- 07.11.2013
- 1173 Просмотра
- Обсудить
Высшее понятие о лирическом поэте дал мне Генрих Гейне. Тщетно ищу я во
всех царствах тысячелетий столь сладкой и страстной музыки. Он обладал той
божественной злобой, без которой я не могу мыслить совершенства, - я
определяю ценность людей, народов по тому, насколько неотделим их бог от
сатира. - И как он владел немецким языком! Когда-нибудь скажут, что Гейне и
я были лучшими артистами немецкого языка - в неизмеримом отдалении от всего,
что сделали с ним просто немцы. - С Манфредом Байрона должны меня связывать
глубокие родственные узы: я находил в себе все эти бездны - в тринадцать лет
я был уже зрел для этого произведения. У меня нет слов, только взгляд для
тех, кто осмеливается в присутствии Манфреда произнести слово "Фауст". Немцы
неспособны к пониманию величия: доказательство - Шуман. Я сочинил намеренно,
из злобы к этим слащавым саксонцам контрувертюру к Манфреду, о которой Ганс
фон Бюлов сказал, что ничего подобного он еще не видел на нотной бумаге: что
это как бы насилие над Евтерпой. - Когда я ищу свою высшую формулу для
Шекспира, я всегда нахожу только то, что он создал тип Цезаря. Подобных
вещей не угадывают - это есть или этого нет. Великий поэт черпает только из
своей реальности - до такой степени, что наконец он сам не выдерживает
своего произведения... Когда я бросаю взгляд на своего Заратустру, я полчаса
хожу по комнате взад и вперед, неспособный совладать с невыносимым приступом
рыданий. - Я не знаю более разрывающего душу чтения, чем Шекспир: что должен
выстрадать человек, чтобы почувствовать необходимость стать шутом! -
Понимают ли Гамлета? Не сомнение, а несомненность есть то, что сводит с
ума... Но для этого надо быть глубоким, надо быть бездною, философом, чтобы
так чувствовать... Мы все боимся истины... И я должен признаться в этом; я
инстинктивно уверен в том, что лорд Бэкон есть родоначальник и саможиводер
этого самого жуткого рода литературы, - что мне до жалкой болтовни
американских плоских и тупых голов? Но сила к самой могучей реальности
образа не только совместима с самой могучей силой к действию, к чудовищному
действию, к преступлению - она даже предполагает ее. Мы знаем далеко не
достаточно о лорде Бэконе, первом реалисте в великом значении слова, чтобы
знать, что он делал, чего хотел, что пережил в себе... К черту, господа
критики! Если предположить, что я окрестил Заратустру чужим именем, например
именем Рихарда Вагнера, то не хватило бы остроумия двух тысячелетий на то,
чтобы узнать в авторе "Человеческого, слишком человеческого" провидца
Заратустры...
Никто не решился оставить свой комментарий.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.
Будь-те первым, поделитесь мнением с остальными.