ЦИЦЕРОН ПИСЬМА (53)

CMXIV. Марку Юнию Бруту, в провинцию Македонию

[Brut., I, 18]

Рим, 27 июля 43 г.

Цицерон Бруту привет.

1. После моих частых советов тебе в письмах, чтобы ты возможно скорее явился на помощь государству и привел войско в Италию, когда я не думал, что у твоих родных есть сомнения по этому поводу, твоя мать5092, благоразумнейшая и заботливейшая женщина, все помыслы которой обращены к тебе и поглощены тобой, попросила меня прийти к ней за семь дней до секстильских календ, что я, как и был должен, сделал без промедления; когда же я пришел, я застал Каску, Лабеона5093 и Скапция5094. Она обратилась ко мне и спросила, каково же мое мнение и вызываем ли мы тебя и считаем ли мы, что это для тебя полезно или же для тебя лучше медлить и задержаться.

2. Я ответил то, что думал, — что и для твоего достоинства и для доброго имени чрезвычайно полезно, чтобы ты в возможно более скором времени оказал защиту пошатнувшемуся и почти пришедшему в упадок государству. И в самом деле, какого только зла, по твоему мнению, нет в той войне, в которой победоносные войска не захотели преследовать бегущего врага5095 и в которой оставшийся невредимым император, наделенный славнейшими почестями и величайшими дарами судьбы, — женой, детьми, родством с вами, объявил войну государству5096. К чему мне говорить: «при таком единодушии сената и народа», когда внутри стен5097 столько зла?

3. Но, когда я писал это, я испытывал величайшую скорбь оттого, что, после того как государство приняло мое поручительство за юношу и почти мальчика5098, я, казалось, едва мог исполнить то, что я обещал. Ведь данное за другого обязательство, касающееся образа мыслей и мнения, особенно в величайшем деле, важнее и труднее, нежели обязательство, касающееся денег; ведь последние можно уплатить, а ущерб для имущества терпим. Но как уплатишь то, в чем ты поручился государству, если тот, за кого ты поручился, нелегко соглашается уплатить5099?

4. Впрочем, и его я, как надеюсь, удержу несмотря на сопротивление со стороны многих; ведь в нем, мне кажется, есть хорошие задатки, но возраст податлив, и существуют многие, готовые испортить его, которые уверены, что остроту честного ума можно притупить, представив ему блеск ложного почета. И вот, к моим остальным трудам прибавился также следующий — применить все ухищрения, чтобы удержать юношу и не подвергнуться осуждению за опрометчивость. Впрочем, что такое опрометчивость? Ведь того, за кого я поручился, я обязал больше, нежели обязался сам, и не может быть, чтобы государство раскаивалось в том, что я поручился за того, кто был в своих действиях более стоек и благодаря собственному уму, и благодаря моему обещанию.

5. Но величайшим затруднением в государстве, если только не ошибаюсь, является недостаток денежных средств. Ведь честные мужи с каждым днем становятся более глухи к голосу налога, который собран в виде сотой доли на основании бессовестной оценки богатых и весь тратится на жалование двум легионам5100; однако предстоят неограниченные расходы как на эти войска, посредством которых мы теперь защищаемся, так и на твое; ведь наш Кассий5101, видимо, может прибыть достаточно снаряженным. Но это и многое другое я жажду обсудить при встрече и возможно скорее.

6. Что касается сыновей твоей сестры5102, то я не стал ждать, Брут, пока ты напишешь; вообще сами обстоятельства — ведь будет вестись война — оставляют тебе свободу действий; но я сначала, когда не мог предугадать продолжительность войны, вел в сенате дело мальчиков так, как ты, полагаю я, мог узнать из писем матери, и я всегда во всем, хотя бы с опасностью для жизни, буду говорить и делать то, чего ты, по моему мнению, хочешь и что для тебя важно. За пять дней до секстильских календ.

CMXV. От Луция Мунация Планка Цицерону, в Рим

[Fam., X, 24]

Нарбонская Галлия, Куларон (?), 28 июля 43 г.

Избранный консулом, император Планк шлет привет Цицерону.

1. Не могу удержаться, чтобы не поблагодарить тебя за всё в отдельности и за твои услуги5103, но, клянусь, делаю это с чувством стыда. Ведь и столь тесные дружеские отношения, каких ты захотел со мной, видимо, не требуют выражения благодарности, и я неохотно — ввиду твоих величайших услуг — отделываюсь столь ничтожным даром в виде слов и предпочитаю лично уважением, угождением, усердием снискать твое одобрение моей памятливости. Если останусь жив, то своим уважением к тебе, угождением, усердием превзойду всякую приятную дружбу и даже истинно родственное отношение. Что же касается твоей приязни и твоего суждения обо мне, то мне не легко сказать, будут ли они приносить мне больше достоинства на вечные времена или же больше удовольствия изо дня в день.

2. О выгодах солдат ты позаботился5104. Я хотел, чтобы сенат оказал им внимание не ради укрепления моего влияния (ведь я знаю, что у меня только здравые помыслы), но так как, во-первых, я признавал, что они заслужили это; затем, так как я хотел, чтобы они на все случаи были теснее связаны с делом государства; наконец, чтобы иметь возможность поручиться вам за них в том, что они так же враждебны всякому подстрекательству со стороны всех, как были до сего времени5105.

3. Я до сего времени удержал здесь всё без изменений. Хотя я и знаю, как люди — и не без оснований — жаждут решительной победы, я все-таки надеюсь, что вы одобряете это мое решение. Ведь у государства нет наготове больших подкреплений, чтобы оказать противодействие внезапному натиску и разбою братоубийц5106, если в этих войсках будет какой-нибудь урон. Мои силы, полагаю я, тебе известны: в моем лагере три легиона ветеранов, один — и даже превосходнейший из всех — из новобранцев; в лагере Брута5107 — один легион ветеранов, другой из солдат двухлетнего срока службы, восемь из новобранцев. Таким образом, все войско по численности очень велико, в смысле стойкости слабое, а насколько в бою следует полагаться на новобранцев — это мы слишком часто узнавали на опыте.

4. Если бы к этой силе наших войск присоединилось либо африканское войско5108, которое состоит из ветеранов, либо войско Цезаря5109, то мы спокойно подвергли бы важнейшее государственное дело решительному испытанию. Но так как мы видели, что Цезарь находится несколько ближе5110, то я не переставал уговаривать его в письмах, и он не переставал подтверждать, что он прибывает без промедления. Между тем он, вижу я, отказавшись от этого намерения, принял другие решения5111. Все-таки я послал к нему нашего Фурния с полномочиями и письмом — не сможет ли он случайно сколько-нибудь помочь.

5. Ты знаешь, мой Цицерон, — что касается любви к Цезарю5112, я твой союзник, потому ли, что при близкой дружбе с Цезарем5113, при его жизни, для меня уже было неизбежно оберегать и любить его5114; или потому, что он, насколько я мог узнать, отличался очень большой умеренностью и человечностью5115; или потому, что ввиду моей столь замечательной дружбы с Цезарем5116 мне кажется позорным не считать его сыном этого5117, поддержанного суждением5118 его5119 и вашим.

6. Но что бы я ни писал тебе, я делаю это, клянусь, скорее со скорбью, чем из недружелюбия. Что Антоний по сей день жив, что Лепид вместе с ним, что у них войска, к которым нельзя относиться с пренебрежением, что они надеются, что они осмеливаются — все это они могут зачесть в приход Цезарю5120. Я не стану возвращаться к прошлому; но если бы с того времени, когда он5121 объявил мне о своем приходе, он захотел прийти, то война была бы либо прекращена, либо перенесена в глубоко враждебную им Испанию5122 с величайшим ущербом для них. Какие соображения или чьи советы отвлекли его от столь великой, а для него даже необходимой и спасительной5123 славы и склонили к помыслам о консульстве на два месяца5124, связанном со страхом для людей и нелепым требованием5125, — не могу постигнуть.

7. Большую пользу в этом, мне кажется, могут принести и государству и ему его родственники5126; величайшую, как я считаю, также ты, у которого перед ним такие заслуги, каких у тебя нет ни перед кем5127, кроме меня: ведь я никогда не забуду, что я у тебя в величайшем долгу за очень многое. Довести с ним переговоры об этом до конца я и уполномочил Фурния. Если я буду пользоваться у него таким авторитетом, каким я должен пользоваться, то я очень сильно помогу ему.

8. Между тем мы ведем войну в худших условиях, так как мы и не считаем решительное сражение вполне безопасным, и все-таки не намерены допускать, чтобы из-за нашего отступления государство могло понести большой ущерб. Но если Цезарь одумается или если быстро прибудут африканские легионы, то мы устраним опасность, угрожающую вам с этой стороны.

Прошу тебя любить меня, как ты начал, и быть уверенным, что я подлинно твой. За четыре дня до секстильских календ, из лагеря.

ПИСЬМА НЕИЗВЕСТНЫХ ЛЕТ ПИСЬМО К ОКТАВИАНУ ФРАГМЕНТЫ ПИСЕМ

CMXVI. Марку Фадию Галлу

[Fam., VII, 23]

Рим, 61 г. (?)

Цицерон шлет привет Фадию Галлу5128.

1. Только приехал я из арпинской усадьбы, как мне вручили письмо от тебя, и от того же человека я получил письмо Авиания5129, в котором было любезнейшее сообщение о том, что он, по приезде, назначит платеж на тот срок, на какой я захочу. Постарайся, прошу, быть тем, кем являюсь я. Совместимо ли с твоей или моей совестливостью сначала просить о сроке, затем требовать более чем на год? Но все было бы легким, мой Галл, если бы ты купил то, что мне было нужно, и в пределах желательной для меня суммы. Все-таки как раз то, что ты купил, как ты пишешь, будет не только одобрено мной, но и приятно мне; ведь я вполне понимаю, что тобой руководило не только рвение, но и приязнь, что ты, человек, как я всегда считал, самый тонкий во всех своих суждениях, скупил то, что восхитило тебя, то, что ты счел достойным меня.

2. Но я хотел бы, чтобы Дамасипп5130 остался верен своему намерению. Ведь из тех твоих покупок мне вообще ни одной не нужно; но ты, не зная о моем правиле, взял четыре или пять статуй за столько, во сколько я вообще не ценю все существующие статуи. Этих вакханок ты сравниваешь с музами Метелла5131. Что похожего? Во-первых, я никогда не оценил бы этих самых муз так высоко и сделал бы это с одобрения всех муз. Однако это подошло бы для библиотеки и соответствовало бы моим занятиям. Но где у меня место для вакханок? «А они красивы». Знаю прекрасно и часто видел их. Если бы они нравились мне, то я, давая тебе поручение, прямо назвал бы эти известные мне статуи. Ведь я обычно покупаю те статуи, которые украшают у меня участок на палестре ради подобия с гимнасиями5132. А к чему мне, поборнику мира, статуя Марса? Радуюсь, что не было статуи Сатурна5133. Ведь я считал бы, что две эти статуи принесли мне долги. Я предпочел бы, чтобы было какое-нибудь изображение Меркурия; мне думается, я мог бы счастливее закончить с Авианием.

3. Столоносца5134 ты предназначил для себя; если он восхищает тебя, возьми; но если ты переменил мнение, то я, разумеется, возьму. Право, как раз за эту сумму я гораздо охотнее купил бы заезжий двор в Таррацине, чтобы не всегда обременять хозяина5135. Вообще я вижу, что это вина моего вольноотпущенника, которому я дал вполне определенные поручения, а также Юния, который, я считаю, известен тебе, — близкий друг Авиания. Я устроил в галерейке тускульской усадьбы новые небольшие экседры5136; их я и хотел украсить картинами. Действительно, если что-либо в этом роде восхищает меня, то восхищает живопись. Итак, если мне следует получить все это, пожалуйста, извести меня, где оно находится, куда послать за ним, каков способ перевозки. Ведь если Дамасипп не останется верен своему намерению, то я найду какого-нибудь Псевдодамасиппа, хотя бы с убытком.

4. Ты снова пишешь мне о доме; выезжая, я уже поручил это своей Туллии; ведь я получил твое письмо как раз в этот час; я говорил также с твоим Никием, потому что он, как ты знаешь, в дружеских отношениях с Кассием5137. Но как только я возвратился, я, прежде чем прочитал твое письмо, спросил свою Туллию, что она сделала. Она сказала, что действовала через Лицинию, но Кассий, я полагаю, не так часто встречается с сестрой; далее, что она, по ее словам, так как муж отсутствует (ведь Дексий выехал в Испанию), не решается переезжать в его отсутствие и без его ведома. Меня очень радует, что ты оценил мой уклад и образ жизни столь высоко, что, во-первых, берешь тот дом, чтобы иметь возможность жить не только вблизи от меня, но совсем со мной; затем, что ты в такой степени торопишься переселиться. Но пусть я не буду жив, если я согласен с тем, что ты жаждешь этого больше, чем я. Поэтому я испробую все. Ведь я вижу, что важно для меня, что важно для каждого из нас. Если я добьюсь чего-нибудь, то дам тебе знать. А ты и ответишь мне на всё и, если находишь нужным, известишь меня, когда мне ждать тебя.

CMXVII. Квинтию Галлу

[Fam., XIII, 43]

Рим, 58 г. (?)

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет Квинтию Галлу5138.

1. Хотя я и надеюсь в очень многих случаях ясно увидеть то, что я и так ясно вижу давно, — что я любим тобой, все же теперь тебе представляется случай легко проявить свое расположение ко мне. Луций Оппий, сын Марка5139, человек, близкий мне, ведет дела в Филомелии. Его я препоручаю тебе особенно и тем более, что и я люблю его, и он ведает делами Луция Эгнация Руфа5140, — единственного римского всадника, с которым я поддерживаю самые дружеские отношения и которого связывает со мной как ежедневное общение, так и очень многие важнейшие услуги.

2. И вот — совершенно так, как если бы это были мои дела, — прошу тебя любить находящегося там Оппия и печься о деле отсутствующего Эгнация. В виде напоминания себе, пожалуйста, дай ему какое-нибудь письмо с тем, чтобы оно было вручено тебе в провинции5141, но составь его так, чтобы тогда, когда ты будешь читать его, ты легко мог вспомнить тщательность этой моей рекомендации. Еще и еще настоятельно прошу тебя об этом.

CMXVIII. Квинтию Галлу, в провинцию Азию

[Fam., XIII, 44]

Рим, 58 г. (?)

Цицерон Галлу привет.

Хотя ты и помнишь о моей рекомендации, как я узнал из письма моего ближайшего друга Луция Оппия, и хотя я, ввиду твоего необычайного расположения ко мне и ввиду наших дружеских отношений, менее всего удивился этому, все же еще и еще препоручаю тебе находящегося там Луция Оппия и дела отсутствующего Луция Эгнация, моего самого близкого друга. У нас с ним такие тесные дружеские отношения, что я не тревожился бы в большей степени, если бы это были мои дела. По этой причине ты сделаешь очень приятное мне, если постараешься, чтобы он понял, что я любим тобой в такой мере, в какой я это сам считаю. Ничего приятнее этого ты не можешь сделать для меня, и я настоятельно прошу тебя сделать это.

CMXIX. Аппулею, в провинцию Азию

[Fam., XIII, 45]

Рим, 58 г. (?)

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет проквестору Аппулею5142.

Луций Эгнаций — единственный римский всадник, с которым я поддерживаю самые дружеские отношения. Его раба Анхиала и дела, которые он ведет в Азии, препоручаю тебе не менее заботливо, нежели препоручил бы свое дело. Так, пожалуйста, и считай — меня не только связывает с ним чрезвычайно тесное ежедневное общение, но нас соединяют друг с другом большие и взаимные услуги. По этой причине еще и еще прошу тебя позаботиться, чтобы он понял, что я написал тебе достаточно внимательно. Ведь в твоем расположении ко мне он не сомневался. Еще и еще прошу тебя сделать это.

CMXX. Аппулею, в провинцию Азию

[Fam., XIII, 46]

Рим, 58 г. (?)

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет проквестору Аппулею.

Луций Ностий Зоил5143 — мой сонаследник и наследник своего патрона. Поэтому пишу о двух обстоятельствах — чтобы ты и знал, что у меня есть основание для дружбы с ним, и считал его честным человеком, которого отметил своим суждением патрон5144. Итак, препоручаю его тебе так, как препоручил бы одного из своих домочадцев. Мне будет очень приятно, если ты постараешься, чтобы он понял, что эта рекомендация оказала ему в твоих глазах большую помощь. 

CMXXI. Марку Фадию Галлу

[Fam., VII, 26]

Тускульская усадьба, 57 г. (?)

Цицерон шлет привет Галлу.

1. Тяжко страдая кишечником уже десятый день и не будучи в состоянии убедить тех, кто хотел воспользоваться моим содействием, что я нездоров, так как у меня не было лихорадки, — я бежал в тускульскую усадьбу, после того как я в течение двух дней воздерживался от пищи в такой степени, что не принимал даже воды. Поэтому, измученный слабостью и голодом, я скорее нуждался в твоих услугах, а не думал, что тебе требуются мои. Я страшусь как всяких болезней, так и той, из-за которой стоики дурно относятся к твоему Эпикуру, так как он говорит, что его тяготят дисурические и дисэнтерические заболевания5145, одни из которых они считают болезнью от обжорства, другие — даже от более позорной невоздержанности. Я сильно испугался дисэнтерии; но мне, видимо, принесла пользу либо перемена места, либо даже душевный отдых, либо, пожалуй, само ослабление заканчивающейся болезни.

2. Однако, чтобы ты не удивлялся, отчего это произошло или каким образом я допустил это, скажу, что это закон о расходах5146, который, видимо, принес мне простоту; он и послужил во вред мне. Ведь когда ваши любители пышности хотят отдать честь произведениям земли, для которых закон сделал исключение, они так приготовляют грибы, овощи, всякую зелень, что ничто не может быть приятнее. После того, как я набросился на них на авгурском обеде у Лентула5147, меня схватила столь сильная диаррея5148, что она только сегодня, видимо, начала останавливаться. Так я, который легко воздерживался от устриц и мурен5149, был обманут свеклой и мальвой. Итак, впредь буду осторожнее. Но ты, узнав об этом от Аниция (ведь он видел меня во время тошноты), имел законные основания не только послать письмо, но и посетить меня. Думаю задержаться здесь, пока не поправлюсь. Ведь я и потерял силы и исхудал. Но я надеюсь легко восстановить это, если избавлюсь от болезни.

CMXXII. Квинту Марцию Филиппу, в провинцию Азию

[Fam., XIII, 74]

Рим, 55 г. (?)

Марк Туллий Цицерон шлет привет проконсулу Квинту Филиппу.

Хотя я, ввиду твоего уважения ко мне и ввиду наших дружеских отношений, и не сомневаюсь, что ты помнишь о моей рекомендации, всё же еще и еще препоручаю тебе того же Луция Оппия, моего близкого друга, находящегося там, и дела отсутствующего Луция Эгнация, моего ближайшего друга5150. Меня связывают с ним столь тесные дружеские отношения, что если бы это было мое дело, то я тревожился бы не в большей степени. По этой причине ты сделаешь очень приятное мне, если постараешься, чтобы он понял, что я любим тобой в такой мере, в какой я сам это предполагаю. Ничего приятнее этого ты не можешь сделать для меня, и я настоятельно прошу тебя сделать это.

CMXXIII. Публию Ситтию, в Мавританию

[Fam., V, 17]

Рим, 52 г. (?)

Марк Туллий Цицерон шлет привет Публию Ситтию, сыну Публия5151.

1. В течение последнего времени я не обращался к тебе с письмами не вследствие того, что я забыл о нашей дружбе и изменил своему обыкновению, но оттого что первое время совпало с крушением государства и моим собственным5152, а последующее помешало мне писать ввиду постигших тебя совершенно незаслуженных и жесточайших бедствий. Но после того как и прошел достаточно длинный промежуток времени, и я старательнее вспомнил о твоей доблести и величии духа, я не счел чуждым своим правилам написать тебе следующее.

2. И в то первое время, Публий Ситтий, когда ты, отсутствуя, подвергся ненависти и обвинению, я защитил тебя, а когда с судом над твоим ближайшим другом5153 и опасностью для него соединилось обвинение против тебя, я со всей заботливостью, с какой мог, оберегал тебя и твое дело. И недавно, тотчас после моего приезда, хотя я и нашел дело начатым не так, как я бы считал нужным, если бы я был на месте, я все-таки ни в чем не уклонился от содействия твоему избавлению. И хотя в то время, вследствие ненависти из-за недостатка продовольствия, недруги не только твои, но и твоих друзей, несправедливость всего суда и многие другие пороки государства были сильнее, нежели правое дело, я не отказал твоему Публию5154 ни в содействии, ни в совете, ни в усилиях, ни в благорасположении, ни в свидетельских показаниях.

3. По этой причине, заботливо и свято соблюдая все обязанности дружбы, я не счел даже возможным обойтись без уговоров и просьб к тебе, чтобы ты помнил, что ты — и человек и муж, то есть чтобы ты мудро переносил всеобщее ненадежное положение, которого ни один из нас никаким способом не может ни избегнуть, ни предвидеть, и чтобы ты мужественно боролся со скорбью и судьбой и полагал, что вследствие несправедливых приговоров такие случаи происходили со многими храбрейшими и честнейшими мужами и в нашем государстве и в прочих, достигших владычества. О, если бы, когда я пишу тебе, не было правдой, что ты лишен такого государства, в котором ничто не радует ни одного благоразумного человека!

4. Что же касается твоего сына, то опасаюсь, как бы не показалось, что я не представил свидетельства, которого заслуживает его доблесть, если я ничего не напишу тебе; но если я опишу всё, что чувствую, то — как бы не разбередить своим письмом твою тоску и скорбь. Но все-таки ты поступишь благоразумнее всего, если будешь думать, что его сыновняя любовь, доблесть, трудолюбие принадлежат тебе, где бы ты ни был, что они с тобой; ведь то, что мы охватываем умом, — не менее наше, нежели то, на что мы смотрим глазами.

5. Поэтому для тебя должны быть большим утешением и его исключительная доблесть и глубокая любовь к тебе, а также я и прочие, которые ценим и всегда будем ценить тебя не на основании участи, но на основании твоей доблести, а особенно твое собственное сознание, когда ты подумаешь о том, что на твою долю ничего не выпало заслуженно, и прибавишь, что мудрых людей волнует позор, а не случайности, собственный проступок, а не чужая несправедливость. Я, со своей стороны, и памятуя о нашей старой дружбе, и побуждаемый уважением со стороны твоего сына, не пропущу ни одной возможности ни утешить тебя, ни облегчить твою участь. А если ты случайно напишешь мне что-либо, сделаю так, чтобы ты не подумал, что ты написал понапрасну.

CMXXIV. Публию Силию Нерве, в провинцию Вифинию

[Fam., XIII, 47]

Рим, 51 г. (?)

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет Силию5155.

К чему мне препоручать тебе того, кого ты сам почитаешь. Но все-таки, чтобы ты знал, что я не только почитаю, но и люблю его, — с этой целью пишу тебе следующее: из всех твоих услуг, и многочисленных и больших, самой приятной мне будет, если ты обойдешься с Эгнацием5156 так, чтобы он понял, что и он любим мной и я тобой. Еще и еще настоятельно прошу тебя об этом. Итак, то мое не сбылось5157. Прибегнем поэтому к обычному утешению: что, если это лучше5158. Но об этом при встрече. Ты же старайся любить меня, что ты и делаешь, и знай, что ты любим мной.

CMXXV. Гаю Секстилию Руфу, на Кипр

[Fam., XIII, 48]

Рим, 50—47 гг.

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет квестору Гаю Секстилию Руфу5159.

Препоручаю тебе всех жителей Кипра5160, а особенно пафийцев; всё, что ты ни сделаешь в их пользу, будет чрезвычайно приятно мне. И я делаю это тем охотнее, то есть препоручаю их тебе, что, по моему мнению, для твоей славы, которой я способствую, выгодно, если ты, первый квестор, прибывший на этот остров, установишь то, чему последуют другие. Надеюсь, ты легче достигнешь этого, согласившись следовать закону твоего родственника Публия Лентула и тому, что было установлено мной. Я уверен, что это принесет тебе великую славу.

CMXXVI. Публию Цесию

[Fam., XIII, 51]

Рим, год не известен

Марк Туллий Цицерон шлет привет Публию Цессию5161.

Препоручаю тебе, прибегая к той рекомендации, какая может быть самой заботливой, римского всадника Публия Мессиена, обладающего всеми достоинствами и моего близкого друга. Во имя дружбы — нашей и между нашими отцами — прошу тебя принять его под свое покровительство и печься о его имуществе и добром имени. Ты привлечешь к себе честного и достойного твоей дружбы мужа, а для меня сделаешь приятнейшее.

CMXXVII. Курию

[Fam., XIII, 49]

Место и год не известны

Цицерон шлет большой привет проконсулу Курию5162.

Квинт Помпей, сын Секста, связан со мной дружескими отношениями по многим и давним причинам. Хотя он и ранее привык к тому, что его имущество, влияние и авторитет находятся под защитой благодаря моей рекомендации, но теперь, когда ты управляешь провинцией, он, благодаря моему письму, конечно, должен получить возможность понять, что он никогда никому не был препоручен в большей степени. По этой причине прошу тебя настоятельнее обычного — хотя ты, ввиду наших дружеских отношений, и должен уважать всех моих друзей наравне со своими — прежде всего принять его под свое покровительство так, чтобы он понял, что ничто не могло послужить ему на пользу или во славу в большей степени, чем моя рекомендация. Будь здоров.