861 Просмотр

Александр Петрович Сумароков (14 [25] ноября 1717, Вильманстранд (ныне Лаппеэнранта) — 1 [12] октября 1777, Москва) — русский поэт, драматург и литературный критик. Один из крупнейших представителей русской литературы XVIII века. Считается первым профессиональным русским литератором. 26 января 1767 года удостоен ордена Святой Анны и чина действительного статского советника.

Александр Петрович Сумароков

ПИСЬМО КО КНЯЗЮ АЛЕКСАНДРУ МИХАЙЛОВИЧУ ГОЛИЦЫНУ,
СЫНУ КНЯЗЯ МИХАИЛА ВАСИЛЬЕВИЧА

Примаюсь за перо, рука моя дрожит,
И муза от меня с спокойствием бежит.
 Везде места зрю рая.
И рощи, и луга, и нивы здесь, играя,
Стремятся веселить прельщенный ими взгляд,
Но превращаются они всяк час во ад.
Блаженство на крылах зефиров отлетает,
На нивах, на лугах неправда обитает,
И вырвалась тяжба их тягостных оков.
Церера мещет серп и горесть изъявляет,
Помона ягоды неспелы оставляет,
И удаляется и Флора от лугов.
Репейник там растет, где было место крина.
О боже, если бы была Екатерина
Всевидица! Так ты где б делся, толк судей,
Гонящих без вины законами людей?
Законы для того ль, чтоб правда процветала
Или чтоб ложь когда святою ложью стала?
Утопли правости в умедленном ответе.
Такая истина бывала ли на свете?
 Кричат: «Закон! закон!»
Но исправляется каким порядком он?
 Одна хранится форма
 Подьячим для прокорма,
И приключается невинным людям стон.
Я прав по совести, и винен я по делу,
Внимать так льзя ль улику замерзелу?
Такую злу мечту, такой несвязный сон?
 Закон тот празен,
Который с совестью и с истиною равен.
 По окончании суда
Похвален ли судья, коль скажет он тогда:
«Я знаю, что ты прав, и вижу это ясно,
Что мною обвинен и гибнешь ты напрасно,
Но мной учинено то, форму сохраня,
Так ты не обвиняй закона, ни меня!»
Бывает ли кисель в хорошей форме гнусен?
 Кисель не формой вкусен.
Я зрю, невозвратим уже златой к нам век.
О небо! На сие ль созижден человек,
Дабы во всякую минуту он крушился
И чтоб терпения и памяти лишился,
 Повсюду испуская стон,
И места б не имел убежищем к отраде?
Покоя нет нигде, ни в поле, ни во граде.
Взошло невежество на самый Геликон
И полномочие и тамо изливает.
Храм мудрых муз оно безумством покрывает.
Благополучен там несмысленный творец,
Языка своего и разума борец,
За иппокренскую болотну пьющий воду,
Не чтущий никакой разумной книги сроду.
Пиитов сих ума ничто не помутит,
Безмозгла саранча без разума летит.
 Такой пиит не мыслит,
 Лишь только слоги числит.
Когда погибла мысль, другую он возьмет.
Ведь разума и в сей, как во погибшей, нет,
 И всё ему равно прелестно;
Колико б ни была мысль она ни плоха,
Всё гадина равна: вошь, клоп или блоха.
Кто, кроме таковых, стихов вовек не видел,
Возможно ли, чтоб он стихов не ненавидел?
И не сказал ли б он: «Словами нас дарят,
Какими никогда нигде не говорят!».
О вы, которые сыскать хотите тайну
В словах, услышав речь совсем необычайну,
Надуту пухлостью, пущенну к небесам,
Так знайте, что творец того не знает сам,
А если к нежности он рифмой прилепился,
Конечно, за любовь безмозглый зацепился
И рифмотворцем быть во всю стремится мочь.
 Поэзия — любовной страсти дочь
И ею во сердцах горячих укрепилась,
Но ежели осел когда в любви горит,
Горит, но на стихах о том не говорит.
Такому автору на что спокойства боле?
Пригодно всё ему Парнас, и град и поле,
Ничто не трогает стремления его.
Причина та, что он не мыслит ничего.
Спокойство разума невежи не умножит,
Меня против тому безделка востревожит,
И мне ль даны во мзду подьячески крючки?
Отпряньте от меня, приказные сверчки!
Не веселят меня приятности погоды,
Ни реки, ни луга, ни плещущие воды,
 Неправда дерзкая эдемский сад
 Преобратит во ад.
А ты, Москва! А ты, первопрестольный град,
 Жилище благородных чад,
 Обширные имущая границы,
Сответствуй благости твоей императрицы,
Развей невежество, как прах бурливый ветр!
Того, на сей земле цветуща паче крина,
Желает мудрая твоя Екатерина,
Того на небеси желает мудрый Петр!
Сожни плоды, его посеянны рукою!
Где нет наук, там нет ни счастья, ни покою.
Не думай ты, что ты сокровище нашла,
И уж на самый верх премудрости взошла!

После 1769(?)

А.П. Сумароков. Избранные произведения.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1957.

СТИХИ

Всегда болван — болван, в каком бы ни был чине.
Овца — всегда овца и во златой овчине.
Хоть холя филину осанки придает,
Но филин соловьем вовек не запоет.
Но филин ли один в велику честь восходит?
Фортуна часто змей в великий чин возводит.
Кто ж больше повредит — иль филин, иль змея?
Мне тот и пагубен, которым стражду я.
И от обеих их иной гораздо трусит:
Тот даст его кусать, а та сама укусит.

После 1769(?)

А.П. Сумароков. Избранные произведения.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1957.

ЖАЛОБА

Мне прежде, музы, вы стихи в уста влагали,
Парнасским жаром мне воспламеняя кровь.
Вспевал любовниц я и их ко мне любовь,
А вы мне в нежности, о музы! помогали.
Мне ныне фурии стихи в уста влагают,
И адским жаром мне воспламеняют кровь.
Пою злодеев я и их ко злу любовь,
А мне злы фурии в суровстве помогают.

Начало 1770-х годов(?)

Во Франции сперва стихи писал мошейник,
И заслужил себе он плутнями ошейник;
Однако королем прощенье получил
И от дурных стихов французов отучил.
А я мошейником в России не слыву
 И в честности живу;
Но если я Парнас российский украшаю
И тщетно в жалобе к фортуне возглашаю,
Не лучше ль, коль себя всегда в мученьи зреть,
 Скоряе умереть?
Слаба отрада мне, что слава не увянет,
Которой никогда тень чувствовать не станет.
 Какая нужда мне в уме,
Коль только сухари таскаю я в суме?
На что писателя отличного мне честь,
 Коль нечего ни пить, ни есть?

Начало 1770-х годов

А.П. Сумароков. Избранные произведения.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1957.

ПИСЬМО КО ПРИЯТЕЛЮ В МОСКВУ

Знать хочешь ты, где я в Петрополе живу —
О улице я сей еще не известился
И разно для того поднесь ее зову,
А точно то узнать не много я и льстился.
Но должно знать тебе, писать ко мне куда:
 Туда.
По окончании его незлобна века,
 Сего живу я в доме человека,
 Которого мне смерть
 Слез токи извлекала,
И, вспомня коего, нельзя мне их отерть.
 Ты знаешь то, чья смерть
В Москве сразить меня ударам сим алкала.
Владеет домом сим его любезный брат,
Толико ж, как и он, не зол и добронравен.
 То знает весь сей град,
Что честностью сей муж печется быти славен.
Однако у него не этот только дом,
 Так я скажу тебе потом
 Сему двору приметы,
 И после от тебя,
 Приятеля любя,
Я буду получать и спросы и ответы.
В вороты из ворот, а улица межа,
 Живет почтенна госпожа,
Два коей прадеда, храня нелицемерность
И ко империи свою Российской верность,
 За истину окончили живот,
Которых честности в усердии явленны,
Для коей мужи те Мазепой умерщвленны,
Спасая и Петра, и нас, и свой народ,
Чтоб были искры злы, не вспыхнув, утоленны.
К забору этого двора к Фонтанке двор,
 С забором! о забор,
В котором жительство имеет сенатор,
Науки коему, художества любезны;
Он ведает, они для общества полезны.
В сем доме у него всегда пермесский глас,
Он сделал у себя в Петрополе Парнас.
Его сын скрипкою успешно подражает
Той лире, коею играет Аполлон.
Искусство он свое вседневно умножает,
И стал уже его прямым любимцем он.
 Его сестра играет на тимпане.
Другая тут поет при струнах и органе,
 И для того
 На сем дворе его
 Все слышат восклицанье хора.
Певица же еще притом и Терпсихора.

<1774>

А.П. Сумароков. Избранные произведения.
Библиотека поэта. Большая серия.
Ленинград: Советский писатель, 1957.