- 06.11.2013
- 1047 Просмотров
- Обсудить
Могу ли я осмелиться указать ещё одну, последнюю черту моей натуры,
которая в общении с людьми причиняет мне немалые затруднения? Мне присуща
совершенно жуткая впечатлительность инстинкта чистоты, так что близость -
что говорю я? - самое сокровенное, или "потроха", всякой души я воспринимаю
физиологически - обоняю... В этой впечатлительности - мои психологические
усики, которыми я ощупываю и овладеваю всякой тайною: большая скрытая грязь
на дне иных душ, обусловленная, быть может, дурной кровью, но
замаскированная побелкой воспитания, становится мне известной почти при
первом соприкосновении. Если мои наблюдения правильны, такие не примиримые с
моей чистоплотностью натуры относятся в свою очередь с предосторожностью к
моему отвращению: но от этого они не становятся благоухающими... Как я себя
постоянно приучал - крайняя чистота в отношении себя есть предварительное
условие моего существования, я погибаю в нечистых условиях, - я как бы
плаваю, купаюсь и плескаюсь постоянно в светлой воде или в каком-нибудь
другом совершенно прозрачном и блестящем элементе. Это делает мне из общения
с людьми немалое испытание терпения; моя гуманность состоит не в том, чтобы
сочувствовать человеку, как он есть, а в том, чтобы переносить само это
сочувствие к нему... Моя гуманность есть постоянное самопреодоление. - Но
мне нужно одиночество, я хочу сказать, исцеление, возвращение к себе,
дыхание свободного, лёгкого, играющего воздуха... Весь мой Заратустра есть
дифирамб одиночеству, или, если меня поняли, чистоте... К счастью, не
чистому безумству. - У кого есть глаза для красок, тот назовёт его алмазным.
- Отвращение к человеку, к "отребью" было всегда моей величайшей
опасностью... Хотите послушать слова, в которых Заратустра говорит о своём
освобождении от отвращения?
Что же случилось со мной? Как избавился я от отвращения? Кто омолодил
мой взор? Как вознёсся я на высоту, где отребье не сидит уже у источника?
Разве не само моё отвращение создало мне крылья и силы, угадавшие
источник? Поистине, я должен был взлететь на самую высь, чтобы вновь обрести
родник радости! -
О, я нашёл его, братья мои! Здесь, на самой выси, бьёт для меня родник
радости! И существует же жизнь, от которой не пьёт отребье вместе со мной!
Слишком стремительно течёшь ты для меня, источник радости! И часто
опустошаешь ты кубок, желая наполнить его.
И мне надо ещё научиться более скромно приближаться к тебе: ещё слишком
стремительно бьётся моё сердце навстречу тебе:
моё сердце, где горит моё лето, короткое, знойное, грустное и чрезмерно
блаженное, - как жаждет моё лето-сердце твоей прохлады!
Миновала медлительная печаль моей весны! Миновала злоба моих снежных
хлопьев в июне! Летом сделался я всецело, и полуднем лета!
Летом в самой выси, с холодными источниками и блаженной тишиной - о,
придите, друзья мои, чтобы тишина стала ещё блаженней!
Ибо это - наша высь и наша родина: слишком высоко и круто живём мы
здесь для всех нечистых и для жажды их.
Бросьте же, друзья, свой чистый взор в родник моей радости! Разве
помутится он? Он улыбнётся в ответ вам своей чистотою.
На дереве будущего вьём мы своё гнездо; орлы должны в своих клювах
приносить пищу нам, одиноким!
Поистине, не ту пищу, которую могли бы вкушать и нечистые! Им казалось
бы, что они пожирают огонь, и они обожгли бы себе глотки.
Поистине, мы не готовим здесь жилища для нечистых! Ледяной пещерой было
бы наше счастье для тела и духа их!
И, подобно могучим ветрам, хотим мы жить над ними, соседи орлам, соседи
снегу, соседи солнцу - так живут могучие ветры.
И, подобно ветру, хочу я когда-нибудь ещё подуть среди них и своим
духом отнять дыхание у духа их - так хочет моё будущее.
Поистине, могучий ветер Заратустра для всех низин; и такой совет даёт
от своим врагам и всем, кто плюёт и харкает: остерегайтесь харкать против
ветра!..
Похожие материалы
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.