Меню
Назад » » 2013 » ОКТЯБРЬ » 16

Я — лес, полный мрака от тёмных деревьев








Танцевальная песнь

      Однажды вечером проходил Заратустра со своими учениками по лесу; и вот: отыскивая источник, вышел он на нелепый луг, окаймлённый молчаливыми деревьями и кустарником, — на нём танцевали девушки. Узнав Заратустру, девушки бросили свой танец; но Заратустра подошёл к ним с приветливым видом и говорил эти слова: 
      «Не бросайте пляски, вы, милые девушки! К вам подошёл не зануда со злым взглядом, не враг девушек. 
      Ходатай Бога я перед дьяволом, а он — дух тяжести. Как бы мог я, вы, быстроногие, быть врагом божественных танцев? Или женских ножек с красивыми сгибами? 
      Правда, я — лес, полный мрака от тёмных деревьев, — но кто не испугается моего мрака, найдёт и кущи роз под сенью моих кипарисов. 
      И маленького бога найдёт он, любезного девушкам: у колодца лежит он тихо, с закрытыми глазами. 
      Поистине, среди бела дня уснул он, ленивец! Не гонялся ли он слишком много за бабочками? 
      Не сердитесь на меня, прекрасные плясуньи, если я слегка накажу маленького бога! Быть может, кричать будет он и плакать — но он готов смеяться, даже когда плачет! 
      И со слезами на глазах пусть просит он у вас о пляске; а я спою песнь к его пляске: 
      Песнь пляски и насмешки над духом тяжести, моим величайшим и самым могучим демоном, о котором говорят, что он «владыка мира» ». — 
      И вот песня, которую пел Заратустра, в то время как Купидон и девушки вместе плясали: 
     


      В твои глаза заглянул я недавно, о жизнь! И мне показалось, что я погружаюсь в непостижимое. 
      Но ты вытащила меня золотою удочкой; насмешливо смеялась ты, когда я тебя называл непостижимой. 
      «Так говорят все рыбы, — отвечала ты, — чего не постигают они, то и непостижимо. 
      Но я только изменчива и дика, и во всём я женщина, и притом недобродетельная: 
      Хотя я называюсь у вас, мужчин, «глубиною» или «верностью», «вечностью», «тайною». 
      Но вы, мужчины, одаряете нас всегда собственными добродетелями — ах, вы, добродетельные!» 
      Так смеялась она, невероятная; но никогда не верю я ей и смеху её, когда она дурно говорит о себе самой. 
      И когда я с глазу на глаз говорил со своей дикой мудростью, она сказала мне с гневом: «Ты желаешь, ты жаждешь, ты любишь, потому только ты и хвалишь жизнь!» 
      Чуть было зло не ответил я ей и не сказал правды ей, рассерженной; и нельзя злее ответить, как «сказав правду» своей мудрости. 
      Так обстоит дело между нами тремя. От всего сердца люблю я только жизнь — и поистине, всего больше тогда, когда я ненавижу её! 
      Но если я люблю мудрость и часто слишком люблю её, то потому, что она очень напоминает мне жизнь! 
      У ней её глаза, её смех и даже её золотая удочка — чем же я виноват, что они так похожи одна на другую? 
      И когда однажды жизнь спросила меня: что такое мудрость? — я с жаром ответил: «О, да! мудрость! 
      Её алчут и не насыщаются, смотрят сквозь покровы и ловят сетью. 
      Красива ли она? Почем я знаю! Но и самые старые карпы ещё идут на приманки её. 
      Изменчива она и упряма; часто я видел, как кусала она себе губы и путала гребнем свои волосы. 
      Быть может, она зла и лукава, и во всём она женщина; но когда она дурно говорит о себе самой, тогда именно увлекает она всего больше». 
      И когда я сказал это жизни, она зло улыбнулась и закрыла глаза. «О ком же говоришь ты? — спросила она. — Не обо мне ли? 
      И если даже ты прав, можно ли говорить это мне прямо в лицо! Но теперь скажи мне о своей мудрости!» 
      Ах, ты опять раскрыла глаза свои, о жизнь возлюбленная! И мне показалось, что я опять погружаюсь в непостижимое. — 
     

      Так пел Заратустра. Но когда пляска кончилась и девушки ушли, он сделался печален. 
      «Солнце давно уже село, — сказал он наконец, — луг стал сырым, от лесов веет прохладой. 
      Что-то неведомое окружает меня и задумчиво смотрит. Как! Ты жив ещё, Заратустра? 
      Почему? Зачем? Для чего? Куда? Где? Как? Разве не безумие — жить ещё? — 
      Ах, друзья мои, это вечер вопрошает во мне. Простите мне мою печаль! 
      Вечер настал: простите мне, что вечер настал!» 
      Так говорил Заратустра.

Фридрих Ницше. Так говорил Заратустра.   



Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar