ЦИЦЕРОН ПИСЬМА (18)

CCCCLVI. Луцию Месцинию Руфу

[Fam., V, 21]

Рим, апрель 46 г.

Марк Туллий Цицерон шлет привет Луцию Месцинию.

1. Письмо твое, из которого я понял то, что предполагал и без письма, — что ты охвачен сильнейшим желанием повидаться со мной, было мне приятно. Это я принимаю с радостью, однако так, что не уступаю тебе. Пусть так я достигну всего, чего желаю, как сильно я хочу быть с тобой! Право, когда было большее число и честных мужей и честных граждан и приятных мне и любящих меня людей, всё же не было никого, с кем бы я бывал охотнее, чем с тобой, и лишь с немногими я бывал с одинаковым удовольствием. Но при нынешних обстоятельствах, когда одни погибли2174, другие далеко2175, а третьи изменили своим убеждениям, я, клянусь богом верности, охотнее проведу один день с тобой, нежели все это время с большинством тех, с кем я живу по необходимости. Будь уверен, что одиночество, в котором и то нельзя находиться, мне приятнее разговоров с частыми посетителями моего дома, кроме одного или, самое большее, двоих.

2. Поэтому я пользуюсь тем же прибежищем, которое, полагаю, следует использовать и тебе, — своими скромными литературными занятиями, а кроме того — сознанием честности своих замыслов. Ведь я таков (как ты с величайшей легкостью можешь себе представить), что я никогда не предпочитал делать что-либо ради себя, а не ради своих сограждан; не будь моим недоброжелателем человек, которого ты никогда не любил2176 (ведь ты любил меня), то и сам он и все честные были бы счастливы. Я тот, кто не захотел, чтобы чья бы то ни было мощь была сильнее, чем полное достоинства спокойствие. И я же, как только почувствовал, что то самое оружие, которого я всегда боялся2177, могущественнее того согласия среди честных, которого я добился2178, — предпочел принять мир на любых безопасных условиях, вместо того, чтобы сразиться в бою с более сильным. Но об этом и многом другом вскоре можно будет при встрече.

3. Но меня удерживает в Риме не что иное, как ожидание новостей из Африки2179. Мне кажется, что дело дошло до близкой развязки. Однако, думается мне, что для меня все-таки несколько важно (хотя я и не вполне понимаю, что именно для меня важно) находиться недалеко от друзей, способных подать мне совет, какие бы известия оттуда ни поступили. Ведь дело уже доведено до того, что при всем различии целей тех, кто сражается, я в будущем не вижу большой разницы в случае победы2180. Но мой дух, который, быть может, оказался менее твердым при сомнительном положении, в отчаянном, конечно, стал много тверже. Мне придало сил и твое предыдущее письмо, из которого я понял, как стойко ты переносишь несправедливость2181, и мне помогло сознание, что и твоя чрезвычайная доброта и твое образование принесли тебе пользу. Сказать правду, мне казалось, что ты отличаешься некоторой изнеженностью, как и почти мы все, благородно прожившие свою жизнь в счастливом и свободном государстве.

4. И с какой умеренностью мы перенесли то благополучие, так же стойко мы должны переносить не только нынешнее несчастье, но и полное крушение, чтобы среди величайших зол достигнуть хотя бы той доли блага, чтобы теперь, после такого удара, не только презирать смерть, которую мы должны презирать, даже будучи счастливыми, потому что она не сохранит нам ни одного чувства, но и желать ее.

5. Если ты меня любишь, наслаждайся своим покоем и убеждай себя в том, что, исключая преступление и вину, к которой ты всегда был и будешь непричастен, с человеком не может случиться ничего, что внушало бы ужас или опасения. Я же, если это мне покажется уместным, вскоре к тебе приеду. Если произойдет что-либо, так что мне придется изменить свое намерение, то я немедленно уведомлю тебя. Старайся так желать повидаться со мной, чтобы не двигаться оттуда при твоем слабом здоровье, не узнав предварительно из моего письма, что я посоветую тебе сделать. Прошу тебя любить меня, что ты и делаешь, и заботиться о своем здоровье и душевном спокойствии.

CCCCLVII. Титу Помпонию Аттику

[Att., XII, 2]

Рим, апрель 46 г.

1. Здесь слухи, что Мурк погиб при кораблекрушении; что Асиний2182 живым попал в руки солдат2183; что пятьдесят кораблей отнесено к Утике этим противным ветром; что Помпея2184 не обнаруживают и что он вообще никогда не был на Балеарах, как утверждает Пациек2185. Но ни одного известия из надежного источника. Вот то, что говорили, пока ты отсутствуешь. Между тем игры в Пренесте2186.

2. Там Гирций и все эти. И игры восемь дней. Что за обеды, что за пышность! Между тем дело, быть может, решено2187. О, удивительные люди! А Бальб строит. Какое ему дело? Но если ты спрашиваешь, то разве жизнь не прожита, когда человек ищет не правильного пути, а наслаждений? Ты между тем спишь. Уже следует разрешить проблему, если ты намерен что-либо делать2188. Если ты спрашиваешь, что я полагаю, то я полагаю, что польза...2189 Но к чему много слов? Вскоре увижу тебя, и, как я надеюсь, ты прямо с дороги ко мне. Заодно мы назначим день для Тиранниона2190 и если будет что-нибудь другое.

CCCCLVIII. Марку Теренцию Варрону

[Fam., IX, 3]

Рим, незадолго до 20 апреля 46 г.

Цицерон Варрону.

1. Хотя мне и не о чем было писать тебе, тем не менее я не мог не дать чего-нибудь Канинию2191, уезжавшему к тебе. Так о чем именно мне написать? О том, чего ты, полагаю, хочешь, — что я к тебе скоро приеду. Впрочем, рассуди, прошу тебя, достаточно ли уместно будет, чтобы мы при этом столь великом пожаре в государстве2192 были в тех местах2193: мы дадим повод для разговоров тем, кто не знает, что у нас, в каком бы месте мы ни были, один и тот же образ жизни, один и тот же стол. — «Что за дело? Тем не менее мы станем предметом разговоров». — Я убежден, что следует чрезвычайно стараться о том, чтобы, в то время как все погрязли в позорных преступлениях всякого рода, наша праздность, совместная, вернее — в общении друг с другом, не подвергалась порицанию.

2. Я же, презрев глупость варваров2194, последую за тобой; ведь хотя настоящее и несчастно — и это является величайшим несчастьем, — тем не менее наши науки теперь каким-то образом, видимо, приносят более обильные плоды, нежели приносили когда-то, — оттого ли что мы теперь не находим покоя ни в чем другом, или же оттого, что тяжесть болезни приводит к тому, что мы нуждаемся в лекарстве, и теперь проявляется то, чьей силы мы не ощущали, когда были здоровыми. Но для чего я теперь об этом — тебе, в чьем доме оно рождается?Сову в Афины!2195 Только для того, разумеется, чтобы ты что-нибудь написал в ответ, чтобы ждал меня; так ты и сделаешь.

CCCCLIX. Марку Теренцию Варрону

[Fam., IX, 2]

Рим, вскоре после 20 апреля 46 г.

Цицерон Варрону.

1. Когда ко мне поздно вечером пришел твой и в то же время мой Каниний и сказал, что отправится к тебе на другой день утром, я сказал, что дам ему кое-что; я попросил взять утром. Ночью я написал письмо, но он не возвращался ко мне; я решил, что он забыл. Тем не менее я послал бы тебе это самое письмо через своих, если бы не узнал от него же, что ты на другой день утром собираешься выехать из тускульской усадьбы. И вот тебе — внезапно, спустя несколько дней, когда я менее всего ожидал, Каниний пришел ко мне утром, сказал, что тотчас же отправляется к тебе. Хотя то письмо и потеряло свежесть, особенно после получения столь важных новостей2196, тем не менее я не хотел, чтобы мой ночной труд погиб, и дал Канинию то самое письмо, но с ним, как с образованным человеком и глубоко тебя любящим, я поговорил о том, что он, полагаю, тебе передал.

2. Тебе я даю тот же совет, что и себе самому: будем избегать взоров людей, раз уж не так легко избежать их языков; ведь те, кто упоен победой2197, смотрят на нас, как на побежденных; те же, кто огорчен тем, что наши2198 побеждены, испытывают скорбь от того, что мы живы. Быть может, ты спросишь, почему, когда это происходит в Риме, я не уехал подобно тебе. Ведь ты сам, превосходящий проницательностью и меня и прочих, уверен я, видел все, от тебя решительно ничего не укрылось. Кто в такой степени Линкей2199, чтобы в таком мраке ни на что не наткнуться, нигде не натолкнуться?

3. Ведь мне уже давно пришло на ум, что было бы прекрасно куда-нибудь уехать, чтобы не видеть и не слышать того, что здесь происходит и что говорится. Но я сам преувеличивал. Я считал, что всякий, кто попадается мне навстречу, как кому будет выгодно, заподозрит или скажет, если даже не заподозрит: «Этот или боится и потому бежит или что-либо замышляет и держит корабль наготове»; наконец, что тот, кто выскажет самое легкое подозрение и кто, быть может, прекрасно меня знает, сочтет, что я оттого и уезжаю, что мои глаза не могут выносить некоторых людей. Предполагая это, я до сего времени остаюсь в Риме; тем не менее ежедневная привычка уже незаметно притупила мое раздражение.

4. Таковы основания для моего решения. Итак, тебе советую следующее: скрываться там же до тех пор, пока не остынут эти поздравления2200, и в то же время пока мы не услышим, как завершено дело; ведь оно, полагаю, завершено. Будет очень важно, каково будет настроение победителя, каков исход событий. Впрочем, у меня есть соображение, к которому меня приводит догадка; но я все-таки выжидаю.

5. Что же касается тебя, то я не одобряю твоего приезда в Байи, пока разговоры уже не заглохнут: ведь для нас, даже когда мы отсюда уедем, будет более почетным, если будет казаться, что мы приезжали в ту местность плакать, а не плавать. Но ты это лучше; только бы для нас было твердо одно: жить вместе среди своих занятий, в которых мы ранее искали только удовольствия, а теперь также спасения; не отсутствовать, если кто-нибудь захочет использовать не только как зодчих, но и как мастеров для возведения государства, и лучше охотно прибежать; если никто не воспользуется содействием, то все-таки и писать и читать о государственном устройстве и управлять государством — если не в курии и на форуме, то в сочинениях и книгах, как делали ученейшие древние2201, и изучать нравы и законы. Таково мое мнение. Буду очень благодарен, если ты напишешь мне, что ты намерен делать и каково твое мнение.

CCCCLX. Марку Теренцию Варрону

[Fam., IX, 5]

Рим, конец мая 46 г.

Цицерон Варрону.

1. Мне кажется, что к нонам будет вполне своевременно2202, и не только ввиду положения государства, но также ввиду времени года. Поэтому одобряю твой выбор дня; итак, буду на него рассчитывать.

2. Что касается нашего решения2203, то, если бы даже раскаивались те, которые ему не последовали, нам, по-моему, не следовало бы раскаиваться. Ведь мы следовали не надежде, но долгу; изменили же мы не долгу, а безнадежному делу. Таким образом, мы были искреннее тех, кто не двинулся из дому; благоразумнее тех, кто, утратив средства2204, не возвратился домой. Но менее всего мирюсь я со строгостью праздных людей и, как бы обстоятельства ни складывались, более чту тех, кто пал на войне2205, чем забочусь о тех, кто нами недоволен оттого, что мы живы.

3. Если у меня будет время для поездки в тускульскую усадьбу до нон, я увижу тебя там; если нет, направлюсь в кумскую усадьбу и заранее извещу тебя, чтобы баня была приготовлена.

CCCCLXI. Марку Теренцию Варрону

[Fam., IX, 7]

Рим, конец мая 46 г.

Цицерон Варрону.

1. Я обедал у Сея, когда каждому из нас было вручено письмо от тебя. Мне уже кажется своевременным2206. Что касается моих прежних хитростей2207, то я раскрою свое лукавство. Я хотел, чтобы ты был где-нибудь близко, если бы была какая-нибудь возможность счастливого избавления: двум совокупно идущим...2208 Теперь, когда все окончено, нечего сомневаться в том, что лошадьми, людьми...2209 Ибо как только я услыхал насчет Луция Цезаря сына2210, я сам себе:

Какой окажет мне почет Отцу?2211

Поэтому не перестаю бывать на обедах у тех, кто теперь господствует.

2. Что мне делать? Следует быть рабом обстоятельств. Но смешное утрачено, особенно когда не над чем посмеяться.

Африки — в страшной тревоге земля содрогается грозно2212.

Поэтому нет ничего отвергнутого2213, чего бы я не опасался. Но ты спрашиваешь, когда, каким путем, куда2214; пока ничего не знаю. Что же касается самих Бай, то некоторые сомневаются, приедет ли он через Сардинию. Ведь того своего имения2215 он не осмотрел до сего времени; у него нет ни одного, которое было бы хуже, однако он им не пренебрегает. Вообще я более склонен полагать, что через Сицилию в Велию, но мы скоро узнаем. Ведь приезжает Долабелла. Он, я считаю, будет учителем.

Ведь часто ученик наставника сильнее2216.

Однако если я буду знать, что ты решил, я сообразую свое решение главным образом с твоим. Поэтому жду твоего письма.

CCCCLXII. Марку Марию, в Помпеи

[Fam., VII, 3]

Рим, конец мая (?) 46 г.

Марк Цицерон шлет привет Марку Марию.

1. Когда я (очень часто) размышляю об общих несчастьях, среди которых мы столько лет живем и, как вижу, будем жить, мне обычно приходит на ум то время, когда мы были вместе в последний раз; более того, я помню даже самый день. Ведь когда за два дня до майских ид, в консульство Лентула и Марцелла2217, я вечером приехал в помпейскую усадьбу, ты встретил меня с тревогой в душе. Твою тревогу поддерживало размышление как о моем долге, так и об опасности для меня. Ты боялся, как бы я, если б остался в Италии, не изменил долгу; в случае, если бы я отправился на войну, тебя волновала опасность. В это время ты, конечно, видел, что и я был так расстроен, что не уяснял себе, как лучше всего поступить. Однако я предпочел уступить совести и всеобщему мнению, не считаясь с соображениями своей безопасности.

2. В этом своем поступке я раскаялся — не столько вследствие опасности для меня, сколько вследствие многочисленных пороков, с которыми я столкнулся там, куда пришел. Во-первых, — ни многочисленных, ни боеспособных сил; во-вторых, помимо полководца и немногих помимо него, (я говорю о главных лицах) остальные, во-первых, во время самих военных действий проявили хищность, во-вторых, в высказываниях были так жестоки, что я приходил в ужас от самой победы; но главное — это долги людей, самых высоких по положению2218. Что еще нужно? Ничего честного, кроме дела. Увидев это, я, отчаиваясь в победе, прежде всего начал советовать заключить мир, сторонником которого я всегда был. Затем, так как Помпей относился с чрезвычайным отвращением к этому мнению, я начал ему советовать вести войну. Он иногда одобрял это, и казалось, что он будет держаться этого мнения, и, пожалуй, держался бы, если бы после одного сражения не начал доверять своим солдатам2219. С этого времени этот величайший муж совершенно не был императором2220. Имея неиспытанное и сборное войско, он завязал бой с сильнейшими легионами2221; побежденный, он постыднейшим образом, потеряв даже лагерь, бежал один.

3. Это я счел для себя концом войны и не думал, что после того как целые, мы не сравнялись с ними, мы, сломленные, окажемся сильнее их. Я отошел от этой войны, в которой предстояло либо пасть в сражении, либо попасть в какую-нибудь засаду, либо оказаться в руках у победителя, либо бежать к Юбе2222, либо выбрать место, словно для изгнания2223, либо добровольно лишить себя жизни. Во всяком случае, помимо этого, не было ничего, если не пожелать или не осмелиться сдаться победителю2224. Однако из всех этих несчастий, которые я назвал, самым терпимым было изгнание, особенно без вины, с которым не было связано никакого позора; добавлю также — когда ты лишен города, в котором нет ничего, что ты мог бы видеть, не испытывая скорби. Я предпочел быть со своими, если теперь что-нибудь кому-нибудь принадлежит, а также в своих владениях. То, что произошло, я все предсказал.

4. Я приехал домой не для того, чтобы условия жизни были наилучшими; однако, если бы было какое-нибудь подобие государственного строя, я был бы словно в отечестве; если никакого — словно в изгнании. Лишить себя жизни я не видел причины; желать этого — много причин; ведь давно сказано:

Где не тот ты, кем был раньше, там и жить охоты нет2225.

Однако не иметь вины — великое дело, особенно когда я располагаю двумя вещами, чтобы поддержать себя ими: знанием наилучших наук и славой величайших дел2226; первая из них никогда не будет отнята у меня, пока я жив, вторая — даже после смерти.

5. Я написал это тебе несколько многословно и наскучил тебе, так как знал, что ты глубоко любишь как меня, так и государство. Я хотел, чтобы тебе были известны все мои замыслы, чтобы ты знал, что я прежде всего никогда не хотел, чтобы кто-нибудь2227 был могущественнее, нежели государство в целом; что после того, однако, как по чьей-то вине2228 один столь силен, что противодействие ему невозможно, я хотел мира; что с потерей войска и того полководца, на которого одного была надежда, я хотел положить конец войне — также для всех остальных, а когда это оказалось невозможным2229, то положил конец войне — для себя; но теперь, если это — государство, то я — гражданин, если нет — изгнанник в не менее благоприятном месте, нежели в случае, если б я отправился на Родос или в Митилену2230.

6. Об этом я предпочитал с тобой при встрече; но так как дело затягивалось, я захотел об этом же в письме, чтобы у тебя было, что сказать, если бы ты когда-нибудь столкнулся с моими хулителями. Ведь существуют люди, которые, хотя моя гибель и не принесла бы пользы государству, считают преступлением то, что я жив; которым — я твердо знаю — кажется, что погибло недостаточно много людей; они, если бы послушали меня, жили бы, хотя и в условиях несправедливого мира, но с честью; ведь их одолели бы силой оружия, но не правотой дела. Вот тебе послание, быть может, более многословное, чем ты хотел бы. Буду считать, что это тебе так и кажется, если ты не пришлешь мне в ответ более длинного. Я же, если закончу то, что хочу2231, в скором времени, надеюсь увидеть тебя.

CCCCLXIII. Гнею Домицию Агенобарбу

[Fam., VI, 22]

Рим, 46 г.

Цицерон Домицию2232.

1. После твоего приезда в Италию меня удержало от письма к тебе не то обстоятельство, что ты мне ничего не написал, но то, что я не находил ни того, что я мог бы обещать тебе, сам нуждаясь во всем, ни того, что я мог бы посоветовать тебе, так как у меня самого не было плана, ни того, чем бы я мог утешить тебя в столь великих несчастьях. Хотя теперь положение нисколько не лучше, но даже гораздо безнадежнее, тем не менее я предпочел послать тебе бессодержательное письмо, но не молчать.

2. Если бы я полагал, что ты попытался взять на себя ради государства большую задачу, чем ты можешь выполнить2233, то я все же убеждал бы тебя всеми возможными доводами жить в тех условиях, которые нам предоставляются, каковы бы они ни были. Но так как ты установил для выполнения своего решения, принятого честно и стойко, тот предел, который сама судьба хотела сделать как бы пограничным камнем в нашей борьбе2234, я, во имя нашего давнего тесного союза и во имя своего чрезвычайного расположения к тебе и равного твоего ко мне, молю и заклинаю тебя сохранить себя невредимым для меня, матери2235, супруги и всех твоих, для которых ты всегда являешься и был самым дорогим. Заботься о безопасности своей и своих, которые от тебя зависят. Используй в настоящее время то, что ты изучил и с молодости воспринял памятью и знанием из прекрасных преданий мудрейших мужей. Если не можешь спокойно, то стойко переноси тоску по людям, которых ты лишился2236, тесно связанным с тобой благодаря глубокому расположению и многочисленным обязательствам.

3. Что я могу, не знаю; вернее, я чувствую, что могу сделать мало. Однако обещаю тебе одно: все, что я ни признаю полезным для твоего благополучия и достоинства, я буду делать со столь большим рвением, сколь большое рвение и предупредительность ты всегда проявлял в моих делах. Об этом своем желании я сообщил твоей матери, достойнейшей женщине, глубоко любящей тебя. Если ты что-нибудь напишешь мне, я поступлю в соответствии с тем, что, как я пойму, является твоим желанием; но если ты не напишешь, я все-таки с величайшим рвением и тщательно позабочусь обо всем, что сочту для тебя полезным. Будь здоров.

CCCCXXIV. Марку Теренцию Варрону

[Fam., IX, 4]

Тускульская усадьба, начало июня 46 г.

Цицерон Варрону.

О возможном, знай это, я решаю согласно с Диодором2237. Следовательно, если ты намерен приехать, знай, что тебе необходимо приехать; если же ты не намерен, то тебе невозможно приехать. Теперь взвесь, которое из решений доставляет тебе наибольшее удовольствие —Хрисиппово2238 ли, или то, которого не переваривал наш Диодот2239. Но и об этом мы поговорим, когда у нас будет досуг; и это возможно согласно Хрисиппу. За Кокцея я тебе благодарен; ведь я поручил это также Аттику. Если не ты ко мне, то я примчусь к тебе. Если у тебя при библиотеке есть сад, ни в чем не будет недостатка.

CCCCLXV. Титу Помпонию Аттику

[Att., XII, 3]

Тускульская усадьба, 11 июня 46 г.

1. Одного тебя считаю я менее льстивым, чем я, и если каждый из нас когда-либо льстив по отношению к кому-нибудь, то во всяком случае между собой мы никогда не бываем такими. Итак, послушай меня, говорящего это без обмана. Да не буду я жив, мой Аттик, если для меня не только тускульская усадьба, где я вообще бываю с удовольствием, но и острова блаженных столь ценны, что я готов быть без тебя столько дней. Поэтому следует крепиться эти три дня, чтобы и у тебя вызвать это же переживание, что, конечно, так и есть. Но я хотел бы знать, сегодня ли ты выедешь, тотчас же после торгов, и в какой день приедешь. Я между тем — с книгами, но огорчаюсь, что у меня нет истории Веннония2240.

2. Однако — чтобы не пренебречь делом — тот долг2241, который был подтвержден Цезарем, допускает три положения: или покупку с торгов (предпочитаю потерять, хотя, помимо самого позора, это самое я и считаю потерей), или делегацию2242 с владельца с годичным сроком (кому я поверю или когда настанет этот год Метона2243?), или половину по условию Веттиена2244. Итак, смотри. Но я опасаюсь, что он2245 уже не устроит никаких торгов, а по окончании игр, побежит на помощь Картавому2246, чтобы такой муж не был в пренебрежении. Но я буду иметь в виду. Прошу тебя, заботься об Аттике2247 и передай большой привет и ей и Пилии также от Туллии.

CCCCLXVI. Титу Помпонию Аттику

[Att., XII, 5, § 4]

Тускульская усадьба, 12 июня 46 г.

4. Навстречу Долабелле я послал Тирона. Он возвратится ко мне в иды. Тебя буду ждать на другой день. Что касается моей Туллии, вижу, что для тебя это самое главное, и настоятельно прошу тебя, чтобы это так и было. Итак, ей в целости все; ведь ты так пишешь. Хотя мне и следовало избегать календ2248 и ускользнуть от архетипов2249 Никасионов и закончить расчеты, однако ничто не стоило того, чтобы я не был с тобой. Когда я был в Риме и считал, что вот-вот увижу тебя, мне все-таки каждый день казались длинными часы, в течение которых я ждал. Ты знаешь, я менее всего льстив; поэтому я высказываю несколько меньше, чем чувствую.

CCCCLXVII. Титу Помпонию Аттику

[Att., XII, 4]

Тускульская усадьба, 13 июня 46 г.

1. О, радостное и приятное для меня твое письмо! Что еще нужно? День снова превратился для меня в праздничный. Ведь меня угнетало, что ты, по словам Тирона, показался ему раскрасневшимся. Итак, прибавлю один день, раз ты находишь нужным.

2. Но насчет Катона — это Архимедова проблема2250; не ставлю себе целью написать то, что твои сотрапезники2251 могли бы прочесть не только с удовольствием, но даже спокойно. Более того, если бы я не коснулся высказанных им мнений, если бы я не коснулся всего его образа мыслей и намерений, которые у него были относительно государства, и просто захотел бы хвалить его строгость и постоянство, то уже это было бы ненавистным для их слуха. Но, по справедливости, нельзя хвалить этого мужа, если не превозносить того, что он и предвидел то, что есть теперь, и боролся за то, чтобы это не совершалось, и чтобы не видеть совершившегося, расстался с жизнью. Что из этого я могу заставить одобрить Аледия2252? Но береги, заклинаю, здоровье, а то благоразумие, которое ты проявляешь во всем, прежде всего прояви в том, чтобы выздороветь.

CCCCLXVIII. Марку Теренцию Варрону

[Fam., IX, 6]

Рим, вторая половина июня 46 г.

Цицерон Варрону.

1. Наш Каниний, на основании твоих слов, посоветовал мне написать тебе, если что-либо будет, что тебе, по-моему, надлежит знать. Итак, ожидается приезд Цезаря, и тебе, разумеется, это хорошо известно. Тем не менее, после того как тот написал, что прибудет, думается мне, в альсийскую усадьбу2253, его сторонники написали ему, чтобы он не делал этого; что многие будут неприятны ему, и сам он многим; что он, по-видимому, может с большим удобством высадиться в Остии. Я не понимал, в чем разница. Однако Гирций сказал мне, что и он, и Бальб, и Оппий написали ему, чтобы он так поступил, — люди, расположенные к тебе, как я понял.

2. Я для того и хотел, чтобы это было тебе известно, дабы ты знал, где для себя приготовить пристанище, или, лучше, — чтобы и в том и в другом месте2254: ведь не известно, что он намерен делать; вместе с тем я показал тебе, что я в дружеских отношениях с этими2255 и участвую в их совещаниях. Почему бы мне не хотеть этого, — не вижу оснований. Ведь не одно и то же переносить, если что-либо следует переносить, и одобрять, если чего-либо не следует одобрить. Впрочем я уже действительно не знаю, чего я не одобряю, кроме начала событий, ибо это зависело от желания. Я видел (ты ведь отсутствовал), что наши друзья жаждут войны, а этот2256 не столько жаждет, сколько не боится. Итак, это подлежало обсуждению, остальное было неизбежным; однако победа либо этих, либо тех была неизбежна.

3. Знаю, что ты всегда был со мной в горести, когда мы видели как то огромное зло от гибели одного или другого войска и полководцев, так и то, что вершина всех зол — это победа в гражданской войне, а я, право, боялся даже победы тех, к кому мы пришли2257. Ведь они жестоко угрожали тем, кто жил в праздности, и им был ненавистен и твой образ мыслей и моя речь; а теперь2258, если бы наши взяли верх, они бы были очень неумеренны; ведь они были сильно разгневаны на нас, словно мы что-либо решили насчет нашего спасения и не одобрили того же насчет них, или словно для государства было бы полезнее, чтобы они прибегли даже к помощи диких зверей2259, вместо того, чтобы либо умереть, либо с надеждой, хотя и не с наилучшей, но все-таки с некоторой — жить.

4. «Но мы живем в потрясенном государстве». — Кто отрицает? Но об этом пусть думают те, кто не подготовил себе никакой поддержки на все случаи жизни. Ведь для того, чтобы я пришел к этому, предшествующая речь лилась дольше, чем я хотел; ведь если я и всегда считал тебя великим человеком, так как при этих бурях ты почти только один в гавани и собираешь величайшие плоды учения, чтобы обсуждать и рассматривать то, пользу и удовольствие от которого следует предпочесть всем и деяниям и наслаждениям этих2260, — то эти твои тускульские дни2261 я действительно считаю образцом жизни и охотно уступил бы всем все мои богатства, чтобы мне было дозволено жить таким образом, без препятствий со стороны какой-либо силы.

5. Этому и я подражаю, как могу, и с величайшим удовольствием отдыхаю за своими занятиями. И в самом деле, кто не даст мне возможности, когда отечество либо не может, либо не хочет пользоваться моими услугами, возвратиться к той жизни, которую многие ученые люди2262, быть может, неправильно, но все же многие считали заслуживающей предпочтения даже перед государственными делами? Итак, почему не предаться, с согласия государства, тем занятиям, которым, по мнению великих людей, присуще некоторое освобождение от общественной обязанности?

6. Но я делаю больше, чем поручил Каниний. Ведь он просил, — если я что-нибудь знаю, чего ты не знаешь, а я излагаю тебе то, что ты знаешь лучше, чем сам я, излагающий. Итак, буду делать то, о чем меня просили, — чтобы ты не был в неведении того, что относится к нынешним обстоятельствам, что, как я услышу, для тебя важно.

CCCCLXIX. Титу Помпонию Аттику

[Att, XII, 5, §§ 1—2]

Тускульская усадьба, июль 46 г.

1. Квинт отец в четвертый2263 или, лучше, в тысячный раз лишен разума, если он готов радоваться Луперку2264 сыну и Стацию2265 — тому, что он видит свой дом, покрытым двойным бесчестием. Присоединяю также Филотима2266, как третье. О, исключительная глупость, если бы моя не была большей! С каким лицом требует он от тебя взноса на это2267! Допусти, что он пришел не к «жаждущему источнику», но к Пирене, «священному месту отдохновения Алфея»2268, что он, как ты пишешь, черпает в тебе, как в источнике, особенно при своем столь стесненном положении. К чему это приведет? Но он сам увидит.

2. Катон меня лично восхищает, но даже Басса Луцилия восхищают его произведения2269.