Меню
Назад » » 2013 » ОКТЯБРЬ » 16

Тебе здесь нечего искать, а потерять ты можешь всё








О прохождении мимо
      Так, медленно проходя среди многих народов и через различные города, вернулся Заратустра окольным путём в свои горы и свою пещеру. И вот, подошёл он неожиданно к воротам большого города; но здесь бросился к нему с распростёртыми руками беснующийся шут и преградил ему дорогу. Это был тот самый шут, которого народ называл «обезьяной Заратустры»: ибо он кое-что перенял из манеры его говорить и охотно черпал из сокровищницы его мудрости. И шут так говорил к Заратустре: 
      «О Заратустра, здесь большой город; тебе здесь нечего искать, а потерять ты можешь всё. 
      К чему захотел ты вязнуть в этой грязи? Пожалей свои ноги! Плюнь лучше на городские ворота и — вернись назад! 
      Здесь ад для мыслей отшельника: здесь великие мысли кипятятся заживо и развариваются на маленькие. 
      Здесь разлагаются все великие чувства: здесь может только громыхать погремушка костлявых убогих чувств! 
      Разве ты не слышишь запаха бойни и харчевни духа? Разве не стоит над этим городом смрад от зарезанного духа? 
      Разве не видишь ты, что души висят здесь, точно обвисшие, грязные лохмотья? — И они делают ещё газеты из этих лохмотьев! 
      Разве не слышишь ты, что дух превратился здесь в игру слов? Отвратительные слова-помои извергает он! — И они делают ещё газеты из этих слов-помоев! 
      Они гонят друг друга и не знают куда? Они распаляют друг друга и не знают зачем? Они бряцают своей жестью, они звенят своим золотом. 
      Они холодны и ищут себе тепла в спиртном; они разгорячены и ищут прохлады у замёрзших умов; все они хилы и одержимы общественным мнением. 
      Все похоти и пороки здесь у себя дома; но существуют здесь также и добродетельные, существует здесь много услужливой, служащей добродетели: 
      Много услужливой добродетели с пальцами-писаками и с твёрдым седалищем и ожидалищем; она благословлена мелкими надгрудными звёздами и набитыми трухой, плоскозадыми дочерьми. 
      Существует здесь также много благочестия, много лизоблюдов и льстивых ублюдков перед богом воинств. 
      Ибо «сверху» сыплются звёзды и милостивые плевки; вверх тянется каждая беззвёздная грудь. 
      У месяца есть свой двор и при дворе — свои придурки; но на всё, что исходит от двора, молится нищая братия и всякая услужливая нищенская добродетель. 
      «Я служу, ты служишь, мы служим» — так молится властелину всякая услужливая добродетель: чтобы заслуженная звезда прицепилась наконец ко впалой груди! 
      Но месяц вращается ещё вокруг всего земного: так вращается и властелин вокруг самого-что-ни-на-есть земного, — а это есть золото торгашей. 
      Бог воинств не есть бог золотых слитков; властелин предполагает, а торгаш — располагает! 
      Во имя всего, что есть в тебе светлого, сильного и доброго, о Заратустра! плюнь на этот город торгашей и вернись назад! 
      Здесь течёт кровь гниловатая и тепловатая и пенится по всем венам; плюнь на большой город, на эту большую свалку, где пенится всякая накипь! 
      Плюнь на город подавленных душ и впалых грудей, язвительных глаз и липких пальцев — 
      — на город нахалов, бесстыдников, писак, пискляк, растравленных тщеславцев — 
      — где всё скисшее, сгнившее, смачное, мрачное, слащавое, прыщавое, коварное нарывает вместе — 
      — плюнь на большой город и вернись назад!» 
      — Но здесь прервал Заратустра беснующегося шута и зажал ему рот. 
      «Перестань наконец! — воскликнул Заратустра. — Мне давно уже противны твоя речь и твоя манера говорить! 
      Зачем же так долго жил ты в болоте, что сам должен был сделаться лягушкой и жабою? 
      Не течёт ли теперь у тебя самого в жилах гнилая, пенистая, болотная кровь, что научился ты так квакать и поносить? 
      Почему не ушёл ты в лес? Или не пахал землю? Разве море не полно зелёными островами? 
      Я презираю твоё презрение, и, если ты предостерегал меня, — почему же не предостерёг ты себя самого? 
      Из одной только любви воспарит полёт презрения моего и предостерегающая птица моя: но не из болота! — 
      Тебя называют моей обезьяной, ты, беснующийся шут; но я называю тебя своей хрюкающей свиньёй — хрюканьем портишь ты мне мою похвалу глупости. 
      Что же заставило тебя впервые хрюкать? То, что никто достаточно не льстил тебе: поэтому и сел ты вблизи этой грязи, чтобы иметь основание вдоволь хрюкать, — 
      — чтобы иметь основание вдоволь мстить! Ибо месть, ты, тщеславный шут, и есть вся твоя пена, я хороню разгадал тебя! 
      Но твоё шутовское слово вредит мне даже там, где ты прав! И если бы слово Заратустры было даже сто раз право, — ты всё-таки вредил бы мне — моим словом!» 
      Так говорил Заратустра; и он посмотрел на большой город, вздохнул и долго молчал. Наконец он так говорил: 
      Мне противен также этот большой город, а не только этот шут. И здесь и там нечего улучшать, нечего ухудшать! 
      Горе этому большому городу! — И мне хотелось бы уже видеть огненный столб, в котором сгорит он! 
      Ибо такие огненные столбы должны предшествовать великому полдню. Но всему своё время и своя собственная судьба. 
      Но такое поучение даю я тебе, шут, на прощание: где нельзя уже любить, там нужно — пройти мимо! — 
      Так говорил Заратустра и прошёл мимо шута и большого города.

Фридрих Ницше. Так говорил Заратустра.   



Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
avatar