Меню
Назад » » 2013 » ОКТЯБРЬ » 16

Чего только не вынесла шкура моей кротости!








Самый тихий час

      Что случилось со мною, друзья мои? Вы видите меня расстроенным, изгнанным, повинующимся против воли, готовым уйти — ах, уйти подальше от вас! 
      Да, ещё один раз должен Заратустра вернуться в своё уединение: но неохотно возвращается на этот раз медведь в свою берлогу! 
      Что случилось со мною? Кто обязывает меня к этому? — Ах, этого хочет мой гневный повелитель, он говорил ко мне; называл ли я вам когда-нибудь имя его? 
      Вчера вечером говорил ко мне мой самый тихий час — вот имя ужасного повелителя моего. 
      И случилось это так — ибо я должен сказать вам всё, чтобы ваше сердце не ожесточилось против внезапно удаляющегося! 
      Знаете ли вы испуг засыпающего? — 
      До пальцев своих ног пугается он, ибо почва уходит из-под ног его и начинается сон. 
      Это говорю я вам для сравнения. Вчера, в самый тихий час, почва ушла из-под моих ног: сон начался. 
      Стрелка подвинулась, часы моей жизни перевели дух, — никогда ещё не было такой тишины вокруг меня: так что сердце моё испугалось. 
      Тогда заговорила беззвучно тишина ко мне: «Ты знаешь это, Заратустра?» — 
      И я вскрикнул от страха при этом шёпоте, и кровь отхлынула от моего лица, — но я молчал. 
      Тогда во второй раз сказала она мне беззвучно: «Ты знаешь это, Заратустра, но ты не говоришь об этом!» — 
      И я отвечал наконец, подобно упрямцу: «Да, я знаю это, но не хочу говорить об этом!» 
      Тогда опять сказала она мне беззвучно: «Ты не хочешь, Заратустра? Правда ли это? Не прячься в своём упорстве!» 
      И я плакал и дрожал, как ребёнок, и наконец сказал: «Ах, я хотел бы, но разве могу я! Избавь меня! Это свыше моих сил!» 
      Тогда опять сказала она мне беззвучно: «Что тебе за дело, что случится с тобой, Заратустра? Скажи своё слово и разбейся!» — 
      И я отвечал: «Ах, разве это моё слово? Кто я такой? Я жду более достойного; я не достоин даже разбиться о него». 
      Тогда опять сказала она мне беззвучно: «Что тебе за дело, что случится с тобой? Ты ещё недостаточно кроток для меня. У кротости самая толстая шкура». — 
      И я отвечал: «Чего только не вынесла шкура моей кротости! У подножия своей высоты я живу; как высоки мои вершины? Никто ещё не сказал мне этого. Но хорошо знаю я свои долины». 
      Тогда опять сказала она мне беззвучно: «О Заратустра, кто должен двигать горами, тот передвигает также долины и низменности». — 
      И я отвечал: «Ещё моё слово не двигало горами, и что я говорил, не достигало людей. И хотя я шёл к людям, но ещё не дошёл до них». 
      Тогда опять сказала она мне беззвучно: «Что знаешь ты об этом! Роса падает на траву, когда ночь всего безмолвнее». — 
      И я отвечал: «Они смеялись надо мной, когда нашёл я свой собственный путь и пошёл по нему; и поистине, дрожали тогда мои ноги. 
      И так говорили они мне: ты потерял путь, а теперь ты отучиваешься даже ходить!» 
      Тогда опять сказала она мне беззвучно: «Что тебе до насмешек их! Ты тот, кто разучился повиноваться: теперь должен ты повелевать! 
      Разве ты не знаешь, кто наиболее нужен всем? Кто приказывает великое. 
      Совершить великое трудно; но ещё труднее приказать великое. 
      Самое непростительное в тебе: у тебя есть власть, и ты не хочешь властвовать». 
      И я отвечал: «Мне недостаёт голоса льва, чтобы приказывать». 
      Тогда, словно шёпотом, сказала она мне: «Самые тихие слова — те, что приносят бурю. Мысли, ступающие голубиными шагами, управляют миром. 
      О Заратустра, ты должен идти, как тень того, что должно наступить: так будешь ты приказывать и, приказывая, идти впереди». 
      И я отвечал: «Мне мешает стыд». 
      Тогда опять сказала она мне беззвучно: «Ты должен ещё стать ребёнком, чтобы стыд не мешал тебе. 
      Гордыня юноши тяготеет ещё на тебе, поздно помолодел ты, — но кто хочет превратиться в дитя, должен преодолеть ещё свою юность». 
      И я решался долго и дрожал. Наконец сказал я то же, что и в первый раз: «Я не хочу». 
      Тогда раздался смех вокруг меня. Ах, смех этот разрывал мне внутренности и надрывал моё сердце! 
      И в последний раз сказала она мне: «О Заратустра, плоды твои созрели, но ты не созрел для плодов своих! 
      И оттого надо тебе опять уединиться; ибо ты должен ещё дозреть». — 
      И опять раздался смех, удалявшийся от меня, — тогда наступила вокруг меня тишина, двойная тишина. Я же лежал на земле, и пот катился с моих членов. 
      — Теперь слышали вы всё, и почему я должен вернуться в своё уединение. Ничего не утаил я от вас, друзья мои. 
      И всё это слышали вы от меня, всегда самого молчаливого из всех людей, — и я хочу остаться таким! 
      Ах, друзья мои! Я мог бы ещё многое сказать вам, я мог бы ещё многое дать вам! Почему же не даю я? Разве я скуп? 
      Но когда Заратустра произнёс эти слова, им овладела великая скорбь и близость разлуки со своими друзьями, так что он громко заплакал; и никто не мог утешить его! Ночью же ушёл он один и оставил своих друзей.

Фридрих Ницше. Так говорил Заратустра.   



Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar