ЗИГМУНД ФРЕЙД ТОЛКОВАНИЕ СНОВИДЕНИЙ (54) - ДОСКА ОБЪЯВЛЕНИЙ ГИПЕРИНФО

100132 Просмотра

ФИЛОСОФИЯ \ ЭТИКА \ ЭСТЕТИКА \ ПСИХОЛОГИЯ \
РИТОРИКА \ КРАСНОРЕЧИЕ \ РИТОРИЧЕСКИЙ \ ОРАТОР \ ОРАТОРСКИЙ \

СЛЕНГ \ ФЕНЯ \ ЖАРГОН \ АРГО | РЕЧЬ ( 1 ) МИФ | МИФОЛОГИЯ | МИФОЛОГИЧЕСКИЙ

ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ РИТОРИКА ( 1 ) ЦИЦЕРОН ( 1 ) ФИЛОСОФ | ПСИХОЛОГ | ПОЭТ | ПИСАТЕЛЬ

Другие случаи образования сновидений могут быть следующие: предсознательный ход мыслей с самого начала соединяется с бессознательным желанием и потому наталкивается на отпор со стороны господствующего целевого устремления; или же бессознательное желание пробуждается по другим, например соматическим, мотивам и самостоятельно добивается перенесения на психические остатки, не обусловленные системой Прс. Все эти три случая сходятся в конце концов в одном и том же выводе: в предсознательной сфере образуется ход мыслей, который, будучи лишен подкрепления со стороны этой сферы, находит другое со стороны бессознательного желания.
Вслед за этим мысли претерпевают целый ряд преобразований, которые мы не считаем уже нормальными психическими процессами и которые дают в результате психопатологическое явление. Постараемся же в дальнейшем охарактеризовать и сопоставить эти преобразования.

1. Интенсивности отдельных представлений переходят на одно представление так, что в результате образуются представления, обладающие чрезвычайно высокой интенсивностью. После многократного повторения этого процесса интенсивность целого хода мыслей может скопиться в конце концов на одном представлении. Это-то и есть процесс компрессии, или сгущения, с которым мы познакомились при рассмотрении деятельности сновидения. Он, главным образом, и повинен в том странном впечатлении, которое оказывает сновидение, так как ничего аналогичного ему мы в нормальной и доступной для сознания душевной жизни не знаем. Мы имеем и здесь представления, которые в качестве узловых пунктов или конечного вывода целых цепей мыслей обладают крупным психическим значением; однако эта ценность не обнаруживается в каком-либо очевидном для внутреннего восприятия характере; представление, связанное с нею, отнюдь не становится интенсивным. В процессе сгущения вся психическая связь превращается в интенсивность содержания представлений. Это аналогично тому, как если какое-либо слово в книге, которому я придаю особое значение для понимания остального текста, я даю набрать жирным шрифтом. В разговоре я произнес бы это слово громко, медленно и с ударением. Первое сравнение ведет непосредственно к примеру, заимствованному из деятельности сновидения (триметиламин в сновидении об инъекции Ирме). Историки искусства обращают наше внимание на то, что древнейшие исторические скульпторы следуют тому же принципу, выражая степень общественного положения изображаемых лиц соответственной величиной статуи. Царь изображается вдвое или втрое выше, чем его свита или побежденный противник. Произведения скульптуры римской эпохи прибегают для достижения тех же целей к более утонченным средствам. Ваятель поместит фигуру императора посредине, придаст ему величественную осанку, приложит особое старание к отделке его фигуры, расположит врагов у его ног, но уже отнюдь не станет изображать его великаном среди карликов. Однако преклонение подчиненных перед главенствующим представляет собою еще и в настоящее время пережиток этого древнейшего принципа изображения.
Направление, по которому протекает процесс сгущения сновидения, указывается, с одной стороны, логичной предсознательной связью мыслей, скрывающихся за сновидением, с другой же, привлечением со стороны зрительных воспоминаний в сфере бессознательного. Результат процесса сгущения направлен на достижение тех интенсивностей, которые необходимы для сопротивления системам восприятия.
2. Благодаря свободному перенесению интенсивности и в целях сгущения образуются посредствующие представления – своего рода компромиссы (ср. многочисленные примеры). Это опять-таки нечто небывалое в нормальном ходе представлений, в котором дело идет прежде всего о подборе и фиксации «правильных» элементов представлений. Напротив того, сложные и компромиссные образования встречаются очень часто, когда мы подыскиваем словесные выражения предсозна-тельным мыслям. Такие образования приводятся в качестве некоторых видов «оговорок».
3. Представления, переносящие одно на другое свои интенсивности, и находятся друг с другом в чрезвычайно слабой связи и объединяются такими ассоциациями, которые пренебрегаются нашим мышлением и используются только остроумием. Равноценными другим являются особенно ассоциации по созвучию.
4. Противоречивые мысли вовсе не стремятся уничтожить одна другую, они существуют одна подле другой и очень часто, как будто между ними не существовало противоречия, объединяются в продукты сгущения или же образуют компромиссы, которые мы никогда не простили бы вашему мышлению, но с которыми мы охотно соглашаемся в нашей деятельности.

Таковы некоторые из наиболее частых нормальных процессов, которым в течение деятельности сновидения подвергаются предварительно вполне рационально образованные мысли. Преобладающим характером последних служит то, что все старания устремляются на придание подвижности элементу интенсивности; содержание и значение психических элементов, с которыми связаны эти интенсивности, отходят на второй план. Можно было бы предположить, что сгущение и образование компромиссов совершается лишь в помощь регрессии, если речь идет о превращении мысли в образы. Однако анализ и, в еще более резко выраженной форме, синтез таких сновидений, в которых отсутствует регрессия, как, например, в сновидении «автодидаскер – разговор с гофратом Н.», обнаруживают те же самые процессы сгущения и оттеснения, как и другие.
Таким образом, мы не можем оспаривать мысль, что в образовании сновидений принимают участие двоякого рода совершенно различные по существу психические процессы. Один из них создает вполне корректные, равноценные с нормальным мышлением, мысли, полагаемые в основу сновидения; другой же относится к ним в высшей степени странно и некорректно. Последний процесс мы уже в главе VI выделили в качестве самой деятельности сновидения. Что же можем мы, однако, сказать относительно происхождения этого психического процесса?
Мы не могли бы ответить на этот вопрос, если бы не углубились несколько в психологию невроза, особенно же истерии. Тут мы узнали, что те же самые некорректные психические процессы, и еще другие, неупомянутые, обусловливают образование истерических симптомов. В истерии мы находим также целый ряд вполне корректных мыслей, равноценных нашему сознательному мышлению, о наличии которых в этой форме мы узнать ничего не можем и которые мы восстанавливаем лишь впоследствии. Если они когда-нибудь проникают к нашему восприятию, то из анализа образованного симптома мы усматриваем, что эти нормальные мысли претерпели анормальное воздействие и были перенесены в симптом при посредстве сгущения, образования компромисса, через поверхностные ассоциации, под прикрытием противоречий, а также и путем регрессии. При полной идентичности своеобразных особенностей деятельности сновидения и психической деятельности, которая продуцирует психоневротические симптомы, мы будем вправе перенести на сновидение те выводы, которые дает нам истерия.
Из учения об истерии мы заимствуем то положение, что такая анормальная психическая обработка нормального хода мыслей проявляется лишь тогда, когда он становится перенесением бессознательного желания, которое проистекает из детского материала и подверглось вытеснению. Ради этого принципа мы обосновали теорию сновидения тем предположением, что активное желание сновидения проистекает всегда из сферы бессознательного, что, как мы сами признавались, не всегда может быть доказано, но и не может быть опровергнуто. Чтобы иметь возможность, однако, точнее определить, что представляет собою «вытеснение», с которым мы не раз уже встречались, нам придется продолжить несколько возведение нашего психологического здания.
Мы углубились в рассмотрение функции примитивного психического аппарата, деятельность которого направляется стремлением избегнуть накопления раздражения. Он был конструирован поэтому по схеме рефлекторного аппарата; моторика, как путь к внутреннему изменению тела, была находившимся в его распоряжении отводным путем. Мы коснулись далее психических последствий ощущения удовлетворения и могли бы допустить и второе предположение: что накопление раздражения различными, нас не интересующими способами испытывается в форме неприятного ощущения и приводит аппарат в движение, чтобы вновь вызвать чувство удовлетворения, при котором ослабление раздражения испытывается в форме приятного ощущения. Такое, исходящее из неприятного ощущения и направленное к приятному течение в аппарате мы называем желанием; мы говорили, что ничто, кроме желания, не может привести в движение аппарат, и что ход раздражения в нем автоматически регулируется приятными и неприятными ощущениями. Первым желанием является, по-видимому, галлюцинаторное воспроизведение воспоминания об удовлетворении. В случае, однако, когда эта галлюцинация не удерживается до конца, она не способна вызвать утоления потребности, то есть приятного чувства, связанного с удовлетворением.
Таким образом, оказалась необходимой вторая деятельность, на нашем языке – деятельность второй системы, которая не позволяла бы, чтобы воспоминание проникало к восприятию и оттуда связывало психические силы; оно должно направлять раздражение, исходящее из потребности, на обходный путь, который через посредство произвольной моторики настолько изменяет внешний мир, что может наступить реальное восприятие объекта удовлетворения. До сих пор мы прослеживали схему психического аппарата; обе системы представляют собою то, что во вполне законченном аппарате мы назвали системами Бзс. и Прс.
Чтобы иметь возможность посредством моторики целесообразно изменить внешний мир, необходимо накопление некоторой суммы наблюдений в системах воспоминаний и различного рода фиксирование взаимоотношений, вызываемых в этом материале воспоминаний различными целевыми представлениями. Продолжаем наши предположения. Проявляющаяся ощупью, посылающая энергию и вновь ее возвращающая деятельность второй системы нуждается, с одной стороны, в свободном распоряжении всем материалом воспоминаний; с другой стороны, было бы излишней расточительностью, если бы она посылала чрезмерные количества энергии на отдельные пути мышления, которые протекали бы в этом случае весьма нецелесообразно и ограничили бы количество, необходимое для изменения внешнего мира. Ввиду этой целесообразности я и предполагаю, следовательно, что второй системе удастся сохранить большую часть энергии и использовать для отодвигания лишь небольшое количество ее. Механизм этих процессов мне совершенно неизвестен; кто захотел бы серьезно заняться этим, тот должен был бы подобрать аналогию из физики и проложить себе путь к пониманию процесса движения при раздражении нейронов. Я настаиваю лишь на том, что деятельность первой U-системы направлена на свободное прохождение раздражении и что вторая система благодаря исходящим от нее воздействиям парализует это прохождение. Я предполагаю, следовательно, что прохождение раздражения при господстве второй системы связуется с совершенно другими механическими моментами, чем при господстве первой. Когда вторая система заканчивает свою критическую мыслительную деятельность, парализование раздражении отпадает, что дает возможность их прохождению к системе моторности.
Мы приходим к чрезвычайно любопытному заключению, если примем во внимание отношение этого пара-лизования со стороны другой системы к регулированию принципом неприятного ощущения. Возьмем противоположность непосредственного ощущения удовлетворения – ощущение страха. На примитивный аппарат действует здесь раздражение восприятия, которое является источником ощущения страха. В результате беспорядочные моторные проявления будут продолжаться до тех пор, пока одно из них не устранит аппарат от воздействия восприятия; при повторении восприятия будут повторяться и эти проявления (например, готовность к бегству) до тех пор, пока восприятие вновь не исчезнет. Здесь не будет уже, однако, налицо склонности галлюцинаторно или еще каким-либо образом вновь укрепить источник неприятного ощущения. Напротив того, в примитивном аппарате будет заложена склонность тотчас же по пробуждении неприятного воспоминания уклониться от него, ибо переход его раздражения на восприятие вызвал бы (вернее, начинает вызывать) неприятное ощущение. Уклонение от воспоминания, являющееся лишь повторением прежнего бегства от восприятия, облегчается еще и тем, что воспоминание в противоположность восприятию не обладает достаточной способностью возбудить сознание и тем самым привлечь к себе новое подкрепление. Это легко и регулярно совершающееся отклонение психического процесса от воспоминания о чем-либо, в свое время неприятном, дает нам образчик и первый пример психического вытеснения. Общеизвестно, сколько такого отворачивания от неприятных ощущений, сколько такой тактики стража заложено в нормальной душевной жизни взрослого человека.
Вследствие принципа неприятного ощущения первая U-система не может, следовательно, включить в общую цепь мышления что-либо неприятное. Эта система может только желать. Но если бы дело только этим и ограничивалось, то была бы парализована мыслительная деятельность второй системы, которой необходимо распоряжение всеми имеющимися в наличии воспоминаниями. Тут открываются два пути: либо деятельность второй системы освобождается от зависимости от принципа неприятного ощущения и продолжает свой путь, не обращая внимания на неприятные воспоминания, либо же находит возможность так связать неприятное воспоминание, что оно не вызовет неприятного ощущения. Первую возможность мы должны отвергнуть, так как принцип неприятного ощущения оказывается и регулятором хода раздражении второй системы; тем самым остается лишь вторая система, которая так связывает воспоминание, что парализует все его влияния, между прочим, следовательно, и аналогичный моторной иннервации процесс вызывания неприятного ощущения. К той гипотезе, что укрепление со стороны второй системы означает в то же время и парализование отвода раздражения, нас приводят два исходных пункта: принцип неприятного ощущения и процесс ничтожной ин-нервационной затраты. Итак, скажем – это и есть ключ ко всему учению о вытеснении, – что вторая система может лишь в том случае укрепить представление, если она способна парализовать исходящее от него развитие неприятного ощущения.
То, что уклоняется от парализующего действия, остается недоступным для второй системы и должно быть покинуто в силу принципа неприятного ощущения: парализование последнего, однако, не должно быть вовсе полным; наоборот, начало его должно быть допущено, оно должно обнаружить перед второй системой природу воспоминания и степень его пригодности для цели, поставленной перед собою мышлением.
Психический процесс, который самостоятельно допускает первая система, я буду называть теперь первичным процессом; другой же, совершающийся над воздействием второй системы, вторичным. Еще в одном пункте я могу показать, с какой целью приходится второй системе исправлять первичный процесс. Первичный процесс способствует прохождению раздражения, чтобы с помощью накопленной таким образом величины последнего образовать идентичность восприятия; вторичный процесс оставляет это намерение и вместо него задается другим – образовать идентичность мышления. Все мышление есть лишь обходный путь от принимаемого в качестве целевого представления воспоминания об удовлетворении до идентичного овладения тем же воспоминанием, что достигается вновь через посредство моторной системы. Мышление должно интересоваться соединительными путями между представлениями, не давая вводить себя в заблуждение их интенсивностью. Ясно, однако, что сгущение представлений, посредствующие и компромиссные образования препятствуют достижению этой цели идентичности; заменяя одно представление другим, они уклоняются с пути, который вел от первого. Таких процессов вторичное мышление тщательно избегает. Нетрудно понять также, что принцип неприятного ощущения ставит препятствия на пути к достижению идентичности мышления мыслительному процессу, которому обычно предоставляет важнейшие исходные пункты. Тенденция мышления должна, таким образом, клониться в сторону освобождения от исключительного господства принципа неприятного ощущения; оно должно ограничивать до минимума развитие аффектов. Это улучшение результата деятельности должно совершаться при помощи нового воздействия со стороны сновидения. Мы знаем, однако, что это удается вполне чрезвычайно редко даже в наинормальнейшей психической жизни: наше мышление постоянно доступно извращению, благодаря включению принципа неприятного ощущения.
Но не это является дефектом функциональной способности нашего душевного аппарата, благодаря которому мысли, являющиеся результатом вторичной мыслительной деятельности, подвергаются воздействию первичного психического процесса. Этой формулой мы и воспользуемся теперь для изображения процесса, приводящего в результате к сновидению и к истерическим симптомам. Отрицательный случай наблюдается при совпадении двух моментов из истории нашего развития, из которых один всецело относится к душевному аппарату и оказывает могущественное влияние на соотношение обеих систем, другой же включает в душевную жизнь движущие силы органического происхождения. Оба проистекают из периода детства и являются осадком того изменения, которое претерпел с детства наш психический и соматический организм.

Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.