Ни грации, ни танца, почти никакой воли к логике

Я слушал, снова в первый раз - увертюру Рихарда Вагнера к

Мейстерзингерам: это роскошное, перегруженное, тяжелое и позднее искусство,

которое гордится тем, что предполагает еще живыми два столетия музыки для

своего понимания, - хвала и честь немцам, что такая гордость не ошиблась в

расчете! Какие только соки и силы, какие времена года и климаты не смешаны

здесь! Эта музыка прельщает нас то чем-то старинным, то чем-то чуждым,

терпким и сверх меры юным, в ней столько же произвольного, сколько и

помпезно-традиционного, она нередко плутлива, а еще чаще дюжа и груба, - она

дышит огнем и мужеством, и вместе с тем в ней чувствуется дряблая, поблекшая

кожа слишком поздно созревающих плодов. Она струится широко и полно, - и

вдруг наступает мгновение необъяснимого замедления, как бы некий пробел,

отделяющий причину от действия; какой-то гнет, заставляющий нас грезить,

почти кошмар, - но вот уже снова растет и ширится старый поток наслаждений,

разнообразнейшего наслаждения, старого и нового счастья, с очень сильной

примесью собственного счастья художника, которого он не хочет скрывать, с

примесью его удивленного счастливого сознания мастерства, проявляющегося в

употребленных им здесь новых средствах, новоприобретенных, неиспробованных

художественных средствах, - вот что он, по-видимому, хочет разгласить нам. В

общем, в этой музыке нет красоты, нет юга, в ней не чувствуется ни южной

прозрачной ясности небес, ни грации, ни танца, почти никакой воли к логике;

есть даже некоторая неуклюжесть, которая еще подчеркивается, точно художник

хотел сказать нам: "это входило в мои намерения"; какое-то громоздкое

одеяние, что-то своенравно варварское и торжественное, какая-то рябь ученых

и почтенных драгоценностей и кружев; нечто немецкое в лучшем и худшем смысле

слова, нечто на немецкий лад разнообразное, бесформенное и неисчерпаемое;

известная немецкая мощь и полнота души, которая не боится прятаться под

raffinements упадка, - которая, быть может, только там и чувствует себя

прекрасно; чистый, истый признак немецкой души, одновременно юной и

устарелой, перезрелой и переполненной еще будущностью. Музыка этого рода

лучше всего выражает то, что я думаю о немцах: они люди позавчерашнего и

послезавтрашнего дня, - у них еще нет сегодняшнего дня.

Фридрих Ницше. "По ту сторону добра и зла"

Теги

Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.