- 07.11.2013
- 1000 Просмотров
- Обсудить
Выбор пищи; выбор климата и места; третье, в чем ни за что не следует
ошибиться, есть выбор своего способа отдыха. И здесь, смотря по тому,
насколько дух есть sui generis, пределы ему дозволенного, т. е. полезного,
очень узки. В моем случае всякое чтение принадлежит к моему отдыху:
следовательно, к тому, что освобождает меня от себя, что позволяет мне
гулять по чужим наукам и чужим душам - чего я не принимаю уже всерьез.
Чтение есть для меня отдых именно от моей серьезности. В глубоко рабочее
время у меня не видать книг: я остерегся бы позволить кому-нибудь вблизи
меня говорить или даже думать. А это и называю я читать... Заметили ли вы,
что в том глубоком напряжении, на какое беременность обрекает дух и в
сущности весь организм, всякая случайность, всякий род раздражения извне
влияют слишком болезненно, "поражают" слишком глубоко? Надо по возможности
устранить со своего пути случайность, внешнее раздражение; нечто вроде
самозамуровывания принадлежит к первым мудрым инстинктам духовной
беременности. Позволю ли я чужой мысли тайно перелезть через стену? - А это
и называлось бы читать... За временем работы и ее плодов следует время
отдыха: ко мне тогда, приятные, умные книги, которых я только что избегал! -
Будут ли это немецкие книги?.. Я должен отсчитать полгода назад, чтобы
поймать себя с книгой в руке. Но что же это была за книга? - Прекрасное
исследование Виктора Брошара, les Sceptiques Grecs, в котором хорошо
использованы и мои Laertiana. Скептики - это единственный достойный уважения
тип среди от двух- до пятисмысленной семьи философов!.. Впрочем, я почти
всегда нахожу убежище в одних и тех же книгах, в небольшом их числе, именно
в доказанных для меня книгах. Мне, быть может, не свойственно читать много и
многое: читальная комната делает меня больным. Мне не свойственно также
много и многое любить. Осторожность, даже враждебность к новым книгам скорее
принадлежит к моему инстинкту, чем "терпимость", "largeur du coeur" и прочая
"любовь к ближнему"... Я всегда возвращаюсь к небольшому числу старших
французов: я верю только во французскую культуру и считаю недоразумением
все, что кроме нее называется в Европе "культурой", не говоря уже о немецкой
культуре... Те немногие случаи высокой культуры, которые я встречал в
Германии, были все французского происхождения, прежде всего госпожа Козима
Вагнер, самый ценный голос в вопросах вкуса, какой я когда-либо слышал. -
Что я не читаю Паскаля, но люблю как самую поучительную жертву христианства,
которую медленно убивали сначала телесно, потом психологически, люблю как
целую логику ужаснейшей формы нечеловеческой жестокости; что в моем духе,
кто знает? должно быть, и в теле есть нечто от причудливости Монтеня; что
мой артистический вкус не без злобы встает на защиту имен Мольера, Корнеля и
Расина против дикого гения, каков Шекспир, - все это в конце концов не
исключает возможности, чтобы и самые молодые французы были для меня
очаровательным обществом. Я отнюдь не вижу, в каком столетии истории можно
было бы собрать столь интересных и вместе с тем столь деликатных психологов,
как в нынешнем Париже: называю наугад - ибо их число совсем не мало -
господа Поль Бурже, Пьер Лоти, Жип, Мельяк, Анатоль Франс, Жюль Леметр или,
чтобы назвать одного из сильной расы, истого латинянина, которому я особенно
предан, - Ги де Мопассан. Я предпочитаю это поколение, между нами говоря,
даже их великим учителям, которые все были испорчены немецкой философией
(господин Тэн, например, Гегелем, которому он обязан непониманием великих
людей и эпох). Куда бы ни простиралась Германия, она портит культуру.
Впервые война "освободила" дух во Франции... Стендаль, одна из самых
прекрасных случайностей моей жизни - ибо все, что в ней составляет эпоху,
принес мне случай и никогда рекомендация, - совершенно неоценим с его
предвосхищающим глазом психолога, с его схватыванием фактов, которое
напоминает о близости величайшего реалиста (ex ungue Napoleonem); наконец, и
это немалая заслуга, как честный атеист - редкая и почти с трудом
отыскиваемая во Франции species - надо воздать должное Просперу Мериме...
Может быть, я и сам завидую Стендалю? Он отнял у меня лучшую остроту
атеиста, которую именно я мог бы сказать: "Единственное оправдание для Бога
состоит в том, что он не существует"... Я и сам сказал где-то: что было до
сих пор самым большим возражением против существования? Бог...
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.