ЦИЦЕРОН ПИСЬМА (37)

DCCXXXVIII. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XV, 4, § 5]

Тускульская усадьба, 27 мая 44 г.

5. Как я хотел бы, чтобы ты мог доказать Бруту свою преданность! Итак, я ему письмо. К Долабелле я послал Тирона с поручениями и письмом. Позовешь его к себе и, если у тебя будет что-либо, что ты считаешь нужным, напишешь. Но вот неожиданно Луций Цезарь просит меня приехать к нему в Рощу3781 или написать, куда ему приехать; ведь Брут считает нужным, чтобы я встретился с ним. О скучное и неразрешимое дело! Итак, думаю, что выеду, а затем — в Рим, если не переменю намерения. Пока пишу тебе кратко; ведь от Бальба — еще ничего. Итак, жду твоего письма и не только о совершенном, но и о предстоящем.

DCCXXXIX. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XV, 6]

Тускульская усадьба, 27 мая 44 г.

1. Когда наш Брут и Кассий написали мне, чтобы я своим авторитетом сделал более честным Гирция, который до сего времени был честным (я знал, но не был уверен, что он будет таким; ведь он, быть может, несколько сердит на Антония, но делу очень предан), — я все-таки написал ему и препоручил ему достоинство Брута и Кассия. Я хотел, чтобы ты знал его ответ, если ты случайно думаешь то же, что и я, — что те3782 даже теперь опасаются, что наши обладают большим присутствием духа, чем они на самом деле обладают.

«Гирций своему Цицерону привет.

2. Ты спрашиваешь, возвратился ли я из деревни3783. Разве я, когда все горят, делаю что-либо вяло? Я даже выехал из Рима: ведь я решил, что отсутствовать полезнее. Пишу тебе это письмо, выезжая из тускульской усадьбы; однако не считай меня столь проворным, что я прибегу назад к нонам3784. Ведь нет, как вижу, никакой надобности в моей заботе, так как меры предосторожности предусмотрены на столько лет вперед3785. О, если бы ты с такой легкостью, с какой они могут добиться от тебя насчет меня, мог умолить Брута и Кассия не принимать решений сгоряча! Ведь они, по твоим словам, написали это уезжая. Куда и почему3786?

3. Заклинаю тебя, Цицерон, — удержи их и не допускай погибели всего этого, что, клянусь богом верности, до основания уничтожается грабежами, поджогами, убийствами. Только бы они, если боятся чего-нибудь, остерегались, ничего не предпринимали сверх того. Клянусь богом верности, самыми решительными мерами они достигнут не больше, нежели самыми вялыми, лишь бы осторожными. Ведь то, что льется, само по себе не длительно; в борьбе они, присутствуя, обладают силами для нанесения вреда. На что ты надеешься с их стороны, напиши мне в тускульскую усадьбу».

4. Вот письмо Гирция; я ответил ему, что они ничего не замышляют сгоряча, и подтвердил это. Я хотел, чтобы ты знал это, каково бы оно ни было.

Когда письмо было запечатано, Бальб сообщил мне, что Сервилия возвратилась и подтверждает, что они3787 не уедут. Теперь жду письма от тебя.

DCCXL. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XV, 5]

Тускульская усадьба, 28 мая 44 г.

1. От Брута возвратился письмоносец; доставил и от него и от Кассия; они настойчиво спрашивают у меня совета, а Брут — что из двух3788. О несчастье! Мне совсем нечего писать. Поэтому думаю прибегнуть к молчанию, если ты не находишь нужным чего-либо другого; но если что-нибудь приходит тебе на ум, напиши, прошу. Кассий же настоятельно молит и просит меня настроить Гирция возможно благожелательнее. Ты считаешь его в здравом уме? Клад — в виде угольев3789. Письмо тебе посылаю.

2. О предоставлении наместничества Бруту и Кассию на основании постановления сената Бальб и Оппий пишут то же, что и ты; Гирций же — что будет отсутствовать (и он действительно уже в тускульской усадьбе), и мне настоятельно советует отсутствовать; при этом он — из-за опасности3790, которая, по его словам, была даже для него; что касается меня, то, хотя опасности и нет, я настолько далек от старания избежать теперь подозрения Антония в том, что мне, видимо, не доставляют удовольствия его успехи, что для меня это причина для нежелания приезжать в Рим, — чтобы не видеть его.

3. Но наш Варрон прислал мне письмо, кем-то присланное ему (имя он стер), в котором написано, что те ветераны, которым отказывают3791, — ведь часть из них отпущена, — ведут самые преступные разговоры, так что для тех, кто кажется настроенным не в их пользу, пребывание в Риме будет сопряжено с большой опасностью. Далее, каким должно быть наше хождение, возвращение, выражение лица, поведение3792 среди них? Если, как ты пишешь, Луций Антоний против Децима Брута, остальные против наших3793, то что делать и как себя вести мне? Для меня при нынешнем положении дело решенное — не быть в том городе, в котором я не только процветал с высшим, но даже был рабом с некоторым достоинством; я решил не столько уехать из Италии, о чем я посоветуюсь с тобой, сколько не приезжать туда к вам3794.

DCCXLI. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XV, 7]

Тускульская усадьба, 28 или 29 мая 44 г.

Благодарю за письма; они доставили мне удовольствие, особенно письмо нашего Секста3795. Ты скажешь: «Потому что он хвалит тебя». Клянусь, считаю, что и это отчасти причина; однако, даже раньше, чем я дошел до этого места, мне нравились и его взгляды на государственные дела и старательный способ писать. А миротворец Сервий со своим писарьком, видимо, взял на себя посольство и страшится всех мелких подвохов3796. Ведь он должен был «не в притворном бою…»3797, но то, что следует. Пиши и ты.

DCCXLII. От Марка Юния Брута и Гая Кассия Лонгина Марку Антонию, в Рим

[Fam., XI, 2]

Ланувий, конец мая 44 г.

Преторы Брут и Кассий консулу Марку Антонию.

1. Если бы мы не были убеждены в твоей порядочности и благожелательности к нам, мы не написали бы тебе этого; при таком расположении духа ты, конечно, примешь это в наилучшем смысле. Нам пишут, что в Рим уже съехалось великое множество ветеранов, а к июньским календам оно станет много больше3798. Если бы мы насчет тебя сомневались или опасались, мы были бы непохожи на себя. Но, во всяком случае, раз мы сами были в твоей власти и по твоему совету распустили своих сторонников из муниципий и сделали это не только посредством эдикта3799, но также посредством письма, мы достойны быть участниками твоего замысла, особенно в том деле, которое касается нас.

2. Поэтому мы просим тебя сообщить нам о своих намерениях по отношению к нам. Считаешь ли ты, что мы будем в безопасности среди такого стечения солдат-ветеранов, которые, как мы слыхали, думают даже о восстановлении алтаря3800. Этого, по-видимому, едва ли может хотеть или одобрять кто-либо из тех, кто хочет, чтобы мы были невредимыми и в почете. Что мы с самого начала имели в виду спокойствие и не стремились ни к чему иному, кроме общей свободы, — это показывает исход. Ввести нас в заблуждение не может никто, кроме тебя, что, во всяком случае, чуждо твоей доблести и порядочности; но никто другой не имеет возможности обмануть нас; ведь одному тебе мы поверили и намерены верить.

3. Наши друзья в величайшем страхе за нас; хотя твоя порядочность для них и несомненна, тем не менее им приходит на ум, что любой другой легче может возбудить толпу ветеранов, нежели ты — удержать. Мы просим тебя ответить на всё. Ведь ссылка на то, что ветераны оповещены потому, что ты в июне месяце намереваешься доложить о мерах в их пользу3801, очень легковесна и пустячна. И в самом деле, кто, по твоему мнению, будет препятствовать, когда насчет нас несомненно, что мы будем бездействовать? Мы никому не должны казаться слишком цепляющимися за жизнь, раз с нами ничего не может случиться без гибели и крушения всего.

DCCXLIII. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XV, 8]

Тускульская усадьба, 31 мая 44 г.

1. После твоего отъезда — два письма от Бальба (ничего нового), также от Гирция, который пишет, что он чрезвычайно обижен из-за ветеранов. Я в нерешительности: как именно мне поступить в связи с календами3802. И вот я послал Тирона, а с Тироном многих, чтобы ты мог с каждым из них отправить письмо, как только что-нибудь случится, а также написал Антонию насчет посольства3803, чтобы вспыльчивый человек не рассердился в случае, если бы я написал одному только Долабелле. Но так как доступ к нему, говорят, несколько труден, я написал Евтрапелу3804, чтобы он вручил ему мое письмо: мне нужно посольство; более почетно — во исполнение обета3805, но можно воспользоваться и тем и другим.

2. Что касается тебя, прошу, — еще и еще обсуди; я хотел бы, чтобы ты мог при встрече; если нет — достигнем этого же посредством писем. Грецей3806 написал мне, что Гай Кассий написал ему, будто подготовляют людей, чтобы послать их с оружием в тускульскую усадьбу3807; этого я не предполагал, но все-таки следует остерегаться и обеспечить более многочисленную охрану3808. Но завтрашний день даст нам пищу для размышлений.

DCCXLIV. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XV, 9]

Тускульская усадьба, 2 июня 44 г.

1. За три дня до нон вечером мне вручили письмо от Бальба, что в ноны соберется сенат, чтобы поручить Бруту закупать зерно в Азии, Кассию — в Сицилии и отправлять его в Рим. О жалкое поручение! Во-первых, что оно вообще дается теми3809; во-вторых, если какое-то и дается, то это легатская обязанность3810. Но не знаю, не лучше ли это, нежели сидеть у Эврота3811? Но это направит судьба. Все-таки, по его словам, в то же время будет постановлено, чтобы и для них и для остальных бывших преторов были назначены провинции3812. Это, во всяком случае, лучше, чем тот персидский портик. Ведь я не хочу считать Лакедемон более отдаленным, чем Ланувий3813. «Ты смеешься, — скажешь ты, — при таких обстоятельствах?». Что делать мне? От плача я устал.

2. Бессмертные боги! Как меня встревожила первая страница твоего письма! Что это за случай применения оружия в твоем доме? Но я рад, что как раз эта туча быстро прошла. С нетерпением жду известий о том, чего ты достиг в своем и печальном, и трудном посольстве с целью совещания3814; ведь положение безвыходное: так мы окружены всеми силами. Меня, по крайней мере, письмо Брута, которое, как ты даешь понять, ты прочитал, так смутило, что я, хотя и ранее был в нерешительности, еще более склонен медлить вследствие душевной скорби. Но подробнее, когда узнаю об этом. А в настоящее время мне не о чем писать и тем более, что я сомневаюсь, получишь ли ты именно это письмо. Ведь нет уверенности, что письмоносец застанет тебя. С нетерпением жду твоего письма.

DCCXLV. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XV, 10]

Тускульская усадьба, 5 или 6 июня 44 г.

О дружеское письмо Брута! О твое затруднительное положение, раз ты не можешь поехать к нему! Но что я напишу? Чтобы они воспользовались — милостью тех3815? Что позорнее? Чтобы они предприняли что-нибудь? Не осмеливаются и уже не могут. Допусти, что они, по моему совету, сохранят спокойствие. Кто ручается за невредимость3816? Но если по отношению к Дециму3817 — что-либо более тяжкое, то что за жизнь для наших3818, даже если никто не угрожает? Но не устроить игр3819! Что хуже? Возложить снабжение зерном! Какое другое Дионово посольство3820 и какая государственная должность унизительнее? Вообще советы в таком деле небезопасны даже для тех, кто их дает; но я мог бы пренебречь этим, если бы принес пользу. Но как мне понапрасну вступить на этот путь? Раз он3821 руководствуется советами или даже мольбами матери, к чему мне вмешиваться? Тем не менее подумаю, в каком роде мне написать; молчать ведь не могу. Итак, немедленно пошлю либо в Анций, либо в Цирцеи.

DCCXLVI. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XV, 11]

Анций, 8 июня 44 г.

1. В Анций я приехал за пять дней до ид. Бруту мой приезд был приятен. Затем он, в присутствии многих — Сервилии, Тертуллы, Порции3822, — спросил, каково мое мнение. Присутствовал и Фавоний3823. Я посоветовал то, что обдумал в дороге: чтобы он взял на себя поставку зерна из Азии3824; нам уже ничего не остается делать, кроме старания сохранить его; в нем — оплот и для самого государства.

После того как я начал эту речь, прибыл Кассий; я повторил то же самое. В этом месте Кассий, со смелостью во взоре (можно было бы сказать — он дышит Марсом3825), сказал, что он не поедет в Сицилию. «Мне принять поношение как милость?» — «Что ты в таком случае сделаешь?» — говорю. А он — что поедет в Ахайю3826. «Что ты, — говорю, — Брут?» — «В Рим, — говорит, — если ты находишь нужным». — «Я — менее всего: ведь в безопасности ты не будешь». — «А что, если бы я мог быть, ты бы согласился?» — «Вообще нет, ни на твой отъезд в провинцию теперь, ни после претуры; но не советую тебе доверяться Риму». Я говорил то, что тебе, конечно, приходит на ум, — почему он не будет в безопасности.

2. Затем они долго сетовали, причем именно Кассий больше всего — на то, что случаи упущены, и тяжко обвиняли Децима3827. Я говорил, что нечего касаться прошлого, однако соглашался. А когда я начал говорить о том, что надлежало сделать, но не сказал ничего нового, но то, что все говорят каждый день, однако не затрагивал того вопроса, что надо было коснуться еще кое-чего3828, но сказал, что следовало созвать сенат, более настойчиво возбудить горящий рвением народ, взять на себя все государственные дела, — твой друг3829 воскликнула: «Но я никогда не слыхала, чтобы это кто-нибудь…». Я прервал ее. Но мне казалось, что и Кассий выедет (ведь Сервилия обещала постараться, чтобы о том снабжении зерном было вычеркнуто из постановления сената), и наш3830 быстро отказался от той пустой речи, в которой он сказал, что хочет быть в Риме. И вот он решил, чтобы игры3831 были устроены в его отсутствие от его имени; выехать же в Азию он, как мне казалось, хочет из Анция.

3. Короче говоря, в этой поездке меня обрадовала одна только моя совесть. Ведь не следовало допускать, чтобы он выехал из Италии до встречи со мной. Когда я выполнил эти обязанности, налагаемые приязнью и долгом, мне следовало сказать себе:

Что ныне значит для тебя Сей путь сюда, о прорицатель?3832

Корабль3833 я нашел совсем разломанным, или, лучше, разобранным: ничего по плану, ничего обдуманно, ничего последовательно. Поэтому, хотя я даже ранее не колебался, теперь еще меньше колеблюсь улететь отсюда и возможно скорее туда,

Где Пелопа сынов ни деяний, ни славы не слышно3834.

4. Но послушай! Чтобы ты случайно не был в неведении: за три дня до нон Долабелла сделал меня своим легатом3835. Об этом меня известили вчера вечером. Посольство во исполнение обета3836 не нравилось даже тебе. В самом деле, было бы нелепо для меня после ниспровержения государственного строя выполнять те обеты, которые я бы дал, если бы он удержался. И, по-моему, свободные посольства, на основании Юлиева закона3837, предоставляются на ограниченное время, и продлить его нелегко. Я хотел бы посольства такого рода, чтобы дозволялось приезжать, выезжать, когда захочешь; это теперь прибавлено мне3838. Но прекрасна свобода на пятилетие, предоставляемая этим правом! Впрочем, зачем мне думать о пятилетии? Для меня срок, видимо, сокращается3839. Но оставим хулу.

DCCXLVII. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XV, 12]

Анций, 9 или 10 июня 44 г.

1. Насчет Бутрота3840, клянусь, хорошо. А я послал Тирона с письмом к Долабелле, раз ты велел. Чем это повредит? Но о наших анциатах3841 я, мне казалось, написал вполне достаточно, чтобы ты не сомневался в том, что они будут иметь досуг и воспользуются оскорбительной милостью Антония3842. К делу снабжения зерном Кассий относится с пренебрежением; Сервилия говорит, что упоминание об этом она удалит из постановления сената. А наш3843 и очень важно — после того как согласился со мной, что для него небезопасно быть в Риме (ведь он предпочитал устроить игры в свое отсутствие), — говорит, что немедленно выедет в Азию, как только передаст приготовления к играм тем, кто ими будет ведать. Он собирает корабли; мысли его в пути. Тем временем они намереваются быть в тех же местах; правда, Брут говорил, что будет в Астуре.

2. Луций Антоний3844 благородно советует мне в письме отбросить беспокойства. Вот одно одолжение; другое, пожалуй, будет, если он приедет в тускульскую усадьбу3845. О невыносимые дела! Все-таки их переносишь. Кто из Брутов несет вину за них ?3846 У Октавиана, как к понял, достаточно ума, достаточно присутствия духа, и он, казалось будет относиться к нашим героям3847 так, как мы хотели бы. Но насколько следует верить возрасту, насколько имени, насколько наследству, насколько воспитанию, — требует большого обсуждения. Отчим3848, по крайней мере, полагал, что — нисколько; его я видел в Астуре. Но всё же его следует вскармливать и, самое главное, отвлекать от Антония. Марцелл3849 — прекрасно, если наставляет нашего3850 в наших взглядах. Тот3851, по крайней мере, мне кажется, расположен к нему. Однако Пансе и Гирцию он не особенно верит. Хорошая способность, только бы она сохранилась.

DCCXLVIII. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XV, 16]

Анций, 11 или 12 июня 44 г.

Наконец, от Цицерона письмоносец и письмо, написанное, клянусь, с отделкой3852, что само по себе указывает на некоторый успех; также и прочие пишут о превосходном. Однако Леонид сохраняет свое «до сего времени»3853, но с необычайными похвалами — Герод. Что еще нужно. В этом отношении я легко утешаюсь словами и охотно оказываюсь легковерным. Если Стаций3854 написал тебе что-либо, касающееся меня, пожалуйста, сообщи мне.

DCCXLIX. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XV, 15]

Анций, 13 июня 44 г.

1. Проклятие Луцию Антонию, раз он притесняет бутротцев3855. Я составил свидетельство, которое будет запечатано, когда ты захочешь. Деньги арпинцев, если потребует эдил Луций Фадий3856, возврати хотя бы все. В другом письме я написал тебе о 110 000 сестерциев, — чтобы их уплатили Стацию. Итак, если потребует Фадий, я хочу, чтобы они были возвращены ему; кроме Фадия — никому. У меня они, я считаю, на хранении. Я написал Эроту, чтобы он возвратил их.

2. Царицу я ненавижу; что я по праву так поступаю, знает Аммоний, поручитель за ее обещания, которые имели отношение к науке и соответствовали моему достоинству, так что я осмелился бы сказать о них даже на народной сходке3857. О Саре я узнал, помимо того, что он негодный человек, что он, сверх того, еще заносчив по отношению ко мне: всего один раз видел я его у себя в доме; на мой любезный вопрос, что ему нужно, он сказал, что ищет Аттика. О гордости же самой царицы, когда она находилась в садах за Тибром, не могу вспомнить без сильной скорби. Итак, с ними — ничего; они полагают, что у меня нет не то, что присутствия духа, но даже гнева.

3. Моему отъезду3858, как вижу, препятствует управление Эрота. Ведь хотя на основании остатков, которые он подсчитал в апрельские ноны, я должен был иметь деньги в изобилии, я вынужден занимать, а то, что было выручено из тех доходных владений3859, я считал отложенным на тот храм3860. Но это я поручил Тирону, которого по этой причине посылаю в Рим. Я не хотел обременять тебя, и без того обремененного.

4. Чем мой Цицерон скромнее, тем больше он трогает меня. Ведь об этом он ничего не написал мне, которому он, без сомнения, прежде всего должен был написать; но Тирону он написал, что после апрельских календ (ведь это окончание его годичного срока) ему ничего не дано. Ты, знаю я, по своей натуре, всегда находил нужным и полагал, что даже для моего достоинства важно, чтобы он был обставлен мной не только щедро, но даже пышно и роскошно. Поэтому, пожалуйста, позаботься (и я не обременял бы тебя, если бы мог сделать это при посредстве другого), чтобы ему было переведено в Афины3861, сколько ему нужно на расходы в течение года. Разумеется, Эрот уплатит наличными. Ради этого я послал Тирона. Итак, ты позаботишься и напишешь мне, если ты что-нибудь признаешь нужным для него.

DCCL. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XV, 17]

Анций, 14 июня 44 г.

1. Я получил два письма на другой день после ид: одно, отправленное в тот день, другое — в иды. Итак, сначала на первое. Насчет Децима Брута — когда будешь знать. О притворном страхе консулов3862 я узнал. Ведь Сикка, правда, дружелюбно, но в некотором смятении сообщил мне также об этом предположении. А ты что? «Что тебе дается…»3863. Ведь от Сирегия ни слова; мне это не нравится. Я был очень огорчен, что о твоем соседе Плетории кто-то услыхал раньше, чем я. Насчет Сира — благоразумно. Луция Антония ты, как полагаю, очень легко отпугнешь при посредстве брата Марка3864. Платить Антрону я запретил, но ты еще не получил письма, — чтобы никому, кроме эдила Луция Фадия3865. Ведь иначе невозможно ни с осторожностью, ни по справедливости. Ты пишешь, что тебе недостает 100 000 сестерциев, которые выданы Цицерону, пожалуйста, спроси у Эрота, где квартирная плата. На Арабиона я вовсе не сержусь за Ситтия. О поездке думаю только после подведения счетов; считаю, что ты того же мнения. Вот ответ на первое письмо.

2. Теперь слушай на второе. Ты стараешься, как во всем, не оставлять без помощи Сервилию, то есть Брута. Что касается царицы3866 — радуюсь, что ты не беспокоишься и что свидетель находит одобрение даже у тебя. О счетах Эрота я и узнал от Тирона и призвал его самого. Я очень благодарен тебе за обещание, что Цицерон ни в чем не будет нуждаться; о нем удивительное рассказывал Мессала, который приезжал ко мне, возвращаясь от тех3867 из Ланувия, а его письмо, клянусь, написано так дружелюбно и с такой отделкой, что я решился бы прочитать его даже на уроке3868. Тем снисходительнее к нему, я считаю, следует быть. Считаю, что Сестий не огорчен из-за Буцилиана3869. Как только Тирон возвратится, думаю в тускульскую усадьбу. А ты, что бы ни было, что мне следует знать, немедленно напишешь.

DCCLI. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XV, 18]

В пути из Анция в Тускул, 16 июня 44 г.

1. Хотя я, как мне казалось, за шестнадцать дней до календ достаточно написал тебе, что мне нужно и каких твоих действий я бы хотел, если бы это было тебе удобно, все-таки, когда я после отъезда плыл на корабле по озеру3870, я решил, что к тебе следует послать Тирона для участия в тех делах, которые ведутся, и даже написал Долабелле, что я, если он находит нужным, готов выехать, и попросил его насчет мулов для перевозки3871.

2. В этом деле (ведь я понимаю, что ты чрезвычайно занят делами бутротцев, делами Брута — забота об устройстве его дорогостоящих игр, как я предполагаю, в значительной части ложится на тебя), итак, в деле этого рода ты окажешь мне некоторое содействие; ведь многого не нужно.

Дело, мне кажется, клонится к резне, и она близка3872. Ты видишь людей, видишь оружие. Мне кажется, что я совсем не в безопасности. Но если ты другого мнения, пожалуйста, напиши мне. Ведь я решительно предпочитаю оставаться дома, если могу спокойно.

DCCLII. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XV, 19]

Тускульская усадьба, между 17 и 21 июня 44 г.

1. Как следует дальше действовать в пользу бутротцев3873? Ведь ты пишешь, что действовал понапрасну. Но отчего возвращается Брут3874? Клянусь, я огорчаюсь тем, что ты так занят; это следует поставить в счет десяти человекам3875. То, правда, хлопотно, но терпимо и чрезвычайно приятно мне3876. Что касается военных действий, я не видел ничего более явного. Потому нам следует бежать и так, как ты говоришь. Чего хочет Феофан3877 при встрече, не знаю; ведь он написал мне. Я ответил ему, как мог. Но он пишет мне, что хочет ко мне приехать, чтобы поговорить о своих делах и кое о чем, касающемся меня. Жду твоего письма. Прошу, прими меры, чтобы ничего не произошло необдуманно.

2. Стаций написал мне, что Квинт Цицерон3878 очень настойчиво говорил с ним о том, что он не может переносить этого; для него дело решенное — перейти к Бруту и Кассию. Но я теперь хочу понять это; что это такое, — не могу объяснить; он может быть сердит на Антония за что-либо; может искать уже новой славы; все может быть болтовней и, бесспорно, так оно и есть. Тем не менее и я опасаюсь и отец встревожен: ведь он знает, что тот говорил об этом3879; мне же когда-то — невыразимое3880. Совсем не знаю, чего он хочет. От Долабеллы у меня будут поручения3881, какие признаю нужными, то есть — ничего. Скажи мне, хотел ли Гай Антоний3882 стать септемвиром. Он, во всяком случае, был достоин. Насчет Менедема — как ты пишешь. Будешь извещать меня обо всем.

DCCLIII. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XV, 20]

Тускульская усадьба, между 17 и 21 июня 44 г.

1. Я выразил благодарность Веттиену3883; ведь ничто не могло быть добрее. Поручения Долабеллы пусть будут любые, для меня что-либо, хотя бы такое, чтобы я известил Никия. В самом деле, кто против этого, как ты пишешь, возразит? Сомневается ли теперь кто-нибудь из благоразумных, что мой отъезд3884 вызван отчаянием, не посольством3885?

2. По твоим словам, люди и притом честные мужи уже говорят о конце государства; в тот день, когда я услыхал, что того тирана3886 на народной сходке называют славнейшим мужем, я начал несколько терять веру. Но после того как я вместе с тобой увидел в Ланувии, что у наших3887 столько надежды жить, сколько они получили от Антония, я пришел в отчаяние. Поэтому, мой Аттик (пожалуйста, прими это храбро, как я пишу), считая тот род гибели, к которому приводят обстоятельства, позорным и как бы объявленным нам Антонием, я решил выйти из этой ловушки3888, — не ради бегства, а в надежде на лучшую смерть. Все это — вина Брута3889.

3. Ты пишешь, что Помпей принят в Картее3890. Итак, теперь против него войско. В который же теперь лагерь? Ведь середины Антоний не допускает. Та сторона не стойка, эта преступна; итак, поспешим. Но помоги мне советом: из Брундисия ли, или из Путеол3891? Брут, правда, — неожиданно, но благоразумно3892. Мне плохо. Ведь когда я его? Но человеческое следует переносить. Сам ты не можешь его видеть. Да покарают боги того мертвого, который когда-то на Бутрот3893! Но прошлое позади; посмотрим, что следует делать.

4. Хотя я и не видел Эрота, тем не менее из его письма и из того, что выяснил Тирон, счета его для меня почти ясны. Ты пишешь, что следует сделать новый заем3894 в сумме 200 000 сестерциев на пять месяцев, то есть до ноябрьских календ; что к этому сроку поступят деньги, которые должен Квинт. Итак, раз ты, по словам Тирона, не согласен, чтобы я ради этого приезжал в Рим, если это нисколько не обидит тебя, пожалуйста, выясни, откуда поступают деньги, внеси их на мой счет. Вижу, что это в настоящее время нужно. Об остальном более тщательно разузнаю у него самого3895, в том числе о доходах с имений, относящихся к приданому3896. Если это добросовестно выплатят Цицерону — впрочем, я хочу, чтобы более щедро, — он все же не будет нуждаться почти ни в чем. Со своей стороны, я вижу, что и мне нужны деньги на дорогу, но ему будут выплачивать доходы от имений по мере поступления, мне же нужна вся сумма. Хотя мне и кажется, что тот, кто боится теней3897, имеет в виду резню, тем не менее я намерен выехать только после окончательной выплаты. Будет ли она окончательной или нет, узнаю при встрече с тобой. Я счел, что это письмо следует написать собственноручно, и поступил так. Что касается Фадия — как ты пишешь: ни при каких обстоятельствах кому-либо другому. Ответь, пожалуйста, сегодня.