Слово для самых изысканных ушей

- Я скажу еще одно слово для самых изысканных ушей: чего я в сущности

требую от музыки? Чтобы она была ясной

и глубокой, как октябрьский день после полудня. Чтобы она была

причудливой, шаловливой, нежной, как маленькая сладкая женщина, полная

лукавства и грации... Я никогда не допущу, чтобы немец мог знать, что такое

музыка. Те, кого называют немецкими музыкантами, прежде всего великими, были

иностранцы, славяне, кроаты, итальянцы, нидерландцы - или евреи; в ином

случае немцы сильной расы, вымершие немцы, как Генрих Шютц, Бах и Гендель. Я

сам все еще достаточно поляк, чтобы за Шопена отдать всю остальную музыку:

по трем причинам я исключаю Зигфрид-идиллию Вагнера, может быть, некоторые

произведения Листа, который благородством оркестровки превосходит всех

музыкантов; и в конце концов все, что создано по ту сторону Альп - по эту же

сторону... Я не мог бы обойтись без Россини, еще меньше без моего Юга в

музыке, без музыки моего венецианского maёstro Pietro Gasti. И когда я

говорю: по ту сторону Альп, я собственно говорю только о Венеции. Когда я

ищу другого слова для музыки, я всегда нахожу только слово "Венеция". Я не

умею делать разницы между слезами и музыкой - я знаю счастье думать о Юге не

иначе как с дрожью ужаса.

В юности, в светлую ночь

раз на мосту я стоял.

Издали слышалось пенье;

словно по влаге дрожащей

золота струи текли.

Гондолы, факелы, музыка -

В сумерках всё расплывалось...

Звуками теми втайне задеты,

струны души зазвенели,

и гондольеру запела,

дрогнув от яркого счастья, душа.

- Слышал ли кто ее песнь?

Фридрих Ницше. "Ecce Homo, как становятся самим собой"

Теги

Похожие материалы