Высоцкий Владимир (68)

Высоцкий Владимир Книга 2

ОТ АВТОРА

Дело в том, что все песни, которые я пою, я пишу сам, — и текст, и музыку. Сам их исполняю и сам, как могу, подыгрываю себе на гитаре. Поэтому я совсем не принадлежу к разряду эстрадных певцов.

Это есть жанр авторской песни, исполнительский жанр. И можно это называть пением или речитативом, и как угодно.

Во всяком случае, просто у нас не практикуется, чтобы человек сам делал, так сказать все, чтобы он был един в трех лицах. Разные авторы песен, которые поются с эстрады.

Но я считаю, что то, что делаем мы, — вот несколько человек есть, — вы их иногда слышите: некоторых по телевидению, ну меня нет, а в кино вот я пишу, — это правильно вот почему.

Я стараюсь все песни, которые я написал, — а их шестьсот, исполнять сам. поэтому я не очень доволен, когда поют мои песни другие певцы.

Не от того, что они их портят, — они, вероятно, поют их лучше. А просто они, вероятно, не могут сказать то, чего я хотел в этой песне.

И иногда песне приписывается значение такое после этих исполнений, которого она не имеет, она не несет таких нагрузок.

Ну вот, это я просто так, небольшую преамбулу. А теперь песни.

Город Ташкент

20 сентября 1973 года.

Инструкция перед поездкой за рубеж

Я вчера закончил ковку, и два плана залудил

И в загранкомандировку от завода угодил.

Копоть, сажу смыл под душем, съел холодного язя

И инструкцию прослушал, что там можно, что нельзя.

Там у них пока что лучше бытово

Так, чтоб я не отчебучил не того,

Он мне дал прочесть брошюру, как наказ,

Чтоб не вздумал жить там сдуру, как у нас.

Говорил со мной, как с братом, про коварный зарубеж,

Про поездку к демократам в польский город Будапешт:

«Там у них уклад особый, нам так сразу не понять,

Ты уж их, браток, попробуй хоть немного уважать.

Будут с водкою дебаты, отвечай:

Нет, ребята-демократы, только чай.

От подарков их сурово отвернись,

Мол, у самих добра такого завались».

Он сказал: «Живи в комфорте, экономь, но не дури.

Ты гляди, не выкинь фортель — с сухомятки не помри.

В этом чешском Будапеште уж такие времена.

Может скажут: „Пейте, ешьте", ну, а может, ни хрена».

Ох, я в Венгрии на рынок похожу.

На немецких, на румынок погляжу.

Демократки, — уверяли кореша,

Не берут с советских граждан ни гроша.

«Буржуазная зараза там всюду ходит по пятам.

Опасайся пуще сглаза ты внебрачных связей там.

Там шпионки с крепким телом, ты их в дверь — они в окно.

Говори, что с этим делом мы покончили давно.

Но могут действовать они не прямиком,

Шасть в купе, и притвориться мужиком.

А сама наложит тола под корсет…

Ты проверяй, какого пола твой сосед»

Тут давай его пытать я:

«Опасаюсь, маху дам.

Как проверить?

Лезть под платье? —

Так схлопочешь по мордам».

Но инструктор парень-дока, деловой. Попробуй, срежь!

И опять пошла морока про коварный зарубеж.

Я популярно объясняю для невежд:

Я к болгарам уезжаю, в Будапешт.

Если темы там возникнут — сразу снять.

Бить не нужно. А не вникнут — разъяснять.

Я по ихнему ни слова ни в дугу и ни в тую.

Молот мне — так я любого в своего перекую.

Но ведь я не агитатор, я потомственный кузнец,

Я к полякам в Улан-Батор не поеду наконец.

Сплю с женой, а мне не спится: «Дусь, а Дусь.

Может я без заграницы обойдусь?

Я ж не ихнего замеса, я сбегу.

Я ж на ихнем ни бельмеса, ни гу-гу».

Дуся дремлет, как ребенок, накрутивши бигуди.

Отвечает мне спросонок: «Знаешь, Коля, не зуди.

Что-то, Коль, больно робок. Я с тобою разведусь.

Двадцать лет живем бок о бок, и все время Дусь, да Дусь.

Обещал, забыл ты, верно, ох хорош!

Что клеенку с Бангладеша привезешь.

Сбереги там пару рупий, не бузи.

Хоть чего, хоть черта в ступе привези».

Я уснул, обняв супругу, Дусю нежную мою.

Снилось мне, что я кольчугу, щит и меч себе кую.

Там у них другие мерки, не поймешь — съедят живьем.

И все снились мне венгерки с бородами и ружьем.

Снились Дусины клеенки цвета беж

И нахальные шпионки в Бангладеш.

Поживу я, воля божья, у румын.

Говорят, они с поволжья, как и мы.

Вот же женские замашки: провожала — стала петь.

Отутюжила рубашки — любо-дорого смотреть.

До свиданья, цех кузнечный, аж до гвоздика родной.

До свиданья, план мой встречный, перевыполненный мной.

Пили мы, мне спирт в аорту проникал.

Я весь путь к аэропорту проикал.

К трапу я, а сзади в спину, будто лай:

«На кого ты нас покинул, Николай!»

Джеймс Бонд

Себя от надоевшей славы спрятав,

В одном из их соединенных штатов,

В глуши и дебрях чуждых нам систем,

Жил-был, известный больше, чем Иуда,

Живое порожденье Голливуда,

Артист Джеймс Бонд, шпион, агент-07

Был этот самый парень

Звезда — ни дать ни взять,

Настолько популярен,

Что страшно рассказать.

Да шуточное ль дело?

Почти что полубог

Известный всем Марчелло

В сравненьи с ним — щенок!

Он на своей, на загородной вилле

Скрывался, чтоб его не подловили

И умирал от скуки и тоски.

А то, бывало, встретят у квартиры,

Набросятся и рвут на сувениры

Последние штаны и пиджаки.

Вот так и жил, как в клетке,

Ну, а в кино потел.

Различные разведки

Дурачил, как хотел.

То ходит в чьей-то шкуре,

То в пепельнице спит,

А то на абажуре

Кого-то соблазнит.

И вот, артиста этого, Джеймс Бонда,

Товарищи из гос- и фильмофонда

В совместную картину к нам зовут.

Чтоб граждане его не узнавали,

Он к нам решил приехать в одеяле,

Мол, все равно на клочья разорвут.

Но, посудите сами:

На проводах в USА

Все хиппи с волосами

Побрили волоса,

С него сорвали свитер

Отгрызли вмиг часы,

И разобрали плиты

Со взлетной полосы.

И вот в Москве нисходит он по трапу,

Дает доллар носильщику на лапу

И прикрывает личность на ходу.

Вдруг кто-то шасть на газике к агенту,

И киноленту вместо документа,

Что мол свои, мол, «How do you do».

Огромная колонна

Стоит сама в себе,

И встречают чемпиона

По стендовой стрельбе.

Попал во все, что было

Он выстрелом с руки.

По нем бабье сходило

С ума и мужики.

Довольный, что его не узнавали,

Он одеяло снял в национале.

Но, несмотря на личность и акцент,

Его там обозвали оборванцем,

Который притворился иностранцем

И заявил, что, дескать, он агент.

Швейцар его за ворот…

Решил открыться он.

— 07 я.

— Вам межгород?

Так надо взять талон.

Во рту скопилась пена

И горькая слюна,

И в позе супермена

Он уселся у окна.

Но кинорежиссеры прибежали

И недоразумение замяли,

И разменяли фунты на рубли…

Уборщица кричала: «Вот же пройда.

Подумаешь, агентишко какой-то.

У нас в девятом принц из Сомали».

Гололед

Гололед на земле, гололед,

Целый год напролет гололед,

Будто нет ни весны ни лета.

Чем-то скользким покрыта планета,

Люди, падая бьются об лед,

Гололед на земле, гололед,

Целый год напролет гололед.

Даже если планету в облет,

Не касаясь планеты ногами,

То один, то другой упадет,

И затопчут его сапогами.

Гололед на земле, гололед,

Целый год напролет гололед,

Гололед на земле, гололед,

Будто нет ни весны, ни лета.

Чем-то скользким планета одета,

Люди, падая бьются об лед,

Гололед на земле, гололед.

Песня про мангустов

Змеи, змеи кругом, будь им пусто!

Человек в иступленьи кричал

И позвал на подмогу мангуста,

Чтобы, значит, мангуст выручал.

И мангусты взялись за работу,

Не щадя ни себя, ни родных,

Выходили они на работу

Без отгулов и выходных.

И в пустынях, степях и в пампасах

Даже дали наказ патрулям

Игнорировать змей безопасных

И сводить ядовитых к нулям.

Приготовьтесь, сейчас будет грустно:

Человек появился тайком

И поставил силки на мангуста,

Объявив его вредным зверьком.

Он наутро пришел, с ним собака,

И мангуста упрятал в мешок,

А мангуст отбивался и плакал,

И кричал: «Я полезный зверек»

Но мангустов в порезах и ранах,

Все швыряли в мешок, как грибы,

Одуревших от боли в капканах,

Ну и от поворота судьбы.

И гадали они: «В чем же дело?

Почему нас несут на убой?»

И сказал им мангуст престарелый

С перебитой передней ногой:

«Козы в Бельгии съели капусту,

Воробьи — рис в Китае с полей,

А в Австралии злые мангусты

Истребили полезнейших змей.»

Это вовсе не дивное диво:

Раньше были полезны, и вдруг

Оказалось, что слишком ретиво

Истребляли мангусты гадюк.

Вот за это им вышла награда

От расчетливых наших людей.

Видно люди не могут без яда,

Ну, а значит, не могут без змей.

И снова змеи кругом… Будь им пусто!

Я не люблю

Я не люблю фатального исхода.

От жизни никогда не устаю.

Я не люблю любое время года,

Когда веселых песен не пою.

Я не люблю открытого цинизма,

В восторженность не верю, и еще,

Когда чужой мои читает письма,

Заглядывая мне через плечо.

Я не люблю, когда наполовину

Или когда прервали разговор.

Я не люблю, когда стреляют в спину,

Я также против выстрелов в упор.

Я ненавижу сплетни в виде версий,

Червей сомненья, почестей иглу,

Или, когда все время против шерсти,

Или, когда железом по стеклу.

Я не люблю уверенности сытой,

Уж лучше пусть откажут тормоза!

Досадно мне, что слово «честь» забыто,

И что в чести наветы за глаза.

Когда я вижу сломанные крылья,

Нет жалости во мне и неспроста

Я не люблю насилье и бессилье,

Вот только жаль распятого Христа.

Я не люблю себя, когда я трушу,

Обидно мне, когда невинных бьют,

Я не люблю, когда мне лезут в душу,

Тем более, когда в нее плюют.

Я не люблю манежи и арены,

На них мильон меняют по рублю,

Пусть впереди большие перемены,

Я это никогда не полюблю.

Песня автозавистника

Произошел необъяснимый катаклизм;

Я шел домой по тихой улице своей,

А мне навстречу нагло пер капитализм,

Звериный лик свой скрыв под маской «жигулей».

Я по подземным переходам не пойду,

Писк тормозов мне, как роман о трех рублях,

Затем ли гиб и мерз в семнадцатом году,

Чтоб частный собственник глумился в «жигулях»?

А он мне не друг и не родственник,

А он мне заклятый враг,

Очкастый частный собственник

В зеленых, серых, белых «жигулях».

Ну ничего, я к старой тактике пришел,

Ушел в подполье, пусть ругают за прогул.

Сегодня ночью я три шины пропорол,

Так полегчало — без снотворного уснул.

Дверь проломить — купил отбойный молоток,

Электродрель — попробуй крышу пропили.

Не дам порочить наш советский городок,

Где пиво варят под названьем «жигули».

Мне за грехи мои не будет ничего,

Я в психбольнице все права завоевал

И я б их к стенке ставил через одного

И направлял на них груженый самосвал.

Мне мой товарищ по борьбе достал домкрат,

Вчера кардан мы к магазину с ним снесли.

Не дам, чтоб капиталистический «фиат»

Маскировался под названьем «жигули».

Но скоро я машину сделаю свою.

Все части есть, но от владения уволь.

Отполирую и с разгону разобью,

Ее под окнами отеля «Метрополь».

Нет, что-то екнуло, ведь части-то свои,

Недосыпал, недоедал, пил только чай…

Все! Еду, еду регистрировать в ГАИ,

Ах черт, «москвич» меня забрызгал, негодяй!

А он мне не друг и не родственник,

А он мне заклятый враг.

Очкастый частный собственник

В зеленых, серых, белых «Москвичах».