- 07.11.2013
- 1152 Просмотра
- Обсудить
Прелюдия к философии будущего
Задача для воспоследовавших затем лет была предначертана со всей
возможной строгостью. После того как утверждающая часть моей задачи была
разрешена, настала очередь негативной, негактивной (neintuende) половины:
переоценка бывших до сего времени ценностей, великая война - заклинание
решающего дня. Сюда относится и осторожный взгляд, ищущий близких, таких,
которые из силы протянули бы мне руку для разрушения. - С этих пор все мои
сочинения суть рыболовные крючки; возможно, я лучше кого-либо знаю толк в
рыбной ловле?.. Если ничего не ловилось, то это не моя вина. Не было рыбы...
Эта книга (1886) во всём существенном есть критика современности, не
исключая и современных наук, современных искусств, даже современной
политики, наряду с указаниями, отсылающими к противоположному типу, который
отмечен решительным минимумом современности, к благородному, утверждающему
типу. В этом последнем смысле книга представляет собою школу gentilhomme,
беря названное понятие более духовно и более радикально, чем его брали
когда-либо. Нужно иметь мужество во плоти, чтобы выдержать его, нужно не
знать страха... Все вещи, которыми так гордится наш век, пережиты здесь как
противоречие этому типу, почти как дурные манеры, например знаменитая
"объективность", "сочувствие ко всему страждущему", "историческое чувство" с
его раболепством перед чужим вкусом, с его ползанием на животе перед petits
faits, "научность". - Если вспомнить, что эта книга следует за Заратустрой,
то легко угадать тот диететический regime, которому она обязана своим
возникновением. Глаз, избалованный чудовищной принудительностью быть
дальнозорким - Заратустра дальновиднее самого царя, - вынужден здесь остро
схватывать ближайшее, время, обстание. Во всех отношениях, и прежде всего в
форме, легко найти как бы добровольный разрыв с теми инстинктами, из которых
стал возможным Заратустра. Рафинированность в форме, в замысле, в искусстве
молчать стоит здесь на переднем плане, психология трактуется с намеренной
твёрдостью и жестокостью - книга отклоняет всякое добродушное слово... На
всём этом можно отдохнуть: впрочем, кто угадает, какого рода отдых нужен
после такой траты доброты, как Заратустра?.. Говоря теологически - пусть
прислушиваются, ибо я редко говорю как теолог, - сам Бог улёгся в конце
своего трудового дня, подобно змее, под древо познания: так отдыхал он от
обязанности быть Богом... Он сотворил всё слишком прекрасным... Дьявол есть
только праздность Бога в каждый седьмой день...
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.