- 04.11.2013
- 841 Просмотр
- Обсудить
Каждый избранный человек инстинктивно стремится к своему замку и
тайному убежищу, где он избавляется от толпы, от многих, от большинства, где
он может забыть правило "человек" как его исключение, - за исключением
одного случая, когда еще более сильный инстинкт наталкивает его на это
правило, как познающего в обширном и исключительном смысле. Кто, общаясь с
людьми, не отливает при случае всеми цветами злополучия, зеленея и серея от
отвращения, пресыщения, сочувствия, сумрачности, уединенности, тот наверняка
не человек с высшими вкусами; но положим, что он не берет на себя
добровольно всю эту тягость и докуку, что он постоянно уклоняется от нее и,
как сказано, продолжает гордо и безмолвно скрываться в своем замке, - в
таком случае верно одно: он не создан, не предназначен для познания. Ибо как
таковой он должен бы был сказать себе в один прекрасный день: "черт побери
мой хороший вкус! но правило интереснее, нежели исключение - нежели я,
исключение!" - и отправился бы вниз, прежде всего "в среду". Изучение
среднего человека, долгое, серьезное, и с этой целью множество переодеваний,
самопреодолений, фамильярности, дурного обхождения (всякое обхождение дурно,
кроме обхождения с себе подобным), - составляет необходимую часть биографии
каждого философа, быть может, самую неприятную, самую зловонную, самую
богатую разочарованиями часть. Если же на долю его выпадает счастье, как
подобает баловню познания, то он встречает людей, поистине сокращающих и
облегчающих его задачу, - я разумею так называемых циников, т. е. таких
людей, которые просто признают в себе животность, пошлость, "правило" и при
этом обладают еще той степенью ума и кичливости, которая их заставляет
говорить о себе и себе подобных перед свидетелями: иногда даже и в книгах
они точно валяются в собственном навозе. Цинизм есть единственная форма, в
которой пошлые души соприкасаются с тем, что называется искренностью; и
высшему человеку следует навострять уши при каждом более крупном и
утонченном проявлении цинизма и поздравлять себя каждый раз, когда прямо
перед ним заговорит бесстыдный скоморох или научный сатир. Бывают даже
случаи, когда при этом к отвращению примешивается очарование: именно, когда
с таким нескромным козлом и обезьяной по прихоти природы соединяется гений,
как у аббата Галиани, самого глубокого, самого проницательного и, может
быть, самого грязного из людей своего века; он был гораздо глубже Вольтера
и, следовательно, также в значительной степени молчаливее его. Гораздо чаще
бывает, что, как сказано, ученая голова насажена на туловище обезьяны,
исключительно тонкий ум соединен с пошлой душой, - среди врачей и физиологов
морали это не редкий случай. И где только кто-нибудь без раздражения, а
скорее добродушно говорит о человеке как о брюхе с двумя потребностями и о
голове - с одной; всюду, где кто-нибудь видит, ищет и хочет видеть подлинные
пружины людских поступков только в голоде, половом вожделении и тщеславии;
словом, где о человеке говорят дурно, но совсем не злобно, - там любитель
познания должен чутко и старательно прислушиваться, и вообще он должен
слушать там, где говорят без негодования. Ибо негодующий человек и тот, кто
постоянно разрывает и терзает собственными зубами самого себя (или взамен
этого мир, или Бога, или общество), может, конечно, в моральном отношении
стоять выше смеющегося и самодовольного сатира, зато во всяком другом смысле
он представляет собою более обычный, менее значительный, менее поучительный
случай. И никто не лжет так много, как негодующий.
Теги
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.