Высоцкий Владимир (122)

Стихи, посвященные Владимиру Высоцкому

Твой случай таков, что мужи этих мест и предместий

Белее Офелии бродят с безумьем во взоре.

Нам, виды видавшим, ответствуй, как деве прелестной:

Так быть или как? Что решил ты в своем Эльсиноре?

Пусть каждый в своем Эльсиноре решает, как может,

Дарующий радость — ты щедрый даритель страданья.

Но Дании всякой нам данной тот славу умножит,

Кто подданных душу возвысит до слез, до страданья, рыданья.

Спасение в том, что сумели собраться на площадь

Не сборищем сброда, спешащим глазеть на Нерона,

А стройным собором собратьев, отринувших пошлость.

Народ невредим, если боль о певце всенародна.

Народ, народившись, не неуч, он ныне и присно

Не слушатель вздора и не собиратель вещицы.

Певца обожая, расплачемся, — доблестна тризна.

Быть или не быть — вот вопрос, как нам быть. Не взыщите.

Люблю и хвалю, не отвергшего смертную чашу.

В обнимку уходим все дальше, все выше и чище.

Не скряги — не жаль, что сердца разбиваются наши,

Лишь так справедливо, ведь если не наши, то чьи же?

Б. Ахмадулина.

(Нач. Авг. 1980)

Владимиру Высоцкому

«С меня при цифре 37 в момент слетает хмель,

Вот и сейчас, как холодом подуло…

Под эту цифру Пушкин подгадал себе дуэль,

И Маяковский лег виском на дуло.»

«… Срок жизни увеличился,

И, может быть, концы

Поэтов отодвинулись на время.»

Всего пяток прибавил бог к этой цифре 37,

Всего пять лет накинул к жизни плотской.

И в 42 закончил и Рассел, и Джо Дассен,

И в 42 закончил наш Высоцкий.

Не нужен нынче револьвер, чтоб замолчал поэт,

Он сердцем пел — и сердце разорвалось!

Он знал — ему до смерти петь, не знал лишь сколько лет,

А оставалось петь такая малость.

Но на дворе двадцатый век, остался голос жить,

Записан он на дисках и кассетах.

А пленки столько на земле, что если разложить,

То можно ею обернуть планету.

И пусть по радио твердят, что умер Джо Дассен,

И пусть молчат, что умер наш Высоцкий.

Что нам Дассен, о чем он пел не знаем мы совсем

Высоцкий пел о нашей жизни скотской.

Он пел о том, о чем молчат, себя сжигая, пел,

Свою большую совесть в мир обрушив.

По лезвию ножа ходил, винил, кричал, хрипел

И резал в кровь свою и наши души.

И этих ран не залечить и не перевязать,

Вдруг замолчал-и холодом подуло…

Хоть умер от инфаркта он, но можем мы сказать:

За всех за нас он лег виском на дуло.

Валентин Гафт.

28 Июля. Таганская площадь. Проводы

Люди просто не стоят, люди думают,

И свистят, и кроют матом милицию,

А за ней официальщину дубовую.

Лучше в церковь бы пойти — поклониться.

Люди просто не стоят люди требуют,

Чтобы память не ушла с катафалками,

Чтоб глядел он из окна добрым гением…

Вот о чем кричат над Таганкою.

Умер лучший человек в государстве.

Душу болью не трави — может статься,

Впереди еще и беды и мытарства…

Умер главный человек государства.

Смотрите, люди, на такси!

Смотрите, проезжая мимо!

Так чтут поэтов на Руси

И так порою ненавидят.

Склонились у ног его боги и бесы,

Ведь даже они не поверили смерти.

Гитара под утро озябнет без песни.

Согрейте ее — бога ради! Согрейте!

М. Копылова

(Нач. Авг. 1980)

* * *

Пророков нет в отечестве моем,

А вот теперь ушла еще и совесть.

Он больше не споет вам ни о чем,

И можно жить совсем не беспокоясь.

Лишь он умел сказать

И спеть умел,

Чтоб ваших дум в ответ звучали струны.

Аккорд его срывался и звенел,

Чтоб нас заставить мучаться и думать.

Он не дожил, не досказал всего,

Что билось пульсом и в душе звучало.

И сердце отказало от того,

Что слишком долго отдыха не знало.

Он больше на эстраду не войдет

Так просто, вместе с тем так достойно…

Он умер?! Да!!! И все же он поет!

И песни эти не дадут нам спать спокойно.

Никита Высоцкий

Июль-август 1980 г. Москва

Памяти Владимира Высоцкого

Вот уж сорок дней, как к могиле мы этой приходим…

И в молчаньи стоим, скорбно головы вниз наклоня,

Словно ждем еще песен, которые стонут в народе,

Но в мозгу одна мысль: «Не услышать нам больше тебя!..»

А на лицах вопрос: «Почему? Отчего так случилось?»

Может мы виноваты и не сберегли?!

Лишь в ответ-тишина… Тихий шепот стихов у могилы…

И у каждого в сердце кусок своей личной и общей вины!

«Как ты жил? Чем ты жил?» — Ты с экрана нам улыбался…

Иногда доставался нам в театр на Таганку случайный билет,

И у каждого диск напетый тобою остался… —

Вот и все! А теперь у нас даже и этого нет!

Мы приходим сюда, засыпая могилу цветами,

И часами стоим здесь, обиду и боль затая…

Мысли в сердце рифмуются только одними стихами…

— Что еще рассказать всем? — Что забыли сказать про тебя???

Не обидно ли разве, когда молодыми уходят?!…

В 40 лет человек полон жизни и творческих сил,

И талант-через край! Эх, Володя, Володя!!! Ведь ты правду любил — значит жизнь ты подавно любил!

Тишина… Тихо падает лист на промокшую землю…

Скорбь природы выплакивается проливным, моросящим дождем…

Почернела гитара от дождя иль от слез, словно дремля,

Как подруга тоскует о нем! Все о нем и о нем!

Беспощадно время летит… И часы и минуты сметает…

Сыновья подрастут, обновится с весною земля!

А дороги к могилам травою, как всегда, зарастают!…

Лишь останется в памяти дней недопетая песня твоя!

2 сент. 1980 г. г. Москва

На смерть Владимира Высоцкого

Кони,

Кони,

Кони,

Кони.

Привередливые кони.

Путь окончен.

Путь окончен.

Путь окончен.

Ветер захлебнулся пеной.

Кто там высказаться хочет?

Кто там хочет что-то вспомнить?

Поздно.

Поздно.

Путь окончен.

Помолчим же, как сумеем.

Лучше б громче и смелее.

Отчего же,

Отчего же Мы не смели?

И не смеем? Всем понятно,

Все понятно,

Все, что можно:

Честен, дерзок, незапятнан.

Остальное — промолчали!

А душа — она кричала!

А сарказм — бросал перчатку!

Может лучше для начала

Просто взять и напечатать?

Все до самой горькой боли,

Все до самой главной строчки,

До последней,

И, тем более,

Разве кто-нибудь не хочет?

Он хрипел, глаза не прятал,

Ну, а мы, а мы посмеем?

Что, кишка тонка? А значит,

Не чета нам рыцарь смеха.

Нам в детсадик бы с досадой

Нашей тихой и пристойной.

Потоптались, рассосались,

Погрустили и за столик…

Ю. Верзилов. Редактор.

(26.07.80)

«Врубите Высоцкого!»

О певце ни стихов, ни заметки

Не отыщешь в газетном столбце.

Мой редактор глотает таблетки

И вздыхает, мрачнея в лице.

Не податься куда ль на вакантное?

Понимает, не глуп, старина,

Почему у могилы в Ваганьково

Сорок суток дежурит страна.

Стыдно старому думать, что скоро

Каждый и без печати поймет,

Что не просто певца и актера

Так чистейше оплакал народ

(Мало ль их, что играют, играючи,

Что поют и живут припеваючи).

Нет, ушел надорвавшийся гений,

Раскаливший наши сердца,

Поднимающий трусов с коленей

И бросающий в дрожь подлеца.

Как Шукшин, усмехнувшись с экрана,

Круто взмыл он в последний полет.

Может, кто-нибудь лучше сыграет,

Но никто уже так не споет.

Уникальнейший голос в России

Оборвался басовой струной.

Плачет лето дождями косыми,

Плачет осень багряной листвой.

На могиле стихи и букеты

О народной любви кричат!

А газеты? Молчат газеты,

Телевизоры тоже молчат…

Брызни, солнышко, светом ярким!

Душу выстудил крик совы.

Вознесенский прекрасно рявкнул!

Женя, умница, где же вы?

Подлость в кресле сидит, улыбается,

Славу, мужество — все поправ!

Неужели народ ошибается,

А дурак политический прав?

…Мы стоим под чужим окном,

Жадно слушаем, рты разинув,

Как охрипшая совесть России,

Не сдаваясь, кричит о своем.

А. В.

Владимиру Высоцкому — самому высокому из нас

Хоть о камень башкою,

Хоть кричи — не кричи,

Я услышал такое

В июльской ночи

Что в больничном вагоне,

Не допев лучший стих,

После долгих агоний

Высоцкий затих.

Смолкли хриплые трели,

Хоть кричи — не кричи,

Что же мы проглядели?

И друзья, и врачи.

Я в бреду, как в тумане,

Вместо компаса злость.

Отчего, россияне,

Так у нас повелось.

Только явится парень

Неуемной души

И сгорит, как Гагарин,

И замрет, как Шукшин,

Как Есенин повиснет,

Как Вампилов нырнет,

Словно, кто поразмыслив,

Стреляет их в лет.

До свидания, тезка!

Я пропитан тобой

Твоей рифмою хлесткой

И хлесткой судьбой.

Что там я, миллионы,

Точнее народ,

Твои песни — знамена

По жизни несет.

Ты был совесть и смелость,

И личность и злость,

Чтобы там тебе пелось

И, конечно, пилось.

В звоне струн, в ритме клавиш

Ты навеки речист,

До свидания, товарищ,

Народный артист!

Владимир Солоухин.

(Нач. Сент. 1980)