- 05.11.2013
- 982 Просмотра
- Обсудить
Чем более психолог - прирожденный, неизбежный психолог и разгадчик душ
- начинает заниматься выдающимися случаями и людьми, тем более грозит ему
опасность задохнуться от сострадания: ему нужна твердость сердца и веселость
больше, чем кому-либо другому. Гибель, падение высших людей, чужеродных душ,
есть именно правило: ужасно иметь такое правило постоянно перед глазами.
Многообразные мучения психолога, который открыл эту гибель, который раз
открыл и затем почти беспрерывно снова открывает в объеме всей истории эту
общую внутреннюю "неисцелимость" высшего человека, это вечное "слишком
поздно!" во всех смыслах, может, пожалуй, в один прекрасный день сделаться
причиной того, что он с ожесточением восстанет на свою собственную судьбу и
сделает попытку истребить себя, - что он сам "погибнет". Почти у каждого
психолога замечается предательское пристрастие и склонность к общению с
заурядными и уравновешенными людьми: этим выдает себя то, что он постоянно
нуждается в исцелении, что ему нужно нечто вроде забвения и бегства от того,
чем отягощают его совесть его прозрения и разрезы, его "ремесло". Ему
свойственна боязнь собственной памяти. Он легко становится безгласным перед
суждением других: с бесстрастным лицом внимает он, как поклоняются,
удивляются, любят, прославляют там, где он видел, - или он даже скрывает
свое безгласие, умышленно соглашаясь с каким-нибудь поверхностным мнением.
Быть может, парадоксальность его положения доходит до такой ужасающей
степени, что как раз там, где он научился великому состраданию и вместе с
тем великому презрению, толпа, образованные люди, мечтатели учатся великому
почитанию - почитанию "великих людей" и диковинных животных, ради которых
благословляют и чтут отечество, землю, человеческое достоинство, самих себя,
- на которых указывают юношеству, по образцу которых его воспитывают... И
кто знает, не случалось ли до сих пор во всех значительных случаях одно и то
же, именно, что толпа поклонялась богу, а "бог" был лишь бедным жертвенным
животным! Успех всегда был величайшим лжецом, - а ведь и само "творение"
есть успех; великий государственный муж, завоеватель, человек, сделавший
какое-нибудь открытие, все они замаскированы своими созданиями до
неузнаваемости; "творение", произведение художника или философа, только и
создает вымышленную личность того, кто его создал, кто должен был его
создать; "великие люди" в том виде, как их чтут, представляют собою после
этого ничтожные, плохие вымыслы; в мире исторических ценностей господствует
фабрикация фальшивых монет. Эти великие поэты, например эти Байроны, Мюссе,
По, Леопарди, Клейсты, Гоголи (я не отваживаюсь назвать более великие имена,
но подразумеваю их), - если взять их такими, каковы они на самом деле,
какими они, пожалуй, должны быть, - люди минуты, экзальтированные,
чувственные, ребячливые, легкомысленные и взбалмошные в недоверии и в
доверии; с душами, в которых обыкновенно надо скрывать какой-нибудь изъян;
часто мстящие своими произведениями за внутреннюю загаженность, часто ищущие
своими взлетами забвения от слишком верной памяти; часто заблудшие в грязи и
почти влюбленные в нее, пока наконец не уподобятся блуждающим болотным
огням, притворяясь в то же время звездами, - народ начинает называть их
тогда идеалистами; часто борющиеся с продолжительным отвращением, с
постоянно возвращающимся призраком неверия, который обдает холодом и
заставляет их жаждать gloria и пожирать "веру в себя" из рук опьяненных
льстецов. - И каким мучением являются эти великие художники и вообще высшие
люди для того, кто наконец разгадал их! Вполне понятно, почему именно в
женщине - отличающейся ясновидением в мире страданий и, к сожалению,
одержимой страстью помогать и спасать, страстью, далеко превосходящей ее
силы, - вызывают они так легко те вспышки безграничного и самоотверженного
сострадания, которых масса, и прежде всего масса почитателей, не понимает и
снабжает в изобилии любопытными и самодовольными толкованиями. Это
сострадание регулярно обманывается в своей силе: женщине хочется верить, что
любовь все может, - таково ее своеверие. Ах, сердцевед прозревает, как
бедна, беспомощна, притязательна, склонна к ошибкам и скорее пагубна, чем
спасительна, даже самая сильная, самая глубокая любовь! - Возможно, что под
священной легендой и покровом жизни Иисуса скрывается один из самых
болезненных случаев мученичества от знания, что такое любовь: мученичество
невиннейшего и глубоко страстного сердца, которое не могло удовлетвориться
никакой людской любовью, которое жаждало любви, жаждало быть любимым и
ничем, кроме этого, жаждало упорно, безумно, с ужасающими вспышками
негодования на тех, которые отказывали ему в любви; быть может, это история
бедного не насытившегося любовью и ненасытного в любви человека, который
должен был изобрести ад, чтобы послать туда тех, кто не хотел его любить, -
и который, наконец, познав людскую любовь, должен был изобрести Бога,
представляющего собой всецело любовь, способность любить, - который
испытывал жалость к людской любви, видя, как она скудна и как слепа! Кто так
чувствует, кто так понимает любовь - тот ищет смерти. - Но зачем иметь
пристрастие к таким болезненным вещам? Допустив, что этого вовсе не нужно. -
Теги
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.