- 100016 Просмотров
- Обсудить
ЗИГМУНД ФРЕЙД ВВЕДЕНИЕ В ПСИХОАНАЛИЗ
ФИЛОСОФИЯ \ ЭТИКА \ ЭСТЕТИКА \ ПСИХОЛОГИЯ \
РИТОРИКА \ КРАСНОРЕЧИЕ \ РИТОРИЧЕСКИЙ \ ОРАТОР \ ОРАТОРСКИЙ \
РИТОРИКА \ КРАСНОРЕЧИЕ \ РИТОРИЧЕСКИЙ \ ОРАТОР \ ОРАТОРСКИЙ \
В первую очередь следовало бы назвать здесь различные философские системы, которые отважились нарисовать картину мира в том виде, как она отражалась в уме обычно отвернувшегося от мира мыслителя. Но я уже пытался дать общую характеристику философии и ее методов, судить же об отдельных системах я, пожалуй, гожусь менее, чем кто либо другой. Так что обратитесь вместе со мной к двум другим явлениям, мимо которых как раз в наше время никак нельзя пройти.
Одно из этих мировоззрений является как бы аналогом политического анархизма, возможно, его эманацией. Такие интеллектуальные нигилисты, конечно, были и раньше, но в настоящее время, кажется, теория относительности современной физики ударила им в голову. Правда, они исходят из науки, но стараются при этом вынудить ее к самоуничтожению, к самоубийству, предписывают ей задачу убрать себя самое с дороги путем опровержения ее притязаний. Часто при этом возникает впечатление, что этот нигилизм лишь временная установка, нужная лишь при решении этой задачи. Устранение науки освобождает место для распространения какого нибудь мистицизма или же вновь прежнего религиозного мировоззрения. Согласно анархистскому учению, вообще нет никакой истины, никакого надежного познания внешнего мира. То, что мы выдаем за научную истину, является всего лишь продуктом наших собственных потребностей в той форме, в какой они должны проявляться при меняющихся внешних условиях, т. е. опять таки иллюзией. В сущности, мы находим только то, что нам нужно, видим только то, что хотим видеть. Мы не можем иначе. Поскольку критерий истины, согласованность с внешним миром отпадает, то совершенно безразлично, каких мнений мы придерживаемся. Все одинаково истинно и одинаково ложно. И никто не имеет права уличать другого в заблуждении.
Для ума теоретико познавательного склада было бы заманчиво проследить, какими путями, какими софизмами анархистам удается приписать науке подобные конечные результаты. Это натолкнуло бы на ситуацию, сходную с ситуацией из известного примера: один житель Крита говорит: все жители Крита — лжецы и т. д. Но у меня нет желания и способности пускаться в более глубокие рассуждения. Могу лишь сказать, анархическое учение звучит так неопровержимо, пока дело касается мнений об абстрактных вещах; но оно отказывает при первом же шаге в практическую жизнь. Ведь действиями людей руководят их мнения, знания, и все тот же научный ум размышляет о строении атомов и о происхождении человека и проектирует конструкцию способного выдержать нагрузку моста. Если бы было действительно безразлично, что именно мы думаем, не было бы никаких знаний, которые, по нашему мнению, согласуются с действительностью, и мы могли бы с таким же успехом строить мосты из картона, как и из камня, вводить больному дециграмм морфина вместо сантиграмма, применять для наркоза слезоточивый газ вместо эфира. Но и интеллектуальные анархисты отказались бы от такого практического приложения своего учения.[142]
Другого противника следует воспринимать гораздо более серьезно, и я и в этом случае живейшим образом сожалею о недостаточности своей ориентировки. Я предполагаю, что вы более меня сведущи в этом деле и давно выработали отношение за или против марксизма. Исследования К. Маркса об экономической структуре общества и влиянии различных экономических форм на все области человеческой жизни завоевали в наше время неоспоримый авторитет. Насколько они правильны или ошибочны в частностях, я, разумеется, не могу знать. Видимо, и другим, лучше осведомленным, тоже не легче. В теории Маркса мне чужды положения, согласно которым развитие общественных форм является естественно историческим процессом или изменения в социальных слоях происходят в результате диалектического процесса. Я далеко не убежден, что правильно понимаю эти утверждения, они и звучат не «материалистично», а, скорее, отголоском той темной гегелевской философии, через которую прошел и Маркс. Не знаю, как мне освободиться от своего дилетантского мнения, привыкшего к тому, что образование классов в обществе объясняется борьбой, которая с начала истории разыгрывается между ордами людей, в чем то отличавшихся друг от друга. Социальные различия были, как я полагал, первоначально племенными или разовыми различиями. Психологические факторы, такие, как мера конституционального стремления к агрессии, а также устойчивость организации внутри орды, и факторы материальные, как обладание лучшим оружием, определяли победу. В совместной жизни на общей земле победители становились господами, побежденные — рабами. При этом не нужно открывать никаких законов природы или изменения в понятиях, напротив, неоспоримо влияние, которое прогрессирующее овладение силами природы оказывает на социальные отношения людей, всегда ставя вновь приобретенные средства власти на службу агрессии и используя их друг против друга. Применение металла, бронзы, железа положило конец целым культурным эпохам и их социальным учреждениям. Я действительно думаю, что порох, огнестрельное оружие упразднили рыцарство и господство знати и что русский деспотизм был обречен еще до проигранной войны, поскольку никакой инцухт внутри господствующих в Европе семей не мог произвести на свет род царей, способный противостоять взрывной силе динамита.
Да, возможно, современный экономический кризис, последовавший за мировой войной, есть лишь плата за последнюю грандиозную победу над природой, за завоевание воздушного пространства. Это звучит не очень убедительно, но во всяком случае первые звенья связи можно ясно распознать. Политика Англии определялась безопасностью, которую гарантировало ей омывающее ее берега море. В тот момент, когда Блерьо перелетел пролив Ла Манш на аэроплане, эта защитная изоляция была нарушена, а в ту ночь, когда в мирное время с целью тренировки германский цеппелин кружил над Лондоном, война против Германии была, по видимому, решенным делом.[143] При этом не следует забывать и об угрозе со стороны подводной лодки.
Мне почти стыдно затрагивать в беседе с вами столь важную и сложную тему в таких поверхностных замечаниях; сознаю также, что не сказал вам ничего нового. Я хочу лишь обратить ваше внимание на то, что отношение человека к овладению природой, у которой он берет оружие против себя подобных, неизбежно должно влиять и на его экономические учреждения. Мы, кажется, далеко отошли от проблем мировоззрения, но мы скоро вернемся к ним. Сила марксизма состоит, видимо, не в его понимании истории и основанном на нем предсказании будущего, а в проницательном доказательстве неизбежного влияния, которое оказывают экономические отношения людей на их интеллектуальные, этические и эстетические установки. Этим вскрыт целый ряд взаимосвязей и зависимостей, которые до сих пор почти совершенно не осознавались.
Но ведь нельзя предположить, что экономические мотивы являются единственными, определяющими поведение людей в обществе. Уже тот несомненный факт, что различные лица, расы, народы в одинаковых экономических условиях ведут себя по разному, исключает единовластие экономических мотивов. Вообще непонятно, как можно обойти психологические факторы, когда речь идет о реакциях живых человеческих существ, ведь дело не только в том, что они уже участвовали в установлении этих экономических отношений, и при их господстве люди не могут не вводить в игру свои первоначальные влечения, свой инстинкт самосохранения, свое стремление к агрессии, свою потребность любви, свое желание получать удовольствие и избегать неудовольствия. В более раннем исследовании мы признали действительным значительное притязание Сверх Я, которое представляет традиции и идеалы прошлого и какое то время будет оказывать сопротивление побуждениям, происходящим из новой экономической ситуации. Наконец, давайте не будем забывать, что и в человеческой массе, которая подчинена экономической необходимости, тоже происходит процесс культурного развития — цивилизации, как говорят другие, — который, безусловно, подвержен влиянию всех других факторов, но в своем происхождении, несомненно, независим от них, сравним с органическим процессом и, очень может быть, что он в состоянии, со своей стороны, воздействовать на другие факторы. Он смещает цели влечений и делает так, что люди восстают против того, что было для них до сих пор сносно; также, по видимому, прогрессирующее укрепление научного образа мышления является его существенной частью.
Если бы кто нибудь был в состоянии показать, в частности, как эти различные моменты, всеобщая человеческая инстинктивная предрасположенность, ее расовые различия и их культурные преобразования ведут себя в условиях социального подчинения, профессиональной деятельности и возможностей заработка, тормозят и стимулируют друг друга, если бы кто нибудь мог это сделать, то тогда он довел бы марксизм до подлинного обществоведения. Потому что и социология, занимающаяся поведением людей в обществе, не может быть ничем иным, как прикладной психологией. Ведь, строго говоря, существуют только две науки: психология, чистая и прикладная, и естествознание.
С вновь приобретенным взглядом на далеко идущее значение экономических отношений появилось искушение предоставить их изменения не историческому развитию, а провести в жизнь путем революционного вмешательства. В своем осуществлении в русском большевизме теоретический марксизм нашел энергию, законченность и исключительность мировоззрения, но одновременно и зловещее подобие тому, против чего он борется. Будучи первоначально сам частью науки, опираясь в своем осуществлении на науку и технику, он создал, однако, запрет на мышление, который так же неумолим, как в свое время в религии. Критические исследования марксистской теории запрещены, сомнения в ее правильности караются так же, как когда то еретичество каралось католической церковью. Произведения Маркса как источник откровения заняли место Библии и Корана, хотя они не менее свободны от противоречий и темных мест, чем эти более древние священные книги.
И хотя практический марксизм безжалостно покончил со всеми идеалистическими системами и иллюзиями, он сам развил иллюзии, которые не менее спорны и бездоказательны, чем прежние. Он надеется в течение жизни немногих поколений изменить человеческую природу так, что при новом общественном строе совместная жизнь людей почти не будет знать трений и что они без принуждения примут для себя задачи труда. Между тем неизбежные в обществе ограничения влечений он переносит на другие цели и направляет агрессивные наклонности, угрожающие любому человеческому сообществу, вовне, хватается за враждебность бедных против богатых, не имевших до сих пор власти против бывших власть имущих. Но такое изменение человеческой природы совершенно невероятно. Энтузиазм, с которым толпа следует в настоящее время большевистскому призыву, пока новый строй не утвердился и ему грозит опасность извне, не дает никакой гарантии на будущее, в котором он укрепился бы и стал неуязвимым. Совершенно подобно религии большевизм должен вознаграждать своих верующих за страдания и лишения настоящей жизни обещанием лучшего потустороннего мира, в котором не останется ни одной неудовлетворенной потребности. Правда, этот рай должен быть по ею сторону, должен быть создан на земле и открыт в обозримое время. Но вспомним, что и евреи, религия которых ничего не знает о потусторонней жизни, ожидали пришествия мессии на землю и что христианское средневековье верило, что близится царство божие.
Нет сомнений в том, каков будет ответ большевизма на эти упреки. Он скажет: пока люди по своей природе еще не изменились, необходимо использовать средства, которые действуют на них сегодня. Нельзя обойтись без принуждения в их воспитании, без запрета на мышление, без применения насилия вплоть до кровопролития, а не пробудив в них тех иллюзий, нельзя будет привести их к тому, чтобы они подчинялись этому принуждению. И он мог бы вежливо попросить указать ему все таки, как можно сделать это иначе. Этим мы были бы сражены. Я не мог бы дать никакого совета. Я бы признался, что условия этого эксперимента удерживают меня и мне подобных от его проведения, но мы не единственные, к кому это относится. Есть также люди дела, непоколебимые в своих убеждениях, не знающие сомнений, невосприимчивые к страданиям других, если те стоят на пути выполнения их намерений. Таким людям мы обязаны тем, что грандиозный эксперимент [по созданию] такого нового строя теперь действительно проводится в России. В то время как великие нации заявляют, что ждут спасения только в сохранении христианской религиозности, переворот в России, несмотря на все прискорбные отдельные черты, выглядит все же предвестником лучшего будущего.
К сожалению, ни в нашем сомнении, ни в фанатичной вере других нет намека на то, каков будет исход эксперимента. Быть может, будущее научит, оно покажет, что эксперимент был преждевременным, что коренное изменение социального строя имеет мало шансов на успех до тех пор, пока новые открытия не увеличат нашу власть над силами природы и тем самым не облегчат удовлетворение наших потребностей. Лишь тогда станет возможным то, что новый общественный строй не только покончит с материальной нуждой масс, но и услышит культурные притязания отдельного человека. С трудностями, которые доставляет необузданность человеческой природы любому виду социального общежития, мы, наверное, должны будем и тогда еще очень долго бороться.
Уважаемые дамы и господа! Позвольте мне в заключение подытожить то, что я смог сказать об отношении психоанализа к мировоззрению.
Я думаю, что психоанализ не способен создать свое особое мировоззрение. Ему и не нужно это, он является частью науки и может примкнуть к научному мировоззрению. Но оно едва ли заслуживает столь громкого названия, потому что не все видит, слишком несовершенно, не претендует на законченность и систематичность. Научное мышление среди людей еще очень молодо, слишком многие из великих проблем еще не может решить. Мировоззрение, основанное на науке, кроме утверждения реального внешнего мира, имеет существенные черты отрицания, как то: ограничение истиной, отказ от иллюзий. Кто из наших современников недоволен этим положением вещей, кто требует для своего успокоения на данный момент большего, пусть приобретает его, где найдет. Мы на него не обидимся, не сможем ему помочь, но не станем из за него менять свой образ мыслей.
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.