ЦИЦЕРОН ПИСЬМА (17)

CCCCXL. Теренции, в Рим

[Fam., XIV, 24]

Брундисий, 11 августа 47 г.

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет своей Теренции.

Если ты здравствуешь, хорошо; я здравствую. До сего времени не знаю ничего определенного ни о прибытии Цезаря, ни о письме, которое, как говорят, у Филотима. Если что-нибудь выясню, тотчас же сообщу тебе. Старайся беречь свое здоровье. Будь здорова. За два дня до секстильских ид.

CCCCXLI. Теренции, в Рим

[Fam., XIV, 23]

Брундисий, 12 августа 47 г.

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет своей Теренции.

Если ты здравствуешь, хорошо; я здравствую. Наконец, мне вручено довольно благожелательное письмо от Цезаря, а сам он, говорят, прибудет скорее, чем полагают. Выеду ли я навстречу ему, или же буду ожидать его здесь, сообщу тебе, когда решу. Пожалуйста, возможно скорее отошли ко мне письмоносцев. Тщательно береги здоровье. Будь здорова. Отправлено в канун секстильских ид.

CCCCXLII. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XI, 20]

Брундисий, 15 августа 47 г.

1. За шестнадцать дней до сентябрьских календ из Селевкии Пиерийской2122 на двадцать восьмой день приехал Гай Требоний, который, по его словам, в Антиохии у Цезаря видел Квинта сына с Гирцием; они без всякого труда добились насчет Квинта всего, чего хотели2123. Я радовался бы этому больше, если бы то, чего добились, содержало что-либо подающее твердую надежду. Но и другого следует бояться со стороны других и Квинтов2124, и то, что дается им самим2125, как господином, опять-таки находится в его же власти.

2. Даже Саллюстия2126 простил он; вообще он, говорят, не отказывает никому, а это само по себе подозрительно — он откладывает расследование. Марк Галлий, сын Квинта, возвратил Саллюстию рабов...2127 Он прибыл, чтобы перевести легионы в Сицилию; по его словам, Цезарь из Патр отправится прямо туда. Если он это сделает, я перееду куда-нибудь ближе, что предпочел бы сделать ранее. С нетерпением жду твоего письма в ответ на то, в котором я недавно просил у тебя совета. Будь здоров. За пятнадцать дней до сентябрьских календ.

CCCCXLIII. Гаю Кассию Лонгину, в провинцию Азию

[Fam., XV, 15]

Брундисий, вторая половина августа 47 г.

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет Гаю Кассию.

1. Хотя каждый из нас, в надежде на мир и из отвращения к пролитию крови граждан, был далек от желания упорствовать в войне, однако, раз я, видимо, первый принял это решение, я, пожалуй, более должен представить тебе оправдания, нежели ожидать их от тебя. Впрочем, как я часто вспоминаю, дружеская беседа моя с тобой, а равным образом и твоя со мной привела каждого из нас к правильному заключению, что если не все дело2128, то, во всяком случае, наше суждение было определено исходом одного сражения2129. И никто никогда искренно не порицал этого нашего мнения, кроме тех, кто полагает, что полное уничтожение государства лучше, нежели сохранение его в уменьшенном и ослабленном виде. Я же, разумеется, не связывал никакой надежды для себя с его гибелью, а с остатками его — великую.

2. Но последовали такие события2130, что более удивительно, как это могло произойти, нежели как это мы не видели, что оно произойдет, и как это мы, хотя мы и люди, не могли предугадать этого. Со своей стороны, признаюсь, что мое предположение было, что после того как бы предопределенного судьбой сражения2131 и победители захотят позаботиться об общем благе и побежденные — о своем2132; однако я полагал, что и то и другое зависело от быстроты действий победителя. Если бы она была, — Африка испытала бы такое же милосердие, какое изведала Азия, какое изведала даже Ахайя2133, когда ты сам, мне кажется, был послом и предстателем2134. Но после того, как было упущено время, которое имеет огромное значение, особенно в гражданских войнах, прошедший год2135 затяжки одним внушил надежду на победу, другим — пренебрежение к самому поражению. При этом вину за все эти несчастья несет судьба. И, в самом деле, кто бы подумал, что к этой войне присоединится столь затянувшаяся война в Александрии или что какой-то там Фарнак наведет ужас на Азию?

3. Однако мы, при одинаковых замыслах, испытали неодинаковую участь. Ведь ты стремился к такому уделу, чтобы и участвовать в его замыслах2136 и, что особенно облегчает заботу, иметь возможность предвидеть будущее. Я же, который спешил, чтобы повидать Цезаря в Италии (так я предполагал) и, как говорят, подогнать бегущего2137, когда он, сохранив жизнь многим честнейшим мужам, возвращается к миру, и нахожусь и находился очень далеко от него. Я живу среди стонов Италии и самых жалостных сетований Рима2138, которым я мог бы принести некоторое облегчение — со своей стороны, ты — со своей, каждый — со своей, если бы нашелся тот2139, кто взял бы на себя почин.

4. Поэтому, ввиду своего постоянного расположения ко мне, пожалуйста, напиши мне, что ты усматриваешь, каково твое мнение, чего, по-твоему, следует ожидать и что нам делать. Твое письмо будет ценным для меня. О, если бы я послушался того твоего первого письма, которое ты прислал из Луцерии2140! Ведь я сохранил бы свое достоинство без каких бы то ни было неприятностей. Будь здоров.

CCCCXLIV. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XI, 21]

Брундисий, 25 августа 47 г.

1. Я получил за пять дней до сентябрьских календ твое письмо, отправленное за одиннадцать дней до календ; прочитав его, я испытал сильнейшую скорбь, которую я давно испытал вследствие подлости Квинта2141 и уже поборол. Хотя ты и не мог сделать каким-нибудь образом так, чтобы не посылать мне того письма, тем не менее я предпочел бы, чтобы оно не было послано. Что же касается того, что ты пишешь насчет завещания2142, ты увидишь, что и каким образом. О деньгах и она написала так, как я тебе ранее, и я, если что-нибудь понадобится, воспользуюсь из того, о чем ты пишешь.

2. Он2143, по-видимому, не будет в Афинах к сентябрьским календам. Многое, говорят, задерживает его в Азии, больше всего Фарнак. Двенадцатый легион, первый, к которому прибыл Сулла2144, прогнал его камнями. Считают, что ни один не двинется. Полагали, что из Патр он2145 — прямо в Сицилию. Но если это так, он непременно приедет сюда. А я предпочел бы, чтобы оттуда; ведь каким-нибудь образом я бы отсюда ускользнул. Теперь я опасаюсь, как бы мне не пришлось ожидать, а этой несчастнейшей2146 — выносить также невзгоды этого места наряду с прочими.

3. Ты советуешь мне приспособляться в своих действиях ко времени; я поступал бы так, если бы обстоятельства допускали, и если бы это было как-нибудь возможно. Но при таких моих проступках и таких несправедливостях со стороны моих родных нет ничего достойного меня, что я мог бы сделать или в чем притвориться. Ты сравниваешь с временами Суллы; тогда все по своему существу было блестящим, а в смысле умеренности — несколько менее сдержанным. Настоящее же такого рода, что я забываю о себе и гораздо больше хочу того, что лучше для всех, а не для тех, с чьей выгодой я связал свою. Ты все-таки, пожалуйста, пиши мне возможно чаще, тем более что, кроме тебя, никто не пишет, и если я жду всех писем, то твоих все-таки больше всего. Ты пишешь, что благодаря мне он2147 будет более милостив к Квинту; я писал тебе ранее, что он тотчас же во всем удовлетворил Квинта сына, без упоминания обо мне. Будь здоров.

CCCCXLV. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XI, 22]

Брундисий, приблизительно 1 сентября 47 г.

1. Письмоносец Бальба заботливо вручил мне связку; ведь я получил от тебя письмо, в котором ты, видимо, высказываешь опасения, что я не получил тех писем2148. Я, право, хотел бы, чтобы они никогда не были мне вручены, ибо они усилили мою скорбь, а если бы они попали к кому-нибудь, они не принесли бы ничего нового. И в самом деле, есть ли что-нибудь столь общеизвестное, как его ненависть ко мне и этот род писем? Даже Цезарь, по-видимому, посылал их этим не потому, чтобы он был оскорблен его бесчестностью, но, как я уверен, для того, чтобы мои несчастья стали более известны. Далее ты пишешь, что опасаешься, как бы ему не повредили, и что ты врачуешь это; он даже не допустил, чтобы его хотя бы попросили за того. Именно это меня не огорчает; более огорчает то, что эти мои достижения не имеют никакого значения.

2. Сулла, как я полагаю, завтра будет здесь с Мессаллой. Они бегут к нему2149, прогнанные солдатами, которые отказываются двинуться куда-либо, если не получат. Итак, он прибудет сюда, чего не предполагали, правда, не спеша. Ведь он едет так, что подолгу находится в одном городе. А Фарнак, как бы он ни действовал, задержит. Так что, по-твоему, делать мне? Ведь тело мое уже едва переносит тяжесть этого климата, которая у меня вызывает заболевание при моем горе. Или поручить этим, едущим туда, извиниться за меня, а самому переехать ближе2150? Прошу, обрати на это внимание и помоги мне советом, чего ты не сделал до сего времени, несмотря на частые просьбы. Знаю, что это трудно, но, как бывает в несчастьях, для меня очень важно даже видеть тебя. Я, конечно, кое в чем успею, если это случится. Насчет завещания имей в виду, как ты пишешь.

CCCCXLVI. Теренции, в Рим

[Fam., XIV, 22]

Брундисий, 1 сентября 47 г.

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет своей Теренции.

Если ты здравствуешь, хорошо; я здравствую. Каждый день жду своих письмоносцев2151; если они прибудут, я, возможно, буду извещен о том, что мне следует делать, и тотчас же извещу тебя. Тщательно береги свое здоровье. Будь здорова. В сентябрьские календы.

CCCCXLVII. Теренции, в Рим

[Fam., XIV, 20]

Венусия, 1 октября 47 г.

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет своей Теренции.

В Тускульскую усадьбу думаю приехать либо в ноны, либо на следующий день. Пусть там все приготовят. Со мной, возможно, будет несколько человек, и мы, полагаю, задержимся там на более долгий срок. Если в бане нет ванны2152, пусть устроят. Пусть приготовят и прочее, необходимое для питания и здоровья. Будь здорова. В октябрьские календы, из Венусийской области.

CCCCXLVIII. Марку Юнию Бруту, в Цисальпийскую Галлию

[Fam., XIII, 10]

Рим, начало 46 г.

Цицерон Марку Юнию Бруту привет2153.

1. Когда твой квестор Марк Варрон2154 выезжал к тебе, я не считал, чтобы он нуждался в рекомендации. Ведь я полагал, что он достаточно препоручен тебе самим обычаем предков, который, как тебе известно, велит, чтобы союз наместника с квестором ближе всего напоминал родственную связь с детьми. Но так как он был убежден в том, что мое письмо, заботливо написанное о нем, будет иметь величайший вес в твоих глазах, и добивался от меня, чтобы я написал тебе возможно тщательнее, я предпочел сделать то, что мой близкий друг считал столь важным для себя.

2. Итак, чтобы ты понял, что я должен это сделать, скажу, что Марк Теренций, как только пришел на форум2155, отдался дружбе со мной; затем, как только он возмужал, присоединились две причины, увеличившие мое расположение к нему; одна — что он был занят изучением того, что и поныне доставляет мне величайшее удовольствие, и с дарованием, как ты знаешь, и не без настойчивости; другая — что он рано вступил в товарищества откупщиков, правда, против моего желания, ибо он понес величайшие убытки. Тем не менее дело общего сословия, столь близкого мне, укрепило нашу дружбу. Затем, после честнейшей и славнейшей деятельности на тех и других скамьях2156, уже перед этой переменой в государственных делах2157 он отдался соисканию и признал почетную должность самым почетным плодом своих трудов.

3. И вот, при этих обстоятельствах он отправился от меня из Брундисия с письмом и поручениями к Цезарю; в этом деле я и усмотрел его дружбу — в том, что он взялся за дело, и преданность — в том, что он его выполнил и привез ответ. Хотя я и намеревался особо поговорить о его честности и нравах, мне кажется, что если бы я сначала изложил тебе причину, почему я чту его в такой степени, то, излагая самую причину, я достаточно сказал бы тебе также о его честности. Тем не менее особо обещаю и ручаюсь тебе, что он будет и приятен и полезен тебе; ведь ты найдешь в нем и скромного и совестливого человека и чрезвычайно далекого от какой бы то ни было алчности и, кроме того, обладающего большим трудолюбием и чрезвычайной настойчивостью.

4. Да я и не должен тебе обещать то, о чем тебе следует судить самому, когда ты его хорошо узнаешь; тем не менее при всяких новых связях важно, каков первый прием и какой рекомендацией как бы открываются двери дружбы, чего я и хотел достигнуть этим письмом, хотя к этому и должна привести сама по себе тесная связь с квестором. Тем не менее все изложенное ничуть не становится слабее от присоединения этого соображения. Следовательно, если ты ценишь меня так высоко, как полагает Варрон и как думаю я сам, постарайся, чтобы я понял возможно скорее, что эта моя рекомендация принесла ему такую пользу, на какую и он рассчитывал и в какой я не сомневался.

CCCCXLIX. Марку Юнию Бруту, в Цисальпийскую Галлию

[Fam., XIII, 11]

Рим, 46 г.

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет Бруту.

1. Так как я всегда замечал твои ревностные старания знать все, что бы ни касалось меня, то я и не сомневаюсь, что тебе известно, не только из какой я муниципии, но также и то, с какой заботой привык я покровительствовать своим землякам-арпинцам. Все их доходы и все средства, дающие им возможность и приносить жертвы и сохранять в исправности кровли священных зданий и общественных мест, зависят от тех доходов, которые они получают в провинции Галлии2158. Для наблюдения за ними и для сбора денег, причитающихся с поселенцев, а также для ознакомления и управления всем делом мы послали в качестве представителей римских всадников Квинта Фуфидия, сына Квинта, Марка Фауция, сына Марка, Квинта Мамерка, сына Квинта.

2. Во имя нашей близкой дружбы прошу тебя настоятельнее обычного позаботиться об этом и постараться о том, чтобы при твоем содействии дело муниципии было устроено с наибольшей, выгодой и завершено возможно скорее. А с теми, чьи имена я написал, обойдись с возможно большим почетом, как тебе свойственно, и возможно благожелательнее.

3. Ты вступишь в дружеские отношения с честными людьми и обяжешь своей услугой благодарнейшую муниципию; мне же ты сделаешь еще более приятное: я привык всегда покровительствовать своим землякам, а этот год требует моей особой заботы и внимания; ибо для укрепления муниципии я предложил избрать в этом году эдилами моего сына, сына моего брата и Марка Цесия, человека, мне чрезвычайно близкого, а в нашей муниципии обычно избирают только этих должностных лиц и никаких других. Всем им, а прежде всего мне, ты воздашь честь, если общественные дела муниципии будут хорошо устроены благодаря твоему рвению и заботливости. Еще и еще настоятельно прошу тебя так и поступить.

CCCCL. Марку Юнию Бруту, в Цисальпийскую Галлию

[Fam., XIII, 12]

Рим, 46 г.

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет Бруту.

1. В другом письме я препоручил тебе со всем вниманием, с каким мог, представителей арпинцев в совокупности. В этом я более настоятельно препоручаю тебе Квинта Фуфидия, с которым меня соединяют всяческие узы, — не для того, чтобы отнять что-либо от той рекомендации, но чтобы прибавить эту. Это пасынок Марка Цесия, моего лучшего друга и очень близкого мне человека; и он был со мной в Киликии в качестве военного трибуна; в этой должности он вел себя так, что казалось, будто бы я получил благодеяние, а не оказал его.

2. Кроме того, что для тебя важнее всего, он не чужд нашим занятиям. Поэтому, пожалуйста, прими его возможно благожелательнее и постарайся, чтобы в том покровительстве, которое он на себя взял в ущерб себе, повинуясь моему авторитету, более всего выделялась его настойчивость. Ведь он хочет того, что от природы свойственно каждому честнейшему человеку, — снискать возможно большую похвалу как у меня, который его побудил, так и у муниципии. Это удастся ему, если по этой моей рекомендации он получит твое содействие.

CCCCLI. Марку Юнию Бруту, в Цисальпийскую Галлию

[Fam., XIII, 13]

Рим, 46 г.

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет Бруту.

Луций Кастроний Пет, безусловно, первый человек муниципии Луки, — почтенный, достойный и преисполненный долга, высокой честности муж, — и украшенный доблестями, и обладающий значительным состоянием, если это имеет какое-нибудь отношение к делу. Но мне он лучший друг, настолько, что никого из нашего сословия он не уважает более глубоко. Поэтому препоручаю тебе его, и как своего лучшего друга и как достойного твоей дружбы. Все, что бы ты ни сделал в его пользу, тебе, конечно, будет приятно, а мне, во всяком случае, доставит удовольствие. Будь здоров.

CCCCLII. Марку Юнию Бруту, в Цисальпийскую Галлию

[Fam., XIII, 14]

Рим, 46 г.

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет Бруту.

1. С римским всадником Луцием Тицием Страбоном, высоко почтенным и видным человеком, я поддерживаю чрезвычайно тесные дружеские отношения. Меня соединяют с ним права высшей дружбы. Ему в твоей провинции должен деньги Публий Корнелий. Волкаций2159, производящий суд в Риме, перенес это дело в Галлию.

2. Прошу тебя настоятельнее, нежели если бы это касалось меня, так как беспокоиться о деньгах друзей более почетно, чем о своих: позаботься, чтобы дело было завершено. Возьмись за него сам, проведи его и постарайся в той мере, в какой тебе покажется вполне справедливым, чтобы вольноотпущенник Страбона, который послан ради этого дела, завершил его на возможно более выгодных условиях и получил деньги. Это и мне будет очень приятно, и сам ты поймешь, что Луций Тиций вполне достоин твоей дружбы. Настоятельно еще и еще прошу тебя позаботиться об этом, как ты привык заботиться обо всем, чего я, как ты знаешь, желаю.

CCCCLIII. Квинту Корнифицию

[Fam., XII, 20]

Рим, начало 46 г. (?)

Цицерон Корнифицию2160.

Мне приятно твое письмо, за исключением того, что ты пренебрег маленьким заезжим двором в Синуессе2161. Это оскорбление огорчит крохотную усадьбу, если ты не возместишь всем за всё в кумской или помпейской. Так ты, следовательно, и сделаешь, и будешь любить меня, и раздразнишь каким-нибудь писанием. Ведь я легче могу ответить, чем вызвать. Если ты по своему обыкновению промедлишь, то я раздразню и твоя ленность не принесет праздности даже мне. Подробнее — на досуге. Я нацарапал это, находясь в сенате.

CCCCLIV. Марку Теренцию Варрону

[Fam., IX, 1]

Рим, начало 46 г.

Марк Туллий Цицерон шлет привет Марку Теренцию Варрону2162.

1. Из того присланного тобой письма, которое мне прочел Аттик, я узнал, что ты делаешь и где ты; но когда я увижу тебя — этого я на основании того же письма совершенно не мог предположить. Однако у меня появляется надежда, что твой приезд приближается. О, если б он был для меня утешением! Впрочем, меня тяготят столь многочисленные и такие тяжелые обстоятельства, что нужно быть самым большим глупцом, чтобы надеяться на какое-нибудь облегчение. Тем не менее либо ты можешь помочь мне, либо, быть может, я тебе кое-чем.

2. Итак, знай, что по приезде в Рим2163 я помирился со старыми друзьями, то есть со своими книгами; впрочем, я прекратил общение с ними не потому, что я на них сердился, но потому, что мне было несколько совестно перед ними; ведь мне казалось, что опустившись до участия в сильнейшей смуте при самых неверных союзниках, я недостаточно повиновался их наставлениям. Они мне прощают, зовут назад к прежним дружеским отношениям и говорят, что ты, оставшись твердым в этом2164, был мудрее, чем я. Поэтому, так как они уже умилостивлены, мне, видимо, следует надеяться, что я, если увижу тебя, легко пройду и через то, что гнетет, и через то, что угрожает. Поэтому, по твоему желанию, в тускульской ли усадьбе, или в кумской у тебя2165, или, чего я бы хотел менее всего, в Риме, — только бы мы были вместе — я, конечно, устрою так, чтобы это было признано вполне подходящим для каждого из нас.

CCCCLV. Луцию Мунацию Планку, в Африку

[Fam., XIII, 29]

Рим, начало 46 г.

Марк Туллий Цицерон шлет привет Луцию Планку2166.

1. Ты, не сомневаюсь, знаешь, что из числа тех близких друзей, которых тебе оставил отец, я связан с тобой теснейшим образом, и не только в силу этих причин, которые создают видимость великого союза, но также тех, которые поддерживаются близкой дружбой и общением, а мое общение с твоим отцом, как ты знаешь, было чрезвычайно приятным и очень тесным. Моя любовь к тебе, возникшая из этих начал, увеличила близость, перешедшую от отца, — тем более, что я понял, что как только твой возраст позволил тебе судить о том, кого в какой мере следует ценить, ты начал особенно уважать, почитать, любить меня. К этому присоединилась немалая связь как в виде занятий, которая сама по себе важна, так и в виде тех занятий, тех наук, которые сами по себе связывают близкой дружбой тех, кто обладает одной и той же склонностью.

2. Ты, я полагаю, выжидаешь, что я имею в виду, начав так издалека. Итак прежде всего считай, что это упоминание сделано мной не без важной и законной причины. Я поддерживаю самые дружеские отношения с Гаем Атеем Капитоном2167. Тебе известны превратности моей судьбы. При всех моих и почестях и бедствиях к моим услугам были и готовность, и содействие, и авторитет, и влияние, а также имущество Гая Капитона, и он сообразовывался с обстоятельствами и переменами в моей судьбе.

3. У него был родственник Тит Антистий. На основании жребия он получил должность квестора в Македонии, и его не сменили, в то время как в эту провинцию вступил с войском Помпей. Антистий не смог ничего сделать; ведь если бы он мог, самым лучшим для него было бы возвратиться к Капитону, которого он любил как отца, — особенно когда он знал, как высоко его ценит и всегда ценил Цезарь. Но будучи застигнут, он взял на себя обязанности лишь в такой мере, в какой он не мог их отвергнуть.

4. Когда в Аполлонии чеканили серебряную монету2168, не могу сказать, что он ведал этим, и не могу отрицать его присутствия, но не дольше двух или трех месяцев. В дальнейшем его в лагере2169 не было: он уклонился от всяких обязанностей. Пожалуйста, поверь мне в этом как свидетелю, ибо он видел мою печаль во время той войны, обо всем со мной беседовал. Поэтому он удалился вглубь Македонии, возможно дальше от лагеря, не только чтобы не ведать каким бы то ни было делом, но чтобы не быть даже причастным. После сражения2170 он отправился в Вифинию, к своему близкому другу Авлу Плавцию. Когда его там увидел Цезарь, то не сказал ни слова строго, ни слова жестко; он приказал прибыть в Рим. Тот вскоре заболел и не выздоровел; больной он приехал в Коркиру и там умер. По завещанию, составленному им в Риме в консульство Павла и Марцелла2171, Капитон является наследником пяти шестых его имущества; шестая часть причитается тем, от кого она может перейти к государству без какой либо жалобы с чьей бы то ни было стороны2172. Она составляет около 3 000 000 сестерциев; но это решит Цезарь.

5. Во имя дружбы с твоим отцом, мой Планк, во имя нашего взаимного расположения, во имя наших занятий и столь похожего течения всей нашей жизни, прошу тебя взяться за это дело и ходатайствую перед тобой так, что с большей заботой, с большим рвением я не мог бы; считай его моим; приложи старания, борись и добейся, чтобы благодаря моей рекомендации, твоему рвению, милости Цезаря Гай Капитон получил наследство от своего родственника. Если я добьюсь от тебя этого, буду считать, что ты по собственному побуждению предоставил мне всё, чего я мог бы, при твоем нынешнем сильнейшем влиянии и могуществе, добиться от тебя, если бы я тебя попросил.

6. Надеюсь, тебе поможет то, в чем сам Цезарь в состоянии быть наилучшим судьей: Капитон всегда уважал и любил Цезаря. Но он сам свидетель этому; я знаю его память. Потому я тебя ничему не учу; ходатайствуя о Капитоне перед Цезарем, используй только то, о чем он, по твоему мнению, помнит.

7. Я же сообщу тебе то, что я мог испытать на самом себе. Насколько оно веско, ты сам увидишь. Чьим сторонником я был в государственных делах и чье дело защищал, на каких людей и сословия опирался, и кто меня оборонял, ты хорошо знаешь. Верь мне, пожалуйста, вот в чем: если во время этой самой войны2173 я и сделал что-либо менее угодное Цезарю (как я понял, сам Цезарь знает, что я сделал это совершенно против своей воли), то я сделал это по совету, по настоянию, под влиянием других; то, в чем я был умереннее и воздержаннее, чем кто-либо из той партии, я сделал преимущественно под влиянием Капитона; если бы мои остальные друзья походили на Капитона, то государству я, быть может, принес бы некоторую пользу, себе во всяком случае огромную.

8. Если ты, мой Планк, сделаешь это, ты укрепишь мою надежду на твое расположение ко мне, а самого Капитона, благодарнейшего, обязательнейшего, превосходного мужа, ты своей необычайной услугой присоединишь к числу своих друзей.