Меню
Назад » »

Высоцкий Владимир (41)

ДУХ СВЯТОЙ
Возвращаюсь я с работы,
Рашпиль ставлю у стены.
Вдруг в окно порхает кто-то,
Из постели, от жены.
Я, конечно, вопрошаю: „Кто такой?"
А она мне отвечает: „Дух святой"
Ох, я встречу того духа,
Ох, отмечу его в ухо,
Дух он тоже духу рознь,
Коль святой, так машку брось.
Хоть ты кровь голубая,
Хоть ты белая кость,
До Христа дойду я знаю —
Не пожалует Христос.
Машка — вредная натура,
Так и лезет на скандал,
Разобиделася, дура,
Вроде, значит, помешал.
Я сперва сначала с лаской: то да се,
А она к стене с опаской; Вот и все.
Я тогда цежу сквозь зубы,
Но уже, конечно, грубо.
Хоть он возрастом и древний,
Хоть годов ему тыщ шесть,
У него в любой деревне
Две-три бабы точно есть.
Я к Марии с предложеньем,
Я ж на выдумки мастак:
Мол, в другое воскресенье
Ты, маруся, сделай так:
Я потопаю под утро, мол, пошел,
А ты прими его как будто хорошо.
Ты накрой его периной
И запой. Тут я с дубиной
Он крылом, а я колом,
Он псалмом, а я кайлом.
Тут, конечно, он сдается,
Честь Марии спасена,
Потому что мне сдается
Этот ангел — сатана.
Вот влетаю с криком с древом,
Весь в надежде на испуг.
Машка плачет. Машка, где он?
Улетел желанный дух.
Но как же это, я не знаю, как успел?
А вот так вот, отвечает, улетел.
Он, говорит, псалмы мне прочитал,
И крылом пощекотал.
Ты шутить с живым-то мужем,
Ах, ты скверная жена.
Я взмахнул своим оружьем.
Смейся, смейся, сатана.

ПАТРИЦИЙ
Как-то вечером патриции
Собрались у Капитолия,
Новостями поделиться
И выпить малость алкоголия,
Не вести ж бесед тверезыми.
Марк-патриций не мытарился:
Пил нектар большими дозами
И ужасно нанектарился.
И под древней под колонною
Он исторг из уст проклятия:
— Эх, с почтенною Матреною
Разойдусь я скоро, братия.
Она спуталась с поэтами,
Помешалась на театрах,
Так и шастает с билетами
На приезжих гладиаторов.
„Я, — кричит, — от бескультурия
Скоро стану истеричкою."
В общем злобствует, как фурия,
Поощряема сестричкою.
Только цыкают и шикают, —
Ох, налейте снова мне двойных.
Мне ж рабы в лицо хихикают…
На войну бы мне, да нет войны.
Я нарушу все традиции,
Мне не справиться с обеими.
Опускаюсь я, патриции.
Дую горькую с плебеями.
Я ей дом оставлю в персии,
Пусть берет сестру-мегерочку,
А на отцовские сестерции
Заведу себе гетерочку.
У гетер, хотя безнравственней,
Но они не обезумели.
У гетеры пусть все явственней,
Зато родственники умерли.
Там сумею исцелиться и
Из запоя скоро выйду я… и
Пошли домой патриции,
Марку пьяному завидуя.

ПЕСНЯ РЫЦАРЯ
Сто сарацинов я убил во славу ей,
Прекрасной даме посвятил я сто смертей.
Но наш король, лукавый сир,
Затеял рыцарский турнир.
Я ненавижу всех известных королей!
Вот мой соперник, рыцарь круглого стола.
Чужую грудь мне под копье король послал,
Но в сердце нежное ее, мое направлено копье.
Мне наплевать на королевские дела!
Герб на груди его — там плаха и петля,
Но будет дырка там, как в днище корабля.
Он самый первый фаворит, к нему король благоволит.
Но мне сегодня наплевать на короля!
Король сказал: — он с вами справится шаля.
И пошутил: — пусть будет пухом вам земля.
Я буду пищей для червей, тогда он женится на ней.
Простит мне бог, я презираю короля!
Вот подан знак. друг друга взглядом пепеля,
Коней мы гоним, задыхаясь и пыля.
Забрало поднято — изволь.
Ах, как волнуется король!
Но мне, ей-богу, наплевать на короля!
Итак, все кончено. пусть отдохнут поля.
Вот льется кровь его на стебли ковыля.
Король от бешенства дрожит, но мне она принадлежит.
Мне так сегодня наплевать на короля!
Но в замке счастливо мы не пожили с ней:
Король в поход послал на сотни долгих дней.
Не ждет меня мой идеал.
Ведь он — король, а я — вассал,
И рано, видимо, плевать на королей.
РОЗА-ГИМНАЗИСТКА
В томленьи одиноком,
В тени, не на виду,
Под неусыпным оком
Цвела она в саду.
Маман всегда с друзьями,
Папа от них сбежал,
Зато каштан ветвями
От взглядов укрывал.
Высоко или низко
Каштан над головой,
Но роза-гимназистка
Увидела его.
Нарцисс — цветок воспетый,
Отец его — магнат
У многих роз до этой
Вдыхал он аромат.
Он вовсе был не хамом, —
Изысканных манер.
Мама его — гранд-дама,
Папа — миллионер.
Он в детстве был опрыскан,
Не запах, а дурман
И роза-гимназистка
Вступила с ним в роман.
И вот, исчадье ада,
Нарцисс тот, ловелас, —
Иди ко мне из сада. —
Сказал ей как-то раз.
Когда еще так пелось?
И роза в чем была,
Сказала: — ах, — зарделась
И вещи собрала.
И всеми лепестками
Он завладел, нахал…
Маман была с друзьями,
Каштан уже опал.
Искала роза счастья
И не видала как
Сох от любви и страсти
Почти что зрелый мак.
Но думала едва ли,
Как душит пошлый цвет…
Все лепестки опали
И розы больше нет.
И в черном цвете мака
Был траурный покой…
Каштан ужасно плакал,
Когда расцвел весной.


ЧЕРНОЕ ЗОЛОТО
ЧЕРНОЕ ЗОЛОТО
Не космос, метры грунта надо мной,
И в шахте не до праздничных процессий,
Но мы владеем тоже внеземной
И самою земною из профессий.
Любой из нас, ну чем не чародей,
Из преисподней наверх уголь мечем.
Мы топливо отнимем у чертей,
Свои котлы топить им будет нечем.
Сорвано, уложено, сколото
Черное надежное золото.
Да, сами мы, как дьяволы в пыли,
Зато наш поезд не уйдет порожний.
Терзаем чрево матушки-земли,
Но на земле теплее и надежней.
Вот вагонетки, душу веселя,
Проносятся, как в фильме о погонях,
И шуточку: даешь стране угля!
Мы чувствуем на собственных ладонях.
Сорвано, уложено, сколото
Черное надежное золото.
Воронками изрытые поля
Не позабудь и оглянись во гневе.
Но нас, благословенная земля,
Прости за то, что роемся во чреве.
Да, мы бываем в крупном барыше,
Но роем глубже, словно не насытясь.
Порой копаться в собственной душе
Мы забываем, роясь в антраците.
Сорвано, уложено, сколото
Черное надежное золото.
Не боялся заблудиться в темноте
И захлебнуться пылью — не один ты.
Вперед и вниз — мы будем на щите,
Мы сами рыли эти лабиринты.
Сорвано, уложено, сколото
Черное надежное золото.

ДАЛЬНИЙ РЕЙС
Мы без этих колес, словно птицы без крыл.
Пуще зелья нас приворожила
Пара сот лошадиных сил
И, наверно, нечистая сила.
Говорят, все конечные пункты земли
Нам маячат большими деньгами.
Километры длиною в рубли,
Говорят, остаются за нами.
Хлестнет по душам
Нам конечный пункт.
Моторы глушим
И плашмя на грунт.
Пусть говорят — мы за рулем
За длинным гонимся рублем,
Да, это тоже, но суть не в том.
Нам то тракты прямые, то петли шоссе.
Эх, еще бы чуток шоферов нам!
Не надеюсь, что выдержат все
Не сойдут на участке неровном.
Но я скатом клянусь — тех, кого мы возьмем
На два рейса на нашу галеру,
Живо в божеский вид приведем
И, понятно, в шоферскую веру.
И нам, трехосным,
Тяжелым на подъем
И в переносном
Смысле и в прямом,
Обычно надо позарез,
И вечно времени в обрез!
Оно понятно — далекий рейс.
В дальнем рейсе сиденье — то стол, то лежак,
А напарник считается братом.
Просыпаемся на виражах,
На том свете почти, правым скатом.
На колесах наш дом, стол и кров за рулем
Это надо учитывать в сметах.
Мы друг с другом расчеты ведем
Общим сном в придорожных кюветах.
Земля нам пухом,
Когда на ней лежим,
Полдня под брюхом,
Что-то ворожим.
Мы не шагаем по росе
Все наши оси, тонны все
В дугу сгибают мокрое шоссе.
Обгоняет нас вся мелкота,
И слегка нам обгоны, конечно, обидны.
Но мы смотрим на них свысока,
А иначе нельзя из кабины.
Чехарда дней, ночей, то лучей, то теней…
Но в ночные часы перехода
Перед нами стоит без сигнальных огней
Шоферская лихая свобода.
Сиди и грейся
Болтает, как в седле,
Без дальних рейсов
Нет жизни на земле.
Кто на себе поставил крест,
Кто сел за руль, как под арест,
Тот не способен на дальний рейс.

Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar