Чехов Антон Павлович (332)

НА ГУЛЯНЬЕ В СОКОЛЬНИКАХ       День 1 мая клонился к вечеру. Шепот сокольницких сосен и пение птиц заглушены шумом экипажей, говором и музыкой. Гулянье в разгаре. За одним из чайных столов Старого Гулянья сидит парочка: мужчина в лоснящемся цилиндре и дама в голубой шляпке. Пред ними на столе кипящий самовар, пустая водочная бутылка, чашки, рюмки, порезанная колбаса, апельсинные корки и проч. Мужчина пьян жестоко... Он сосредоточенно глядит на апельсинную корку и бессмысленно улыбается.    -- Натрескался, идол! -- бормочет дама сердито, конфузливо озираясь. -- Ты бы, прежде чем пить, рассудил бы, бесстыжие твои глаза. Мало того, что людям противно на тебя глядеть, ты и себе самому всякое удовольствие испортил. Пьешь, например, чай, а какой у тебя теперь вкус? Для тебя теперь что мармелад, что колбаса -- все равно... А я-то старалась, брала чего бы получше...    Бессмысленная улыбка на лице мужчины сменяется выражением крайней скорби.    -- М-маша, куда это людей ведут?    -- Никуда их не ведут, а они сами гуляют.    -- А зачем городовой идет?    -- Городовой? Для порядка, а может быть, и гуляет... Эка, до чего допился, уж ничего и не смыслит!    -- Я... я ничего... Я художник... жанрист...    -- Молчи! Натрескался, ну и молчи... Ты, чем бормотать, рассуди лучше... Кругом деревья зеленые, травка, птички на разные голоса... А ты без внимания, словно тебя и нет тут... Глядишь и как в тумане... Художники норовят теперь природу подмечать, а ты -- как зюзя...    -- Природа... -- говорит мужчина и крутит головой. -- Пр-рирода... Птички поют... крокодилы ползают... львы... тигры...    -- Мели, мели... Все люди как люди... под ручку гуляют, музыку слушают, один ты в безобразии. И когда это ты успел? Как это я недоглядела?    -- М-маша, -- бормочет цилиндр, бледнея. -- Скорей...    -- Чего тебе?    -- Домой желаю... Скорей...    -- Погоди... Потемнеет, тогда и пойдем, а теперь совестно идти: качаться будешь... Люди смеяться станут... Сиди и жди...    -- Н-не могу! Я... я домой...    Мужчина быстро поднимается и, качаясь, выходит из-за стола. Публика, сидящая на других столах, начинает посмеиваться... Дама конфузится...    -- Убей меня бог, ежели еще хоть раз с тобой пойду, -- бормочет она, поддерживая мужчину. -- Один срам только... Добро бы законный был, а то так... с ветру...    -- М-маша, где мы?    -- Молчи! Постыдился бы, все люди пальцами показывают. Тебе-то, как с гуся вода, а мне-то каково? Добро бы законный был, а то... так... Даст рубль и месяц попрекает: "Я тебя кормлю! Я тебя содержу!" Очень мне нужно! Да плевать я хотела на твои деньги! Возьму и уйду к Павлу Иванычу...    -- М-маша... домой... Извозчика найми...    -- Ну, иди... Ступай по аллее прямо, а я пойду в сторонке... Мне с тобой совестно идти... Иди прямо!    Дама ставит своего "незаконного" лицом к выходу и дает ему легкий толчок в спину. Мужчина подается вперед и, покачиваясь, толкаясь о проходящих и скамьи, спешит вперед... Дама идет позади и следит за его движениями. Она сконфужена и встревожена.    -- Палочек, сударь, не желаете ли? -- обращается к шагающему мужчине человек с вязанкой палок и тростей. -- Самые лучшие... перцовые... бамбук-с...    Мужчина глупо глядит на продавца палок, потом поворачивает назад и мчится в противоположную сторону. На лице у него выражение ужаса.    -- Куда это тебя нелегкая несет? -- останавливает его дама, хватая за рукав. -- Ну, куда?    -- Где Маша?.. М-маша ушла...    -- А я-то кто?    Дама берет под руку мужчину и ведет его к выходу. Ей совестно.    -- Убей меня бог, ежели хоть еще раз с тобой пойду... -- бормочет она, вся красная от стыда. -- Последний раз терплю такой срам... Накажи меня бог... Завтра же уйду к Павлу Иванычу!    Дама робко поднимает глаза на публику, в ожидании увидеть на лицах насмешливые улыбки. Но видит она одни только пьяные лица. Все качаются и клюют носами. И ей становится легче.