Рабиндранат Тагор (4)

Иль женщинам нельзя вести борьбу,
 Ковать свою судьбу?
 Иль там, на небе,
 Решен наш жребий?
 Должна ль я на краю дороги
 Стоять смиренно и в тревоге
 Ждать счастья на пути,
Как дара неба... Иль самой мне счастья не найти?

 Хочу стремиться
За ним в погоню, как на колеснице,
Взнуздав неукротимого коня.
 Я верю: ждет меня
Сокровище, которое, как чудо,
Себя не пощадив, добуду.

Не робость девичья, браслетами звеня,
А мужество любви пусть поведет меня,
И смело я возьму венок мой брачный,
 Не сможет сумрак тенью мрачной
 Затмить счастливый миг.

Хочу я, чтоб избранник мой постиг
 Во мне не робость униженья,
 А гордость самоуваженья,
 И перед ним тогда
Откину я покров ненужного стыда.
Мы встретимся на берегу морском,
И грохот волн обрушится, как гром,—
 Чтоб небо зазвучало.
Скажу, с лица откинув покрывало:
 «Навек ты мой!»
От крыльев птиц раздастся шум глухой.
 На запад, обгоняя ветер,
Вдаль птицы полетят при звездном свете.

Творец, о, не лиши меня ты дара речи,
Пусть музыка души звенит во мне при встрече.
Пусть будет в высший миг и наше слово
Все высшее в нас выразить готово,
 Пусть льется речь потоком
 Прозрачным и глубоким,
 И пусть поймет любимый
Все, что и для меня невыразимо,
Пусть из души поток словесный хлынет
И, прозвучав, в безмолвии застынет.

Перевод М.Зенкевича

 Ужасная пора! Как душны вечера!
Томлюсь в полдневный зной, не сплю в тиши ночной.
 Жестокость солнца гибельно щедра.
Здесь голубь чуть живой, от жажды сам не свой,
 В иссохшей роще сетует с утра.
Я страх мой превозмог, я знал: настанет срок —
И ливнем хлынешь ты с далекой высоты
 К душе, которую гнетет жара.

Перевод М.Петровых

 О бойшакх пылающий, внемли!
Пусть твой горький вздох аскета возвестит распад
 расцвета,
 Пестрый сор сметет, кружа в пыли.
Пусть уйдут воспоминанья, отголоски песни ранней,
 Дымка слез рассеется вдали.
 Утомление земное одолей, разрушь
Омовеньем в жгучем зное, погруженьем в сушь.
Утомленность каждодневным истреби в пыланье гневном,
Гулом раковины грозным искупленье ниспошли,
 От блаженного покоя исцели!

Перевод М.Петровых

Из тучи — грохот барабана, могучий рокот
 непрестанный...
 Волна глухого гула мне сердце всколыхнула,
 Его биенье в громе потонуло.
Таилась боль в душе, как в бездне,— чем горестней,
 тем бессловесней,
Но ветер влажный пролетел, и лес протяжно зашумел,
 И скорбь моя вдруг зазвучала песней.

Перевод М.Петровых

Во двор срабона входят тучи, стремительно темнеет высь,
Прими, душа, их путь летучий, в неведомое устремись,
Лети, лети в простор бескрайний, стань соучастницею тайны,
С земным теплом, родным углом расстаться не страшись,
Пусть в сердце боль твоя пылает холодной молнии огнем,
Молись, душа, всеразрушенью, заклятьями рождая гром.
К тайнице тайн причастна будь и, с грозами свершая путь,
В рыданьях ночи светопреставленья — закончись, завершись.

Перевод М.Петровых

Приди, о буря, не щади сухих моих ветвей,
Настало время новых туч, пора иных дождей,
Пусть вихрем танца, ливнем слез блистательная ночь
Поблекший цвет минувших лет скорей отбросит прочь.
Пусть все, чему судьба — уйти, уйдет скорей, скорей!
Циновку ночью расстелю в моем дому пустом.
Сменю одежду — я продрог под плачущим дождем.
Долину залило водой,— неймется в берегах реке.
Как вздох жасмина, голос мой летит, теряясь вдалеке,
И как бы за чертою смерти проснулась жизнь в душе моей.

Перевод М.Петровых

Дожди иссякли, зазвучал разлуки голос одинокий.
Собрать напевы срок настал,— перед тобою путь далекий.
Отгрохотал последний гром, причалил к берегу паром,—
 Явился бхадро, не нарушив сроки.
В кадамбовом лесу желтеет пыльцы цветочной легкий слой.
Соцветья кетоки забыты неугомонною пчелой.
Объяты тишиной леса, таится в воздухе роса,
И на свету от всех дождей — лишь блики, отблески, намеки.

Перевод М.Петровых

Явилась толпа темно-синих туч, ашархом ведома.
 Не выходите сегодня из дома!
Потоками ливня размыта земля, затоплены рисовые поля.
 А за рекой — темнота и грохот грома.
Слышишь: паромщика кто-то зовет, голос звучит незнакомо.
 Уже свечерело, не будет сегодня парома.
Ветер шумит на пустом берегу, волны шумят на бегу,—
 Волною волна гонима, теснима, влекома...
 Уже свечерело, не будет сегодня парома.
Слышишь: корова мычит у ворот, ей в коровник пора давно.
 Еще немного, и станет темно.
Взгляни-ка, вернулись ли те, что в полях с утра,—
 им вернуться пора.
 Пастушок позабыл о стаде — вразброд плутает оно.
 Еще немного, и станет темно.
 Не выходите, не выходите из дома!
 Вечер спустился, в воздухе влага, истома.
Промозглая мгла на пути, по берегу скользко идти.
 Взгляни, как баюкает чашу бамбука вечерняя дрема.

Перевод М.Петровых

Солнечный луч засмеялся в объятиях туч,— дожди иссякли вдруг.
 Сегодня есть у меня досуг, чудесный досуг.
 В какую бы рощу пойти, не намечая пути?
Иль, может быть, убежать с детворой на пестрый луг?
Из листьев кетоки лодку слажу, цветами ее уберу,
Пущу по озеру — пусть плывет, колышась на ветру.
В лугах разыщу пастушонка, на свирели сыграю звонкой.
Валяясь в чаще, измажусь пыльцою тонкой, желтеющей вокруг.

Перевод М.Петровых

Я — девушка из онтохпура. Ясно,
Что ты меня не знаешь. Я прочла
Последний твой рассказ «Гирлянда
Увянувших цветов», Шорот-Бабу
Твоя остриженная героиня
На тридцать пятом годе умерла.
С пятнадцати случались с ней несчастья.
Я поняла, что вправду ты волшебник:
Ты девушке дал восторжествовать.
Я о себе скажу. Мне лет немного,
Но сердце я одно уж привлекла
И ведала к нему ответный трепет.
Но что я! Я ведь девушка как все,
А в молодости многие чаруют.

Будь добр, прошу я, напиши рассказ
О девушке совсем обыкновенной.
Она несчастна. То, что в глубине
У ней необычайного таится,
Пожалуйста, найди и покажи
Так, чтоб потом все замечали это.
Она так простодушна. Ей нужна
Не истина, а счастье. Так нетрудно
Увлечь ее! Сейчас я расскажу,
Как это все произошло со мною.

Положим, что его зовут Нореш.
Он говорил, что для него на свете
Нет никого, есть только я одна.
Я этим похвалам не смела верить,
Но и не верить тоже не могла.

И вот он в Англию уехал. Вскоре
Оттуда письма стали приходить,
Не очень, впрочем, частые. Еще бы!
Я думала — ему не до меня.
Там девушек ведь тьма, и все красивы,
И все умны и будут без ума
От моего Нореша Сена, хором
Жалея, что так долго был он скрыт
На родине от просвещенных взоров.
И вот в одном письме он написал,
Что ездил с Лиззи на море купаться,
И приводил бенгальские стихи
О вышедшей из волн небесной деве.
Потом они сидели на песке,
И к их ногам подкатывались волны,
И солнце с неба улыбалось им.
И Лиззи тихо тут ему сказала:
«Еще ты здесь, но скоро прочь уедешь,
Вот раковина вскрытая. Пролей
В нее хотя одну слезу, и будет
Жемчужины дороже мне она».
Какие вычурные выраженья!
Нореш писал, однако: «Ничего,
Что явно так слова высокопарны,
Зато они звучат так хорошо.
Цветов из золота в сплошных алмазах
Ведь тоже нет в природе, а меж тем
Искусственность цене их не мешает».
Сравненья эти из его письма
Шипами тайно в сердце мне вонзались.
Я — девушка простая и не так
Испорчена богатством, чтоб не ведать
Действительной цены вещам. Увы!
Что там ни говори, случилось это,
И не могла ему я отплатить.

Я умоляю, напиши рассказ
О девушке простой, с которой можно
Проститься издали и навсегда
Остаться в избранном кругу знакомых,
Вблизи владелицы семи машин.
Я поняла, что жизнь моя разбита,
Что мне не повезло. Однако той,
Которую ты выведешь в рассказе,
Дай посрамить врагов в отместку мне.
Я твоему перу желаю счастья.

Малати имя (так зовут меня)
Дай девушке. Меня в ней не узнают.
Малати слишком много, их не счесть
В Бенгалии, и все они простые.
Они на иностранных языках
Не говорят, а лишь умеют плакать.
Доставь Малати радость торжества.
Ведь ты умен, твое перо могуче.
Как Шакунталу, закали ее
В страданиях. Но сжалься надо мною.
Единственного, о котором я
Всевышнего просила, ночью лежа,
Я лишена. Прибереги его
Для героини твоего рассказа.
Пусть он пробудет в Лондоне семь лет,
Все время на экзаменах срезаясь,
Поклонницами занятый всегда.
Тем временем пускай твоя Малати
Получит званье доктора наук
В Калькуттском университете. Сделай
Ее единым росчерком пера
Великим математиком. Но этим
Не ограничься. Будь щедрей, чем бог,
И девушку свою отправь в Европу.
Пусть тамошние лучшие умы,
Правители, художники, поэты,
Пленятся, словно новою звездой,
Как женщиною ей и как ученой.
Дай прогреметь ей не в стране невежд,
А в обществе с хорошим воспитаньем,
Где наряду с английским языком
Звучат французский и немецкий. Надо,
Чтоб вкруг Малати были имена
И в честь ее готовили приемы,
Чтоб разговор струился, точно дождь,
И чтобы на потоках красноречья
Она плыла уверенней в себе,
Чем лодка с превосходными гребцами.
Изобрази, как вкруг нее жужжат:
«Зной Индии и грозы в этом взоре».
Замечу, между прочим, что в моих
Глазах, в отличье от твоей Малати,
Сквозит любовь к создателю одна
И что своими бедными глазами
Не видела я здесь ни одного
Благовоспитанного европейца.
Пускай свидетелем ее побед
Стоит Нореш, толпою оттесненный.

А что ж потом? Не стану продолжать!
Тут обрываются мои мечтанья.
Еще ты на всевышнего роптать,
Простая девушка, имела смелость?

Перевод Б.Пастернака