит, как медленно взбегает Мутный Каспий на песок тугой. «Запевай, приятель, песню, что ли! Поглядишь — и душу бросит в дрожь. Не могу привыкнуть я к неволе, Режет глаз мне Каспий, словно нож. Пой, дружок! В проклятой этой соли Без души, без песни — пропадешь». И казах звенящий поднял голос. Он струился долгим серебром, Он тянулся, словно тонкий волос, Весь горящий солнцем. А потом Сердце у домбры вдруг раскололось, И широкострунный рухнул гром. Пел он о верблюдах у колодца, Облаках и ковыле степей, О скоте, что на горах пасется, Бедной юрте, девушке своей. Пел о том, что и кумыс не льется, Если ты изгнанник и кедей1. А солдат, на пенные морщины За день наглядевшись допьяна, Трубку погасил и в песне длинной Слушает, как плачется струна, Как пчелой жужжит про Украину, Что цветами вишен убрана. Хата ли в медвяных мальвах снилась, Тополь ли прохладной тенью лег,— Сердце задыхалось, торопилось, Волосы чуть трогал ветерок, И слеза свинцовая катилась По усам солдатским на песок. Уходило солнце, длилось пенье, Гасла степь, был вечер сух и мглист. Замер и растаял в отдаленье Вздох домбры, неповторимо чист, И в ответ в казармах укрепленья Трижды зорю проиграл горнист.
Примечания
1. Кедей — бедняк.
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
Колючие травы, сыпучие дюны И сосны в закатной туманной пыли, Высокие сосны, тугие, как струны На гуслях рапсодов латышской земли. За ними взбегает Янтарное море На сглаженный ветром ребристый песок, И горькая пена в усталом узоре, Слабея и тая, ложится у ног. Склоняясь в крылатке над тростью тяжелой, С помятою черною шляпой в руке Стоит он, вдыхая вечерние смолы, На темном, остывшем от зноя песке. Оставили след свой суровые годы В морщинах, в короткой его седине, Но те же глаза сквозь туман непогоды Глядят, разгораясь в холодном огне. Быть может, и радость приходит все реже, И медлит в полете раздумчивый стих, Но он не сдается — ведь сосны все те же И та же могучая поступь у них! Пусть яростно ветры над ними несутся, Пусть давит им плечи дождливая муть, Их можно сломать, но они не согнутся, Со скрипом, со стоном, но выпрямят грудь. И, в дюны впиваясь пятой узловатой, Как мачты тугие, гудя в высоте, Несут они берег — свой парус косматый — К бессонному солнцу и вечной мечте.
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
От дремучих лесов, молчаливых озер И речушек, где дремлют кувшинки да ряска, От березок, взбегающих на косогор, От лугов, где пылает рыбачий костер, Ты пришла ко мне, Русская сказка! Помню дымной избушки тревожные сны. Вздох коровы в хлеву и солому навеса, В мутноватом окошке осколок луны И под пологом хвойной густой тишины Сонный шорох могучего леса. Там без тропок привыкли бродить чудеса, И вразлет рукава поразвесила елка, Там крадется по зарослям темным лиса, И летит сквозь чащобу девица-краса На спине густошерстого волка. А у мшистого камня, где стынет струя, Мне Аленушки видятся грустные косы... Это русская сказка, сестрица моя, Загляделась в безмолвные воды ручья, Слезы в омут роняя, как росы. Сколько девичьих в воду упало колец, Сколько бед натерпелось от Лиха-злодея! Но вступился за правду удал-молодец. И срубил в душном логове меч-кладенец Семь голов у проклятого Змея. Что веков протекло — от ворот поворот! Все сбылось, что порою тревожит и снится: Над лесами рокочет ковер-самолет, Соловей-чудодей по избушкам поет, И перо зажигает Жар-Птица. И к алмазным пещерам приводят следы, И встают терема из лесного тумана, Конь железный рыхлит чернозем борозды, В краткий срок от живой и от мертвой воды Давних бед заживляются раны. Сколько в сказках есть слов — златоперых лещей, Век бы пил я и пил из родного колодца! Правят крылья мечты миром лучших вещей, И уж солнца в мешок не упрячет Кащей, Сказка, русская сказка живой остается!
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
Я не хочу крошить по мелочам Священный хлеб отеческих преданий. Еще в пути он пригодится нам, Достоин он сыновней нашей дани. Отцы ведь были не глупее нас, И то, что в тьме неволи им мечталось, Наследством нашим стало в добрый час, Чтоб их заря все дальше разгоралась. Когда я с изумлением смотрю На эти древнерусские соборы, Я вижу с них, подобно звонарю, Родных лесов и пажитей просторы. Не чад кадил, не слепоту сердец, Взалкавших недоступного им рая, А творчества слепительный венец, Вознесшегося, время попирая. Великий Новгород и древний Псков — Нас от врага спасавшие твердыни — Вот что в искусстве старых мастеров Пленяет нас и радует поныне. Был точен глаз их, воля их крепка, Был красоты полет в дерзаньях отчих. Они умели строить на века. Благословим же труд безвестных зодчих! В родном искусстве и на их дрожжах Восходит нас питающее тесто, И попирать былое, словно прах, Родства не помня, было бы нечестно. А эти крепости-монастыри, Служившие защитою народу, Со дна веков горят, как янтари, На радость человеческому роду.
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
Советская поэзия. В 2-х томах.Городок занесен порошею, Солнце словно костром зажгли, Под пушистой, сыпучей ношею Гнутся сосенки до земли. Воробьи на антеннах весело Расшумелись, усевшись в ряд, И к крылечку береза свесила Снежный девичий свой наряд. Мастерица над станом клонится И, коклюшками шевеля, Где за ниткою нитка гонится, Песню ткет про тебя, земля. Пальцы, легкие и проворные, Заплетают, вспорхнув едва, Как мороз по стеклу, узорные Вологодские кружева. И чего-то в них не рассказано, Не подмечено в добрый час! Здесь судьба узелком завязана Для приметливых карих глаз. Там дорожки, что с милым хожены, Все в ромашках весенних рощ, И следы, что лисой проложены, И косой серебристый дождь. А стежки то прямы, то скошены, Разрослись, как в озерах цвель,— То ли ягоды, то ль горошины, То ль обвивший крылечко хмель. Слово к слову, как в песне ставится: С петлей петелька — вширь и вкось, Чтобы шла полоса-красавица, Как задумано, как сбылось. Расцветайте светло и молодо, Несказанной мечты слова... Вот какие умеет Вологда Плесть затейные кружева!
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
Если не пил ты в детстве студеной воды Из разбитого девой кувшина. Если ты не искал золотистой звезды Над орлами в дыму Наварина, Ты не знаешь, как эти прекрасны сады С полумесяцем в чаще жасмина. Здесь смущенная Леда раскинутых крыл Не отводит от жадного лона, Здесь Катюшу Бакунину Пушкин1 любил Повстречать на прогулке у клена И над озером первые строфы сложил Про шумящие славой знамена. Лебедей он когда-то кормил здесь с руки, Дней лицейских беспечная пряжа Здесь рвалась от порывов орлиной тоски В мертвом царстве команд и плюмажа, А лукавый барокко бежал в завитки На округлых плечах Эрмитажа. О, святилище муз! По аллеям к пруду Погруженному в сумрак столетий, Вновь я пушкинским парком, как в детстве, иду Над прудом с отраженьем Мечети, И гостят, как бывало, в лицейском саду Светлогрудые птички и дети. Зарастает ромашкою мой городок, Прогоняют по улице стадо, На бегущий в сирень паровозный свисток У прудов отвечает дриада. Но по-прежнему парк золотист и широк, И живая в нем дышит прохлада. Здесь сандалии муз оставляют следы Для перстов недостойного сына, Здесь навеки меня отразили пруды, И горчит на морозе рябина — Оттого, что я выпил когда-то воды Из разбитого девой кувшина.
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
Герой Двенадцатого года, Непобедимый партизан, В горячих схватках в честь народа Крутил он вихрем доломан. Гусарской саблею сверкая, Строфу свою рубя сплеча, Он знал, что муза, «дева рая», Куда как сердцем горяча! За словом он в карман не лазил, Вельмож Олимпа звал на ты, Кутил, не вовремя проказил, Служил заветам красоты. И обойденным генералом, В Москве, в отставке, свой халат Предпочитал придворным балам И пестрой радуге наград. К неуспокоенным сединам Внушив насмешливый почет, Остался он Беллоны сыном И среди старческих невзгод. Лихой гусар, любил он струнность Строфы с горчинкой табака, И, волей муз, такая юность Eму досталась на века.
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
Не в силах бабушка помочь, Царь недоволен, власти правы. И едет он в метель и ночь За петербургские заставы. Еще стучит ему в виски Гусарский пунш. Шальной мазуркой Мелькают версты, ямщики И степь, разостланная буркой... «Поручик, это вам не бал. Извольте в цепь с четвертой ротой!» — И поперхнулся генерал Глотком наливки и остротой. От блюдца с косточками слив, От карт в чаду мутно-зеленом Он встал, презрительно-учтив, И застегнул сюртук с поклоном. Покуда злоба весела И кружит голову похмелье, Скорей винтовку из чехла — Ударить в гулкое ущелье! Поет свинец. В горах туман. Но карту бить вошло в привычку, Как поутру под барабан Вставать в ряды на перекличку. Душа, как олово, мутна, Из Петербурга — ни полслова, И Варенька Лопухина Выходит замуж за другого. Кто знал «погибельный Кавказ» (А эта песня не для труса!), Тот не отводит жадных глаз Со льдов двугорбого Эльбруса. Как колокольчик под дугой, И день и ночь в тоске тревожной, Он только путник почтовой По офицерской подорожной. Но дышит жар заветных строк Все той же волей неуклонной, И каждый стих его — клинок, Огнем свободы закаленный. И не во вражеский завал, Не в горцев нищие селенья,— Он стих как пулю бы вогнал В тех, кто на страже угнетенья! И не простит он ничего Холопам власти, черни светской, За то, что вольный стих его Отравлен воздухом мертвецкой. Нет! Будет мстить он, в палачей Страны своей перчатку кинув, Пока не поднял — и скорей!— Стволов какой-нибудь Мартынов.
Всеволод Рождественский.
Стихотворения.
Библиотека советской поэзии.
Лениград: Художественная литература, 1970.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.