- 07.11.2013
- 1146 Просмотров
- Обсудить
Возникновение этой книги относится к неделям первых байрейтских
фестшпилей; глубокая отчужденность от всего, что меня там окружало, есть
одно из условий ее возникновения. Кто имеет понятие о том, какие видения уже
тогда пробежали по моему пути, может угадать, что творилось в моей душе,
когда я однажды проснулся в Байрейте. Совсем как если бы я грезил... Где же
я был? Я ничего не узнавал, я едва узнавал Вагнера. Тщетно перебирал я свои
воспоминания. Трибшен - далекий остров блаженных: нет ни тени сходства.
Несравненные дни закладки, маленькая группа людей, которые были на своем
месте и праздновали эту закладку и вовсе не нуждались в пальцах для нежных
вещей: нет ни тени сходства. Что случилось? - Вагнера перевели на немецкий
язык! Вагнерианец стал господином над Вагнером! Немецкое искусство! немецкий
маэстро! немецкое пиво!.. Мы, знающие слишком хорошо, к каким утонченным
артистам, к какому космополитизму вкуса обращается искусство Вагнера, мы
были вне себя, найдя Вагнера увешанным немецкими "добродетелями". - Я думаю,
что знаю вагнерианца, я "пережил" три поколения, от покойного Бренделя,
путавшего Вагнера с Гегелем, до "идеалистов" Байрейтских листков, путавших
Вагнера с собою, - я слышал всякого рода исповеди "прекрасных душ" о
Вагнере. Полцарства за одно осмысленное слово! Поистине, общество, от
которого волосы встают дыбом! Ноль, Поль, Коль - грациозные in infinitum! Ни
в каком ублюдке здесь нет недостатка, даже в антисемите. - Бедный Вагнер!
Куда он попал! - Если бы он попал еще к свиньям! А то к немцам!.. В конце
концов следовало бы, в назидание потомству, сделать чучело истинного
байрейтца или, еще лучше, посадить его в спирт, ибо именно спиритуальности
ему и недостает, - с надписью: так выглядел "дух", на котором была основана
"Империя"... Довольно, я уехал среди празднеств на несколько недель,
совершенно внезапно, несмотря на то, что одна очаровательная парижанка
пробовала меня утешить; я извинился перед Вагнером только фаталистической
телеграммой. В Клингенбрунне, глубоко затерянном в лесах местечке Богемии,
носил я в себе, как болезнь, свою меланхолию и презрение к немцам и вписывал
время от времени в свою записную книжку под общим названием "Сошник" тезисы,
сплошные жесткие psychologica, которые, может быть, встречаются еще раз в
"Человеческом, слишком человеческом".
Теги
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.