Свт. Иннокентий Пензенский / Проповеди (3)

СЛОВО В ДЕНЬ ВВЕДЕНИЯ ВО ХРАМ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ (Начало и конец нашей веры есть жертвоприношение Богу) Умоляю вас, братия, милосердием Божиим, представьте тела ваши в жертву живую, святую и благоугодную Богу. (Рим. 12, 1) Начало и конец нашей веры есть жертвоприношение Богу. Апостол, готовя нас к этому, молит нас щедротами Божиими. Указывая на них, он возводит мысли и сердца наши к той беспредельной любви, которая не пощадила Единородного Сына принести в жертву правосудию и даровать в жертву человеку. Сын Божий, однажды принесший Себя на Кресте, вечно приносимый на Престоле суда в оправдание наше, до сих пор приносится нами на бескровном алтаре, и, как Хлеб небесный (Лк. 51, 52), питает нас Телом Своим, живой Водой (Ин.4, 14) поит, очищает и освящает Своею Кровью. Сын Божий есть жертва человеку — отречется ли человек быть жертвою Богу? Умоляю вас, братия, милосердием Божиим, представьте тела ваши в жертву живую, святую и благоугодную Богу. Непорочная Отроковица, Которую ныне Церковь ставит с нами во храме молитвенном, принимая от нас жертву хвалы, подает нам образ жертвы живой, святой и благоугодной Богу. Она есть жертва живая. Не тело только приносится в жертву Богу обетом девства и чистоты, но сам дух предается в руки Божий и Богу обручается. Жертва святая. Не присутствие только во храме святыни, но чистота и непорочность сердца, как приготовление Престола Божия, освящает девство Ее. Жертва благоугодная. Пламень искренней любви встречается с любовью Божией и низводит ее на свою кротость и смирение. Всевышний, после благодатного осенения, избрал утробу Ее престолом Божества, плоть и кровь — одеянием неприступного света. Нет человеческого воздаяния, достойного Бога, кроме жертвы. Ветхозаветные приношения, как образы, изменились, при совершении образуемого; но их сущность, состоявшая во внутреннем всесожжении, в обрезании сердца и сокрушении духа (Рим.2,29; Пс.50,19), осталась неизменной. Умоляю вас, братия, представьте тела ваши в жертву Богу. И мы, слушатели, приносим жертвы Богу, но как часто они только плоды уст, воздеяние рук без сердечного участия! Как часто приносим само сердце, но без плода и чистоты, или приносим в жертву то, чего не принимает от нас мир, что отвергаем сами. Приносим, по словам пророка, больное, хромое и слепое (Мал.1,8). Апостол, зная тщетные труды многочисленных приношений, молит нас переменить тщетность на истину. Умоляю вас, братия, представьте тела ваши в жертву Богу. Жертва, Богу приносимая нами, одна и не разделяется на жертвы многоразличные. Все телесные и духовные силы, все человеческое существо в то самое время, как начинает истинную жизнь, освящается; начиная освящение, благоугождает Богу. Но для очей телесных, не привыкших во множестве видеть единое, отделим жертву живую от святой и святую от благоугодной. Представьте тела ваши в жертву живую. Нет духа жизни в теле нашем, пока оно орудие неправды. Узы греха, связывающие сердце, подобно смертным болезням, поражают ум и чувства. Они умерщвляют всякую благую мысль своею смертностью. Помрачают разум, оставляя ему одну поверхность вещей и не позволяя проникнуть в глубину собственных пороков, чтобы все труды его были тщетными, обширное знание — неведением, так как мудрость мира сего есть безумие пред Богом (1Кор.3,19). Помрачают внутреннее око, и свет истинный, всех просвещающий (Ин. 1, 9), не просвещает их, заграждают слух, и действенное слово Божие (Евр.4,12) для них недейственно. Греховное повреждение ставит человека в такое состояние, что он видя не видит и слыша не слышит (Мф. 13, 13). Пока жизнь Христова не начнется в нас, мы, по слову Писания, мертвые по грехам нашим (Ефес.2, 1). Но семя жизни, оставленное внутри воли, в продолжение земного бытия не умирает в нас. Дух, порабощенный плоти, усыпляется чувственными удовольствиями, но в нем не истребляется желание благ совершенных. Учитель народов, как ангел жизни, возбуждает нас от этого смертного усыпления: встань, спящий,— благовествует он,— и воскресни от мертвых. Дух, спящий в то время, когда вечная смерть постигает тебя, когда плоть и кровь бдят о твоей погибели! Дух спящий, воскресни от мертвой не деятельности, открой глаза для света Божия; плотские желания, как тяжкую дремоту, смахни с век твоих, да начнется и совершится желание жизни (Ефес.5, 14)! Очищаются чувства и тело, просвещаются разум и мысли, когда воля наша от видимого устремляется к невидимому, от временного переносится к вечному, от мира — к Богу. Пламенное желание жизни, возбужденное словом Божиим, утверждаемое обетами, непрестанно возвышаясь в возвышении молитвенном, влечет за собою чувства, чтобы и видеть, и слышать, и вкушать плоды только небесной жизни. Оно, хотя встречает преграды, предлагаемые миром, но ими не удерживается, ослабевает от слабости естества, но не погасает. Такая стремительность воли не успокаивается, пока не ощутит свободы от греха, свободы от смерти. Доколе не вообразится Христос (Гал.4,19) в мыслях, даруя им направление ко благу, в уме, исполняя его разумением Себя, и в деяниях, производя их Своею силою. Этой ревностью духа совершается тело наше в жертву живую; впрочем, так, что живем уже не мы, но живет в нас Христос. Уже не я живу, — свидетельствует испытавший это жертвоприношение,— но живет во мне Христос (Гал.2,20). Тело наше, совершаемое в жертву живую, должно быть вместе с тем святою жертвою. Все-святой не приемлет никакого приношения, кроме святого и чистого. Будьте святы-говорит Он, — ибо Я свят (Лев. 11, 44). В минуту спокойствия, обратив беспристрастный взор на себя самих, увидим, сколь малочисленны и убоги дары, приносимые нами Богу истинному. Напротив, сколь многочисленны и богаты жертвы, посвящаемые чужим богам, которые и, по нашему суждению, достойны попрания, а не жертвы. Страсти, которых гнушаемся в других, но одобряем сами в себе, как некие божества, в каждый час, в каждую минуту требуют и получают от нас в жертву себе если не деяния, то слово, если не разум, то сокровища, если не сердце, то чувства, если не должность, то спокойствие. Они всего требуют от нас, чтобы ничего в нас не осталось Богу истинному. Страсти, обладающие человеком, составляют внутренний его закон, обязанности и как бы дух человека. Поэтому пророк, желая прекратить это идолослужение и очистить текущую скверну, во время своего очищения восклицал: жертва Богу дух сокрушен (Пс.50, 19). Когда кумиры страстей в нас падают и сокрушаются, когда не остается камня на камне от того внутреннего строения, которое непрестанно созидается в нас похотию плоти, украшается похотию очес, прославляется гордостию житейскою, когда разрушается в нас само основание вражды на Бога (Рим. 8, 7) и, по сердечному сознанию, все, что от нас зависит, является ничтожеством, тогда (не по нашему усилию, но по беспредельной любви) Творец, из ничего созидающий все, из нашего ничтожества творит человека нового, не имеющего пятна или порока, обновляемого в правде и истине (Ефес.2, 10; Ефес.5, 27). Созидаемый во святую жертву Богу не в одно мгновение совершает свое очищение, но с продолжением временного бытия продолжает его. Он отрекается от мира, который привлекает его, сопротивляется желаниям плоти, которая требует отдохновения от непрерывных подвигов, прохлады от внутреннего всесожжения. Умерщвляет помыслы, которые, как насекомые, по разрушении жилища, быстро восходят и нисходят в сердце его, взаимно подавляются и взаимно усиливаются затмить свет, возгорающийся при очищении образа Божия. Он, предавая дух свой Духу Божию и волю свою воле Его, нисходит до той степени смирения, что ни чужих, ни своих взоров не обращает на собственность, и, чтобы ни в чем не видеть себя самого, непрестанно имеет Бога пред очами своими. Богочеловек, показавший образ смирения в нисхождении на землю, снова нисходит для такого смиренного сердца, нисходит в него Своею славою, освящает Своею святостию, и, восполняя лишение сил его, приемлет на Себя обязанность жреца и жертвы Богу Отцу. Одним приношением навсегда сделал совершенными освящаемых (Евр.10,14), совершенствует каждого в примирении с Отцом. Человеческая мудрость сочтет невозможным столь низкое смирение и столь высокую святость. Или к достижению их предложит свои правила и средства, но такие, которыми более устрашит наши немощи, нежели облегчит сердечные скорби. Небесный Учитель, вопреки мудрованиям, не возлагает на нас неудобоносимого бремени, не требует нашего искусства и мудрости, но только сердечной простоты, младенческого верования и кротости. Если не будете как дети, не войдете в царствие Божие (Мф.18, 3). В простоте сердца, в кротости и смирении приносится Богу жертва святая и, наконец, благоугодная. Представьте тела ваши в жертву благоугодную Богу. Бог наш, будучи всесовершенная любовь (1Ин.4,8), благоугождается любовию: возлюблю любящего Меня,— говорит Он (Прит.8, 17). Основание всех деяний человеческих, благих и порочных, есть любовь. Но порочные основываются на любви человеческой, поврежденной в естестве своем. Деяния же благие — на любви Божией, которая изливается в сердца наши Духом Святым (Рим. 5, 5). Когда полагается начало жизни и святости, пламень любви, столько же крепкой, как и святой, исполняя сердце, не заключается в телесных его пределах, но открывается в разуме, является в словах, во взорах, в слухе и во всех движениях телесных. Открывается в разуме. Мысль, питающаяся созерцанием вечной любви, обогащает разум средствами разделять небесное стяжание с неимущими его. Разум, движимый любовью, не имеет нужды в вымыслах, не затрудняется изобретениями, но открывается по мере того, сколько имеет внутреннего света, открывается весь, без остатка, для блага ближних. Является в словах. Безмолвие любви прерывается только прославлением Бога и назиданием ближних. Когда говорит любовь, уста ее источают искренность, изливают елей на раны душевные и телесные, изрекают мир и истину. Беседа ее, по выражению Писания, прекрасна (Песн.4, 8). Является во взорах. Когда видимые творения не останавливают их, как только для возвышения к невидимому. Они обращаются на убогих для вспоможения, на страждущих — для облегчения, на благочестивых — для подражания, на равных — с благорасположением, на низших — с кротостию, на всех — с чистотою сердечною. Пленила,— глаголет Небесный Жених души,— ты сердце мое одним взглядом очей твоих (Пес. 4, 9). Является в слухе. Когда не внемлет оскорблениям, поражающим сердце, но издалека слышит и единый вздох невинно страждущего. Заграждается от мирского шума, внушающего ложь, но открывается для услышания правды, и сама душа исходит в слово Божие (Пес. 5, 6). Является во всех движениях телесных. Когда, работая Богу, в теле своем творит плоды духовные. Руки, воздеваемые к Богу, простирает на благотворение и общение. Стопы, воздвигаемые в храм молитвы, утруждается направлять в дом сетования и плача. Всегда нося мертвость Господа, распятого на Кресте, состраждет и сраспинается Ему. Таким образом, всякое благое дело совершает в жертву Богу и, между тем, в служение ближнему. Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе (Пес. 4, 7). Небесный огонь нисходил на ветхозаветные жертвы в знамение благоприятия их. Свет светов нисходит на жертву любви, живую и святую. Сказал Сын Божий: Если кто любит Меня и слово Мое соблюдет, того и Отец Мой возлюбит; от Престола славы и величия приидем под низкий и убогий кров его и обитель у него сотворим. (Ин. 14, 21) Такие щедроты Божии изливаются на нас, когда пробуждается наш дух, усыпляемый плотью, когда освобождаемся от ветхого, греховного одеяния и беспредельной любви жертвуем своею любовию. Ум наш, слушатели, не перечит словам Божиим, признавая их истинными, но не перечит ли сердце наше своею холодностию и бесплодием? О, любовь вечная, победившая вечную вражду мира! Тебе одной предоставлено победить сопротивление сердец наших. Силою щедрот твоих воскреснет в нас жизнь умирающая, освятится внутренняя нечистота и бесплодие, свойственное нашим немощам, совершится пред тобою в жертвенное всеплодие. Аминь. Произнесено 21 ноября 1812 года Оглавление СЛОВО В ДЕНЬ ВОСШЕСТВИЯ НА ПРЕСТОЛ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА ПАВЛОВИЧА (Сколько благочестивая верность народа возвышает царство, столько царь, верный Богу, возвышает народ свой и самого себя) И Я положу первенца его высоко выше всех царей земных. (Пс.88,28) Этот завет, исполнившийся над домом Давидовым, столько раз исполняется на земле, сколько раз являются мужи, избранные по сердцу Божию. Царь вечный не ограничивается тесными пределами известного времени — от Престола величествия на небесех простирает скипетр Свой на землю в царства человеческие. Он, поставляя царей (Иов. 36, 7) на престолы, Сам воцаряется в них, когда Ему одному вручают царство, воцаряется Своею силою, когда уповают на силы человеческие. Воцаряется и славою (Мф.6,13) Своею, когда глубокое смирение царя возводит все к славе вечной. Невидимое царство Божие делается видимым и осязаемым (Деян.17,27) в той высоте, которую дарует Господь по судьбам правды Своей: Я положу первенца его высоко выше всех царей земных. Не древние предки возвещают нам, слушатели, но мы поставлены свидетелями дел Божиих на земле, которые описаны в книгах царей древних. Мы — свидетели той славы, которою венчает Господь благочестивейшего Монарха нашего Александра Павловича. В первые дни, когда он восходил на престол всей России, возвышались с ним и надежды наши, но они не простирались далее безопасности и благоденствия внутри Отечества. Мы видели высоту престола его, в славе и силе равняли ее современным владыкам земли, но не видали высоты внутренней. Кто не сознается себе, что ужасом исполнялось сердце, когда многочисленные племена шумом враждебного оружия наполняли всю Россию? Кто не помышлял с собою, что сотрясается все Отечество от падения градов великих и помрачается блеск его от дыма, восходящего из развалин и из пламени, разливаемого по градам и весям? Чей взор мог проникать в будущее и видеть, как враг, восставший на низложение России, делается орудием ее возвышения? Как высокомерие, оскорбляющее кротость, карается ею в праведном мщении и силою оружия желавший похитить себе славу всех народов готовит путь к славе перед всеми народами монарху, ищущему только славы Божией? Пути Господни, в начале своем сокрытые от взоров человеческих, едва примечаемые самими теми, кто избран идти по ним, наконец, так проясняются для всех, что и ослепленные вольномыслием ощущают шествие Господа Сил в неожиданной превратности войн, возвышающей и унижающей сильных земли. Десница Господня сотворила силу (Пс.117, 16), которой смиренномудрие монарха прославлено первенством между первенцами народов, и кротость вознесена перед всеми во спасение (Пс.149, 4) их. Я, — говорит Господь,— положу первенца его высоко выше всех царей земных Высота Божия не измеряется пядию человеческою, земное око не восходит до пределов величия, Богом даруемого, впрочем, нам дано, слушатели, ведать, какою силою привлекается и какими путями низводится сила и слава Божия на царя, на оружие и на Отечество. Лицо Божие отвратится от нас, когда мы отвратим от Него взоры и сердца наши. Следы войны, по которым мысленно сопровождаем движение оружия, запечатлены кровью собратий наших, по голосу велений не щадивших живота своего. Запечатлены блистательностью вождей, которые знают, что каждая капли крови, падающая на землю, взыщется от рук их. Запечатлены мудростью монарха, который, не надеясь на силы человеческие, взыскал всесильной помощи от Господа, спасающего правые сердцем (Пс.120, 2) от восстаний неправедных. Возвращаясь к мирным селениям, мы видели, что бескорыстная любовь усердствовала в молениях за царя и Отечество, жертвовала не только избытками имущества, но всей собственностью. Не временные награды одушевляли в таких подвигах, не слава двигала сердцами и оружием, но ревность к защите правды и к приобретению мира миролюбивым соотечественникам. Кто эти знаменательные события, как буквы, перстом Божиим начертанные на земле нашей, слагает воедино, тот понимает, что верность народа к царю и Отечеству, утверждаемая благочестием, и верность царя к Богу, соединенная с любовию к народу, возвышают царя и царство. Истинное возвышение и твердое величие царства есть тайна, которой всегда искали обладатели народов. Иногда замечали и находили ее, но на краткое время. Часто радовались обретению, но имели только тень ее. До сих пор многие с мерцающим светильником своего разума мечтают возвести народ свой на высоту, но тем самым приводят его на край бездны, в которую, как предшествователи, низвергаются прежде своего народа. По суду человеческому, высота земного царства состоит в мудрых законах, которыми все управляются, в изобилии богатства, которое находится в руках народа, в высоком просвещении ума, во множестве побед и обширности Царственных пределов. Но, да откроются книги бытия человеческого на земле! В них начертаны имена великих царств. Само же величие служит только памятником человеческой суетности и гибели народов. Все, что создается силами человеческими, создается, по слову Божию, на песке, и в самом возвышении готовится к падению, которое, по мере тяжести и высоты своей, будет падением великим (Мф.7,27). Сердца, пригвожденные к земле, не возвышаются от нее; народ, ходящий по путям страстей своих, может показать жестокость и неистовство, а не величие. Пусть для него пишутся мудрые законы, какие может изобрести человек, но они для всегдашних похотей не что иное, как золотые сети для муравьев, через которые без вреда можно проникать. Для неукротимых же страстей красивые, но слабые преграды, как для львов яростных. Человеческие страсти сильнее всех законов. Вручите народу сему обилие богатства, получаемого на земле. Оно произведет роскошь и корыстолюбие, но не облегчит тяжести сирот и беспомощных. Пусть явятся редкие дарования и возвысится просвещение в народе сем, но великие умы, помрачаемые страстьми, всегда были великими врагами отечества. Их правила сеяли семена несогласия и раздоров, их преимущества и слава руководили в распрях и междоусобии. Человеческое просвещение без света Божия есть только повреждение народа. Пусть вознесутся среди него герои, удивляющие всех мужеством, и они, одушевляясь личною славою, до тех пор стараются о победах, пока слышат рукоплескания себе в народе. Когда же умолкнут гласы торжественные в похвалу их или перенесутся к сподвижникам, тогда личная слава предпочтется всему отечеству. Вождь, любящий только свою славу, ненавидит славу своего народа, когда она не им приобретается. Наконец, сама обширность границ, многочисленность народа без единомыслия есть бремя, подавляющее само себя и разрушающееся от собственной тяжести. Не эти ли плачевные останки древних царств передаются из века в век, из потомства в потомство, не это ли есть скудное наследие величия после славных и великих народов для настоящего времени? Запустеет всякое царство, в котором несогласие разделяет города от городов и дом от дома (Мф.12,25). Где нет союза, связующего сердца народа, там нет крепости ни в каких твердынях. Равно где гражданский союз не укрепляется силою Божиею, расторгается той самой рукой, которая прикасается к нему для укрепления. Впрочем, и беззаконные племена иногда столь крепко связуются, что поднимаются на высоту перед лицом многих языков. Но они, по словам пророка, не разумея совета Господня, связываются, как пожатые колосья в снопы на гумно, и поднимаются на высоту для измолота (Мих. 4, 13). Рука Господня, собрав от них добрые зерна, потребит остаток их; плевы же развеет по лицу земли, в народы неизвестные. Утверждается царство, когда в нем вселяется единомыслие, возвышается перед всеми, когда благочестие укрепляет и совершенствует верность народную. Только такой союз душ и сердец есть непреоборимая твердость народа и высота неизмеряемая. Он не прерывается среди возмущений, не рассекается острием меча, укрепляясь страхом Божиим, не сокращается в тесноте и скорбях, расширяясь по мере заповеди Господней, но прославляется в мире и войне, любовию производя вечную славу (2Кор. 4, 17) истинной. Этот союз, соединяя между собою грады и веси, царя и подданных, от земли простирается до неба, поскольку от Бога начало и в Боге коней (Апок.1, 8) его. Верность, утверждаемая благочестием, содержит все высокое, что одобряют и чему удивляются все племена земные. Она, упованием вечности возвышаясь над всем временным, когда является в судье, есть правота, не взирающая на лица человеческие, в рабах — благородство, превышающее все чаяния; в гражданах — общение, уравнивающее бедность избытками. В воинах — непреодолимое мужество, в вождях — мудрое геройство, во всех сословиях — повиновение не за страх, как свойственно невольникам, но за совесть (Рим. 13, 6), как прилично чадам Отца Единого. Во всем народе — единодушие и та любовь, которая внушает полагать жизнь свою за ближних своих (Ин. 15, 13), любовь крепкая, как смерть (Пес. 8, 6). Там, где этой верностью соединяются сердца народа, все постановления и законы сияют премудростью, так как искренность блюдет их, как святыню, и если находит в них недостатки, которые необходимы человеческим произведениям, восполняет законом Божиим и правилами любви своей. Города, богатые общением, а не златом, не блистают роскошью, но и не страдают общественными болезнями — убожеством и притеснением. Довольство, царствующее в них, есть такое обилие, которое, хотя похищается рукою вражиею, но мгновенно восполняется взаимною помощью. В таком народе нет мудрости, ослепляющей легкомысленных, но свет Божий просвещает всех; умудряет даже младенцев (Пс.15, 8), в посрамление хвалящихся земною премудростию. В нем если не у многих, то, по крайней мере, у некоторых, находятся столь чистые души, которые, как звезды, движущиеся по земле, являются не столько во дни — при всеобщих радостях, сколько в ночи,— когда народные торжества помрачаются сетованием и благоденствие прерывается бедствием. Хотя бы никто не замечал их подвигов для блага общественного, но их ради спасается град (Быт. 43, 32) и, может быть, ради десяти таких не потребляется целое отечество. Пусть вооружатся на этот народ многие племена и царства. Тогда он поколеблется от насилия, вытерпит удары, но восторжествует над беззаконием. В нем прославятся геройством не только те, кого державная рука изведет на поле битвы, но и мирный земледелец исполнится геройским мужеством. Плуг и серп обратятся в орудие казни над противниками, и слабые Руки слабого пола вооружатся в защиту правды отечественной. Вам, слушатели, россияне, известны эти подвиги, до сих пор носимые в сердцах и устах ваших. Не случай, которого ищут слепые, не искусство человеческое, которое стараются снискать долгим учением, но благочестивая верность так возвысила сердца соотечественников. И, если земным оком можно проникать в тайны небесные, правда человеческая (по образу, явленному во Израиле) низвела на себя правду Божию, силою которой пять поражают сто, и сто прогоняют тьму (Лев. 26, 8). В нас исполнилось предсказание, проповеданное некогда народу Божию: притеснителей твоих накормлю собственной их плотью, и они будут упоены кровью своею, как молодым вином; и всякая плоть узнает, что Я — Господь Бог и избавитель твой (Ис.49, 26). Сколько благочестивая верность народа возвышает царство, столько царь, верный Богу, возвышает народ свой и самого себя. Престол царский есть такая высота, на которую обращаются взоры всего народа. От этой богатой трапезы непрестанно ждут пищи себе умы и сердца подданных. То, что видят окружающие ее, слышится в отдаленных пределах. Что заимствуют от нее стоящие на высоких ступенях, передается тем, которые по земле ходят. Земные владыки почти ничего не имеют тайного. Не столько они наблюдают движения народные, сколько народ наблюдает их движения, повторяет их слова и уподобляется их нравам. Когда благочестием украшается престол царский и страх Божий управляет движениями скипетра, то не человеческое, но Божие царство распространяется на земле. Блистательная наружность, с которой являются к престолу слуги столь великого царя, рано или поздно обращаются в душевное величие. Частое уподобление против воли, наконец, превращается в добровольное подражание. Там бессильно всякое искусство лжи, где непрестанно все измеряет, взвешивает и исчисляет истина. От взоров благочестивого царя исходит свет и огонь, который если не просвещает и не согревает, то опаляет сердца нечестивые. Никто не может быть слугою царя, верного Богу, разве слуга Божий (Рим. 13, 4) и другом его, разве друг Божий (Пс.138, 13). Где утверждается такое величие престола, там не одни воззванные на проповедь Евангелия, но и возвестители воли царевой проповедуют благочестие. Не пастыри только, поставленные на страже Господней, но и блюстители гражданской правды блюдут правду Божию в людях. И воин, очищая меч от праха, очищает наипаче сердце, по любви к царю своему и отечеству. Посреди людей этих заграждаются уста беззаконию, не только силою законов, но и тем, что пренебрегаются все искусства его. Вольномыслие, лишаясь покровительства сильных, скрывается в неизвестности и исчезает. Тем самым утверждается единомыслие, возвышается правда, воздающая каждому по его трудам и способностям. Если величие народа измеряется благочестием, то истинная любовь Царя к народу состоит в покровительстве и возвышении благочестия. Этой силой царь вводит миллионы подданных своих в покой Божий и дарует благоденствие, изъясняемое в Писании днями неба (Пс.88,30). Царь правосудием утверждает землю (Притч. 29, 4). Но пусть многие из сонма народного, покорившиеся суете, не покорятся истине и в след вождя своего не пойдут на высоту, им указанную,—он верностию к Богу возвышает сам себя, хотя бы никто за ним не следовал. Служение Богу не есть служение самому себе. Впрочем, и не есть рабство, которого боятся малодушные, но свобода, утверждаемая Духом Божиим. В нем погашаются страсти, чтобы свет Божий воссиял в сердце, отвергается страх человеческий, поскольку приемлется страх Божий, истребляющий все страхи. Верный Богу сокрушает дух свой в жертву Ему, на место своей воли поставляет Его волю. Утро и вечер, день и ночь, сидение и восстание, вхождение и исхождение — все освящает Божиею славою. Кто не сознается, что такое служение Господу и в низком человеке есть высота небесная, есть союз, простирающийся от человека до Бога? Но если все добродетели тем вожделеннее, чем обширнее круг, в котором они распространяются, и тем более славны, чем больше преодолевается трудностей в достижении их, то каким величием и славою облекается верное служение Богу в царе, сидящем на престоле, на которого и страсти действуют сильнее, являясь во всем блеске и утончении; которому и искушения предстоят многочисленные, по мере множества окружающих; который, благодаря своей независимости, может не бояться того, чего боятся подданные, которого и обилие увлекает ко всему, от чего другие удерживаются неимением многого? Сама высота христианства, если принимает возвышение от людей, в царе возвышается, поскольку прославляется Богом и целыми народами. Государь, верный Богу, верен в любви к народу своему. Он, предав дух и сердце в руки Божий, сердца народа принимает в свои руки, да направит их, куда захочет (Притч.21,2). Господь дарует это сокровенное и невидимое сокровище (Ис.45, 3), которого нельзя приобрести ни золотом, ни искусством, ни силами. Если ближе рассматривать следствия такой верности к Богу, то Он помазанного Своего держит за правую руку, укрепляет во всяком деле и на всех путях хранит его (Ис.45,1-2). Какой человеческий совет научит кротости, когда ничто не препятствует употреблять всю строгость суда и силу власти? Какой разум внушит смирение, когда отовсюду слышатся похвалы и рукоплескания, когда все внушают облечься в красоту мира и принять воздаяние, достойно приносимое великим подвигам? И можно ли ожидать отвержения славы, когда любовь к своей чести и славе ставится наравне с гражданскими доблестями? Но проникнем далее в пути сокровенные. Когда этот верный слуга Царя царствующих исходит на поприще войны, то начинает распространять страх и ужас на все народы под небом (Втор.2,25), да узнают, что всех сильнее есть благочестие (Прем. 10, 13). Если же ослабевают мышцы, носящие оружие, или щадится кровь невинная, с неба падают камни в помощь его, воздух ополчается силою зноя и мороза, или, как некогда для Израиля, земля разверзает недра свои и изводит неожиданное воинство — миллионы пресмыкающихся в победу над сопротивляющимися ему. Царь, верный в делах Господних, как Моисей, поставляется Богом над гордостию, подобною фараоновой (Исх. 7, 1). При оскорблениях кроткий, как Давид, помазывается тайным и непрестанным помазанием Духа Божия, миролюбивый и попечительный о славе дома Божия, как Соломон, прославляется во всех концах земли. Верен ему закон Господень: Я положу первенца его высоко выше всех царей земных. Не торопитесь ли вы, слушатели, эти черты величия, Богом даруемого, рассматривать в благочестивейшем монархе нашем? О, благословенные россияне! Благословим Бога, ущедрившего и ущедряющего нас. Но чувственным оком невозможно идти в след духа, водимого Духом Божиим. Для нас довольно поучаться оправданиям Промысла, силою которого воссияла правда в днях (Пс.71,7) монарха нашего. Когда и между христианами умолкала слава Христа Спасителя, монарх гласом силы своей исповедал ее, дав обет воздвигнуть храм и памятник этой славы по образцу царя Израилева. Язык общественный не был свободен от уз, положенных самонадеянием, и, боясь оскорбить человека, оскорблял Бога, приписывая все события искусству и силам человеческим. Кроткий победитель буйного врага, подобно Давиду, перед сонмом людей своих возвестил истину: Сам Бог управляет нами! Твое, Господи, величие, могущество и слава, и победа, и великолепие, и крепость (1Парал. 29, 11). Не только в пределах отечества, но и в чужих народах воссияла правда от скипетра царя нашего. Узы рабства, возложенные насилием, разрушены праведным движением оружия. И, может быть, освободитель от ига временного своею правдою многим иноплеменникам дает свободу от уз вечных. Воссияла правда в днях его. Уже десятью язвами в освобождении десяти царств поражена, по-видимому, глава нового Египта, но еще не низложена гордость, не довершено дело великое. Прольем, слушатели, моления наши к Богу мира, да по следам правды воссияет и множество мира! От пределов Востока до Запада, от краев неба Северного до Южного да успокоятся народы мятущиеся и перестанет проливаться кровь человеческая! Если не в чужих царствах, то между нами, слушатели, воссияет множество мира, когда мы соблюдем благочестивую верность царю и Отечеству, когда искреннее служение Богу не изменим на служение суете и самим себе. Слово вечных судеб уверяет нас: Господь благословит людей Своих миром (Пс.28,11). Аминь. Произнесено 12 марта 1814 года Оглавление СЛОВО В ДЕНЬ ВОСШЕСТВИЯ НА ПРЕСТОЛ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА ПАВЛОВИЧА (Путь, дела и слова праведные примиряют человека с Богом) Возсияет во днях Его правда и множество мира. (Пс. 71,7) Царь-пророк в молитвенном возвышении созерцает юного царя, во дни которого воссияет правда, сокрываемая и угнетаемая неправдами, и мир, как обильные воды, от престола изольется во все пределы царства. Не будем ныне исследовать, слушатели, на какие времена упадет взор пророка и кому из царей этими словами предвещает возвышение правды и обилие мира. Сыну ли своему — наследнику престола, в котором сияла мудррость Божия, чтобы производить суд (3Цар. 3, 28) и в те дни был у него мир со всеми окрестными странами, так что Иуда и Израиль жили спокойно (3Цар.4, 25). Или Тому Царю, Который от престола славы на небесах, как тихая роса, сошел на землю, кроток, праведный, спасающий (Зах.9, 9) от неправд вечных, и Который есть Царь мира (Ис.9, 6), разрушающий вражду (Ефес.2,16) между небом и землею, примиряющий не только человека с человеком, но и льва с ягненком, и скорпионов с младенцами (Ис.9, 6—12). Или, по беспредельности видения, Давид прорицает совокупно на мирные дни Соломона, в которых видит тень будущего (Кол. 2, 17) царства Мессии, и на то царство (Лк.2, 17), по образу которого должны устраиваться все престолы царей земных. Кто бы ни был сей предмет, привлекший на себя богопросвещаемые взоры, только пророк изображает то истинное величие царства, в котором, подобно новому небу (2 Пет. 3, 13), сияет одна правда и то вожделенное благоденствие, которое строится и венчается множеством мира. Но, может быть, эти желания кажутся обветшавшими и не свойственными сегодняшнему торжеству, в которое взоры и слух должны быть наполнены одной радостью о том, что уже воссияла правда во днях царя нашего, и мир дарован его рукою не только Отечеству, но и другим державам. Подлинно! Воссияла правда во дни благочестивейшего монарха в таком избытке света, что видели ее миллионы воинов, носящих вражеское и отечественное оружие, когда Господь Сил поражал и миловал воюющих, ослаблял и укреплял руки их, умерщвлял и оживлял их по предызмеренному шествию гнева и благости. Видели ее мы, слушатели, когда победные знамения, как плоды правды, свыше являемой, предлагались нашим взорам и осязанию. Видели ее многие цари и народы, когда сверх чаяния низлагалось иго, тяготившее их, вновь воздвигались сокрушенные престолы и разрушались узы насильственного рабства, носимые стонущими народами. Видели ее сами враги наши, когда им вместо мщения, по образу Божественной любви, даровано помилование. Эта правда воссияла правотою монарха нашего. Но, кажется, наподобие молнии, освещающей концы вселенной, осветило сердце царя, как средоточие своего сияния, а через него излилась на сердца, готовые к ее принятию. Для прочих же сокрылась как бы в ночной тьме и погасла, не оставив следов своего сияния. Мера времени, отделяющая нас от сего явления правды, столь кратка, что еще не исцелились раны соотечественников, еще не умолкли голоса свидетелей гнева Божия, поразившего полчища вражий. Мы должны бы еще трепетать о судьбах вечных, в наши времена потрясших вселенную. Но от этой страшной правды мы хладнокровно переходим к неправдам нашим, как будто небо, поразившее врагов, с нами примирилось и уже не оскорбляется нашими неправдами. Поэтому кто, истинно преданный монарху, не прольет молений: Да воссияет в днях Его правда во всех сынах России! Рукою монарха дарован мир Отечеству. Праведно! Он до сих пор не имеет покоя для успокоения нашего. Подъемлет все труды путешествия, всю тяжесть умов разномыслящих, чтобы приобрести нам множество мира. Но мир царственный не может иметь большей силы и лучшего жребия, нежели мир Божий. Раздаятелем сего возвещено: Если дом будет достоин мира, который вы даете, мир ваш придет на него; если же не будет достоин, то ваш к вам возвратится (Мф.10, 13). От престола царского мир исходит на каждого россиянина, во все пределы Отечества, но везде ли и на всех ли почивает он? Не возвращается ли снова к престолу от тех людей и селений, которые непрестанно мятутся своими неправдами? И какой мир может почивать там, где нечестие, как море, по Писанию, взволнованное и не может успокоиться (Ис.57, 20)? Или там, где роскошь и корысть, как голодные львы, с равным усилием ищут добыч своих? Где гордость и зависть, как раздраженные исполины, не терпя соперничества, подавляют все, им сопротивляющееся? Где ложь и суеверие, как тайные язвы, свирепствуют в сердцах и умах? Если бы среди таких настроений слышны были непрестанные восклицания: мир! мир! (Иер.6, 14), и тогда бы не было мира, так как неправдами приготавливается внезапная пагуба (1Сол.5,3). Без сомнения, слушатели, мы не желаем, чтобы под кровом общественной тишины продолжалось волнение умов и сердец, но желания наши устремлены к тому, чтобы с царственным миром умирились все вражды и несогласия, чтобы всюду умолкли плач, вопли и пререкания, словом, чтобы мир Божий почил в умах и сердцах наших. Таким образом, желания мира ведут нас к свету, который издалека видел пророк, к тому, чтобы возсияла правда в нас, поскольку правдою только приобретается множество мира. Дела правды — мир, правосудия — спокойствие и безопасность (Ис.32, 17). Чтобы тщетное ожидание мира от неправд наших, или ожидание беспечное от некоторого насилия к миру, не увлекли нас к большим неправдам и не низвели в глубину бедствий, да ведаем, слушатели, что правда каждого человека дарует мир внутренний, примиряя его с самим собою. Дарует мир внешний, примиряя с ближними и Отечеством, наконец, дарует мир с Богом, привлекая на себя правду Божию. Правда примиряет человека с самим собою. Может быть, мы не видим нужды в таком примирении, но потому, что живем вне себя, в предметах, нас окружающих. Или потому, что последняя искра небесного света, которая, иногда загораясь, сжигала нас изнутри, терзала душу, подавляемая множеством преступлений, погасла и оставила в душе одну тьму, все истинное скрывающую от взоров наших. И тот, кто ощущал тело свое храмом живущего Бога (2Кор. 12, 16), и тот видел в себе противостояние плоти, воюющей на дух (Гал.5,17). И богодухновенный царь, обращая некогда слух к себе самому, слышал внутренний мятеж, сокрушающий даже кости его: Нет мира в костях моих,— восклицал он,— от лица грехов моих (Пс.37, 4). Если мы, живущие по плоти, не замечаем никакого борения внутри себя, то уже не совершилось ли в нас всегубительство — истребление самого желания сопротивляться беззаконию, так как пределом погибели Писание полагает глубину зол, низшедши в которую, грешник, вместо упокоения, впадает в нерадение о спасении. Но и сей беспечный грешник, пока имеет плоть, попечениями о ней возмущается, и возмущает всех. Он в самом бедствии тяготит общество, подобно камню, когда же действует, подавляет его. Или от сопротивления возгорается в нем, как огонь в сухой траве, и всеми силами губительного духа разжигает несогласия, распри и мятежи. Столь убийственные плоды приносит беззаконие! Напротив, хождение в законе, которое есть правда наша, начинается тишиною и спокойствием, сопровождается радостью и увенчивается множеством мира. Закон Господень есть закон покоя, поскольку силою его погашается пламень каждой страсти, снедающей душу, укрощается волнение каждой похоти, возмущающей сердце, удерживается стремление каждой мысли, удаляющейся от истины. Господь наш есть Бог мира и покоя, Сам есть мир (Ефес.2, 9) и покой вечный. Может ли что исходить от Него для нас, кроме научения, побуждения и средств к покою? Державный пророк, уже просивший некогда воздаяния по правде своей, впрочем, многократно возвращался к молению об этой правде: Господи, научи меня правде Твоей; вразуми меня, и испытаю закон Твой (Пс.118,34). Не бдительность только от греховного искушения побуждала его к таким восклицаниям, но и то блаженство, которое находится в испытании и исполнении закона. Испытывающие закон Господень ощущают в нем сладость, бесконечно превышающую всякую сладость чувственную — меда и coma, обретают благо, вожделеннее золота, серебра и многоценного камня (Пс.18, 11—12) и драгоценнее, нежели весь мир. Сердце наше, когда проникает в него закон Господень, исполняется радостью. Не потому ли, что тогда встречается правда Божия с правдою, в нас возникающей, снова пишется закон, начертанный, но потом изглаженный на плотяных скрижалях (2Кор. 3, 4) сердец наших. Правда от Бога и правда от нас производят то, что в глубине сердца совершается тайное лобзание вечного мира, воссоздается разрушенная скиния — жилище и престол Божий. Какое радование (Пс.118, 64) и какой мир сердца, когда в нем утверждается сам престол мира — Божие царство! От этого небесного, впрочем, внутри нас утверждаемого престола исходит веселие, умиротворяющее все существо человека, разум с волею, волю с деяниями, дух с телом. И не ограничивается только внутренним примирением, но распространяется на все внешние действия. Наполненный такой радостью, по описанию испытавшего ее, благодать имеет в устах; покой на лице; безопасно пойдет по пути; если сядет, не будет бояться; когда уснет, сон будет приятен; не убоится внезапного страха и пагубы от нечестивых (Прит.3,23—24). Таким образом, не пища или питие (Рим. 14, 17), не веселие чувств и плоти, не слава и богатство, но правда наша, управляемая законом Божиим, производит мир внутренний и радость неотъемлемую. Правда дарует мир внешний. Если бы мы могли иметь покой внутренний, ничто бы видимое не могло нарушить его. Когда сияет правда, при свете ее можно видеть, что нарушители и враги покоя нашего лишь орудия невидимой ими руки, подающей нам скорби для возвышения или только восстановления покоя нашего, и что они в поисках своего покоя увлекаются суетою, достойной сожаления, а не гнева и мести. При свете правды открывается и то, что время и место рождения нашего не нами избраны, но по сокровенным судьбам дарованы свыше, и что в них, хотя бы возлагались на нас неудобоносимые тяжести, содержатся все блага, которые только можем приобрести. Тот, чьи взоры так просвещаются, видит, что всякий жребий, вручаемый отечеством, тайно определяется Небом, и весь круг действий, извне касающихся его, чертится и измеряется Измеряющим пути каждой твари. Отсюда не только укрепляется, но и освящается союз с Отечеством. Не страх суда и законов, но верность и любовь соблюдают и возвышают его. Правда, сияя в праведнике, не ограничивается им одним. Мир, в котором почивает он, как сияние света, разливается столь далеко, что взор чувственный не может видеть границ его. Впрочем, если бы нужно было положить известную Меру благ мира, которые праведный творит для Других, надлежало бы расширить ее дальше земли, поскольку он, минуя все земное, просвещает путь на небо (Прит.9, 15), пространнее всего времени, поскольку вечные блага подает душам бессмертным. Больше всякого числа, поскольку он есть сосуд, через который щедроты Божий изливаются на землю, превыше всякой меры, поскольку правда, от него исходящая, может все (Мф.21, 22). Господь будет упованием во всех путях его (Прит.3, 26). Не на это ли величие праведника указывает премудрый, запрещая веселиться о множестве сынов нечестивых: лучше один праведник, чем тысяча грешников (Сир.16,3)? Правда одного устраивает город. Какой обильный мир и какое вожделенное благоденствие может быть там, где умножаются праведные? Впрочем, если бы возрастало между ними хотя бы не число праведных, но число правд, мы вкусили бы многие плоды мира. Отложите одну неправду в приобретении корысти — сколько умолкнет жалоб и оскорблений, воплей и стенаний, распрей и клевет, возбуждаемых лишением и приобретением корысти? Или пусть пресечется одно неправедное ее употребление, сокрушающее дух и тело — не процветет ли тогда обилие в домах наших и вокруг нас. Не водворится ли тишина на рынках и площадях, не пресечется ли само желание, непрестанно алчущее умножения корысти? И сколько бы тогда успокоилось рук, трудящихся день и ночь для удовлетворения пагубных похотей! Но не в делах только, правда и в слове утверждает тишину и спокойствие. Там, где ни одно слово гнилое не исходит из уст — не слышится язык льстивый, поучающий и поучающийся неправде, не открываются уста для злословия и смеха, изгоняются клевета и лжесвидетельство, умолкают пререкания и проклятия. И кто исчислит все плоды одной правды в слове, когда ею приобретается мир с дальними и ближними, мир на распутьях и в судах, между продающим и покупающим, между рабами и владыками?! Правда дарует мир с Богом. Чудно и, по-видимому, невозможно, чтобы человек, будучи столь слаб и ничтожен, восставал на Господа неба и земли. Но, если всякая неправда человеческая в основании своем есть вражда на Бога, если всякое беззаконие есть сопротивление закону Божию, то как мало найдется среди нас искренних Божиих! Мы иногда гневаемся на неправду, вооружаемся на нее мщением, когда замечаем в других, но в себе самих любим ее. В делах наших находится свидетельство того, что внемлем и повинуемся вечной лжи (Ин. 8, 45), которая день и ночь клевещет на Бога (Апок.12, 10), увлекая нас к богам бесчисленным. Клевещет на провидение, удаляя его от нас так, что оставляет место нашему самовластительству. Клевещет на всеведение, ограничивая его временем, местом, известными предметами, чтобы удалить от него сердца наши. На милосердие, покрывая им все злодеяния, хотя бы мы в том не содействовали. Клевещет и на правосудие, сокращая его милосердием или поражая им До отчаяния. Оставленные в руках произволения нашего, пока силой воли не расторгнем любимого союза с неправдами, до тех пор мы не ожидаем мира от Господа, поскольку охотно враждуем на Него, но Господь ожидает нашего с Ним примирения. Порфироносный пророк, размышляя некогда об этом примирении и ставя себя на месте нашем, как бы так вопрошал Бога: Господи! Если Твой мир не предварит нас, кто может так примириться с Тобою, чтобы дерзнуть приступить к Тебе, огню поедающему (Евр.12, 29), и так очиститься, чтобы мог обитать (Пс.14, 1) там, где Ты обитаешь, или вселиться в святую гору Твою, где Ты один неприступный? Но слыша говорящего в нем Духа, отвечает: ходи непорочен и делай правду, говори истину в сердце своем (Пс.14, 2) и на земле обитает с Богом, т. е. миру Божию нет предела (Ис.9, 7). Он касается и тебя, кто бы ты ни был, только ты не возмущай его, не сопротивляйся ему пороками. Ходи непорочен — нет нужды, что всякая правда твоя, и седмирицею очищенная, перед лицом Божиим есть смрад и нечистота, только ты делай ее: Господь ведает, как очистить твое нечистое и убелить твое багряное (Ис.1,18). Обращаешь ли слух к истине, обращай так, чтобы она касалась глубины сердца и никогда не умолкала в нем своею силою и властию: говори истину в сердце. Путь, дела и слова праведные примиряют тебя с Тем, Который Сам нарицается праведным, любит правду (Пс.10, 7). Истина Божия, руководя на пути правды, охраняет его так, что упование на милосердие Божие, чтобы соблюсти меру покоя, от него исходящего, растворяет страхом правосудия. Сей страх, низводящий до унижения любовью к бесконечной благости, саму же любовь беспредельную и нескончаемую растворяет внутренней кротостью. Не тогда ли, как все это исполнится, приходит время, когда правда человеческая низводит на себя мир Божий, который превыше всякого ума (Флп.4, 7) и составляет одно с правдою Божиею? Но, Господи! Кто знает силу гнева Твоего (Пс.89, 11), и кто может узнать число и назначить время щедрот, подаваемых Твоею Десницею? Мы знаем только то, что велик мир у любящих закон Твой (Пс.118, 165). Устами первого законодателя возбуждая к правде, вечный Законодавец говорит нам: слушайте голоса Господа Бога вашего, тщательно исполняйте все заповеди Его: придут на вас все благословения сии: Благословен ты в городе, и благословен на поле, благословен плод чрева твоего, и плод земли твоей, и плод стада твоего и плод овец твоих. Благословенны житницы твои и кладовые твои. Благословен ты при входе твоем и благословен ты при выходе твоем (Втор. 28, 1—6). Если не беспредельная любовь, явленная нам в Единородном Сыне Божием, если не вечные обеты, возвещаемые Евангелием, и милосердие, до сих пор терпящее неправды наши, по крайней мере, эти благословения да направят стопы наши на путь правый. Не множеством желаний и не молитвою уст, но правдою нашею, слушатели, исполнится радость этого дня, веселие отечества и монарха: воссияет в днях Его правда наша. Тогда внутри нас, над нами, во всех пределах России и вокруг почиет множество мира. Аминь. Произнесено 12 марта 1815 года