986 Просмотров

Алексей Александрович Сурков (1 (13) октября 1899, д. Середнево, Рыбинский уезд, Ярославская губерния, Российская империя — 14 июня 1983 года, Москва, СССР) — русский советский поэт и литературный критик, общественный деятель, педагог. Журналист, военный корреспондент. Герой Социалистического Труда (1969). Лауреат двух Сталинских премий (1946, 1951). Батальонный комиссар (1941).

Алексей Александрович Сурков

КИТАЙСКИЙ ПЕЙЗАЖ

Горизонт, оттененный отрогами гор,
Синей дымкой подернут слегка.
В паутине каналов, прудов и озер
Янцзыцзян — Голубая река.

От границы далеких, заоблачных стран,
Из-под панциря вечного льда,
По расселинам гор, по полям в океан
Неуклонно стремится вода.

Как виденье открытых морей, вдалеке,
Чуть приметный, дымит пароход.
Под коричневым парусом вверх по реке
Тупоносая джонка плывет.

Колыхает кусты над речной глубиной
Своенравный порыв ветерка,
И баюкает джонку ленивой волной
Янцзыцзян — Голубая река.

Не смыкая тяжелых, натруженных век,
Старый лоцман стоит у руля.
Изумрудным ковром перед матерью рек
Стелет ранние всходы земля.

1955

Алексей Сурков. Собрание сочинений в 4-х т.
Москва: Художественная литература, 1979.

НА ВОКЗАЛЕ

На площади у вокзального зданья
Армейцы месили слякоть.
В глаза целовала в час расставанья,
Давала слово не плакать.

Шел снег. Поезда проходили мимо.
Гудками сердце кололи.
Зачем ты не плакала? Нестерпимо
Немое горенье боли.

Чуть северным ветром дохнет погода,
И боль оживет, упряма...
Кричу тебе в даль сурового года:
— Расплачься... Расплачься, мама!

<1937-1939>

Алексей Сурков. Сочинения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1959.

ДОРОГА

Дым над кадилом пахучий и едкий.
(Ладан для горя целебен!)
В складчину в церкви три бабы-соседки
Служат дорожный молебен.

Падают слезы в свяченую воду.
— Что ты ревешь, бестолковый?—
Три безлошадные бабы подводу
Наняли за целковый,

— Кланяйтесь в пояс родному ночлегу.
Здесь вы родились и жили.—
Три сундучка положили в телегу,
Трех сыновей посадили.

Выгон. Булыжный большак. Переправа.
Барки. Буксир у прикола.
— Это, ребята, гимназия, справа,
Это — торговая школа.

Вахтер в медалях стоит у порога.
Возятся сытые дети.
Боком обходит наша дорога
Зданья высокие эти.

Где они были, ключи нашей доли,
В омуте, что ли, глубоком?
. . . . . . . . . . . . . . . .
Влаги просило сожженное поле,
Дождь обошел его боком.

<1937-1939>

Алексей Сурков. Сочинения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1959.

НА МЕРТВОМ ПОЛЕ

Трехдюймовки кричат за гатью,
Отзываясь гулом в яру.
Невеселое это занятье —
Под огнем лежать на юру.

Просочилась вода в опорки,
Промочила грунт на аршин.
Скучно слушать скороговорки
Высекающих смерть машин.

Дни и ночи в железном гаме,
Мы идем и идем сквозь ад.
Но заря за рекой, как знамя,
Не дано нам пути назад.

<1937-1939>

Алексей Сурков. Сочинения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1959.

ОТРЯД ИДЕТ В АТАКУ

Всех пулеметов кривотолки
В свинцовый жгут атака вьет.
Матрос-балтиец на двуколке
Над смертью «Яблочко» поет.

На белый снег по кромке клеша
Густая кровь стекает вниз.
А ну-ка, мальчик мой Алеша!
Вперед, в штыки, за коммунизм!

Про молодость в чаду сраженья
Не вспомни и не пожалей.
Закон земного притяженья
Под пулями преодолей.

И в рост поднялся под шрапнелью
И робость в сердце замерла.
Легко... Как будто над шинелью
Метнулись в небо два крыла.

<1937-1939>

Алексей Сурков. Сочинения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1959.

«ЗОЛОТОЙ ЯКОРЬ»

Тяжело служить в трактире
«Золотой якорь».
По утрам вставай в четыре,
Чашками брякай;
И дровишек наколи,
И скатертки постели,
И с посудницей хромой
Всю посуду перемой.
И хлопот полон рот —
Поспевай только.
А хозяин орет:
— Шевелись, Колька!
Шевелись,
Не вались,
Перед гостем стелись.
Навостри ухо,
Сонная муха...

И молчи... Ни гугу.
Не мечтай «убегу».
Слякоть.
Реденький дождь.
Но куда ты уйдешь?
Хоть скули не скули —
Не на что надеяться.

...Раз в трактир забрели
Два красногвардейца.
Возле двери сели с краю,
Заказали пару чаю,
По сушеной вобле
Из карманов добыли.
Пьют чаек,
Жуют паек,
Рассуждают про свое.

Говорит дружку усатый,
Что в матроске полосатой:
— Нынче в ночь с броневика
Попугали казака!
Мы в Царицыне Краснову —
Под ребро шило.
Потрепал Краснова снова
Клим Ворошилов.

И довольны,
И смеются,
И со смаком тянут с блюдцев,
И жуют себе паек,
И гутарят про свое.

Говорит худой и русый:
— Покопать бы с головы!
Этот строгий, черноусый,
Что приехал из Москвы,
Военспецам не по вкусу.
Генералы, капитаны —
Расплодилось, как мышей.
Он приметит все изъяны
В их иудиной душе.
Все учтет наперечет
И головку отсечет.
Вот и будет снова
Горе у Краснова.

Соглашается усатый,
Что в матроске полосатой:
— Это верно.
Это — да.
Всполошились господа.
Все пошло обратным кругом.
Хватит хороводиться.
Не зазря он первым другом
Ленину приходится.
До него в штабах была
Слякоть и распутица...

А Николка у стола
Крутится да крутится.
Может, вобла горло сушит?
Может, щей откушают?
Увивается, а уши
Слушают да слушают.
У Николки глазки-щелки
И льняная голова.
Очень нравятся Николке
Непонятные слова.
У Николки космы челки
Нетерпеньем вспенены.
Очень хочется Николке
Расспросить про Ленина.
А матрос, видать, баской.
С этим кашу сваришь.
— Ленин — будет кто такой,
Господин товарищ?.. —
Улыбается усатый,
Что в матроске полосатой:
— Ленин, хлопчик, ты да я —
Он отец, а мы семья.
Ленин — друг большим и малым.
Он в Москве и за Уралом
Выручает бедняков
От хозяйчиков-волков
Вроде вашего... Понятно?
На лице хозяйском пятна.
Распушилась борода.
— Эй, Николка! Подь сюда!
Ты чего, собачье мясо,
На работе точишь лясы?
Подь сюда, паршивый хорь!—
И Николку за вихор.
Поднимается усатый,
Что в матроске полосатой;
— Что за шум?
К чему аврал?
Объяснитесь, адмирал!..

«Сам», лицом краснее меди,
На матроса прет медведем.
— Стоп, машина!
Задний ход!
Вспомни, контра, прошлый год.

Даже в глотке закипело —
Так и брызнет пеной:

— А тебе какое дело,
Гражданин почтенный?
Я кормлю, я плачу,
Я и разуму учу.
Перед стойкой не крутись.
Видывали клеши!..
Расплатись
И катись,
Гражданин хороший!..

На буфет кладет усатый
Кулачище волосатый.
— Не бери на бога, свет.
Здесь глухих и пьяных нет.
Говори — не ори —
Ласково и скромно.
Ты сюда посмотри,
Посмотри
И замри,
И запомни;

Черноморские матросы
Смотрят очень даже косо
На такие ваши ласки...

Замолчал
И в паузе
Густо крякнул для острастки
И погладил маузер...

<1937-1939>

Алексей Сурков. Сочинения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1959.

ГРИБНОЙ ДОЖДЬ

Не торопись, не спеши, подождем.
Забудем на миг неотложное дело.
Смотри: ожила трава под дождем
И старое дерево помолодело.

Шуршит под ногами влажный песок.
Чиста синева над взорванной тучей.
Горбатая радуга наискосок
Перепоясала дождик летучий.

Сдвигаются огненные столбы,
Горят облака... В такие мгновенья
Из прели лесной прорастают грибы
И песенный дар обретают растенья.

И камни и травы поют под дождем,
Блестят серебром озерные воды.
Не торопись, не беги, подождем,
Послушаем ласковый голос природы.

<1935-1936>

Алексей Сурков. Сочинения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1959.

АТАКА

Серые сумерки моросили свинцом,
Ухали пушки глухо и тяжко.
Прапорщик с позеленевшим лицом
Вырвал из ножен ржавую шашку.
Прапорщик хрипло крикнул:
— За мной!..—
И, спотыкаясь, вполоборота,
Над загражденьями зыбкой стеной
Выросла, воя, первая рота.
Чтобы заткнуть этот воющий рот,
С неба упали ливни шрапнели.
Смертная оторопь мчала вперед
Мокрые комья серых шинелей.
Черные пропасти волчьих ям
Жадно глотали парное мясо.
Спереди, сзади и по краям
Землю фонтанили взрывы фугасов.
И у последнего рубежа,
Наперерез цепям поределым,
В нервной истерике дробно дрожа,
Сто пулеметов вступили в дело.
Взрывом по пояс в землю врыт,
Посереди несвязного гама,
Прапорщик тонко кричал навзрыд:
— Мама!..
Меня убивают, мама...
Мамочка-а-а...—
И не успел досказать,
И утонул в пулеметном визге.
Огненный смерч относил назад
Клочья расстрелянных в лоб дивизий.

<1934-1935>

Алексей Сурков. Сочинения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1959.

ЭШЕЛОНЫ ЛЕТЯТ НА ЗАПАД

Разлапые липы,
Зеленые клены.
На запад,
На запад
Летят эшелоны.

Густые овсы,
Аржаные суслоны.
На запад,
На запад
Летят эшелоны.

Под ругань,
Под песни,
Под бабьи стоны
На запад,
На запад
Летят эшелоны.

Летят эшелоны —
Телячьи вагоны,
Сорок людей,
Восемь лошадей.
Топки открыты,
Бригады удвоены,
В вагоны набиты
Российские воины:
Куряне-крестьяне,
Тверяки-мужики,
Ярославцы-красавцы,
Псковские,
Туляки-голяки,
Орловские,
Тамбовские,
Московские,
Сибирские,
Симбирские,
Закамские,
Свирские,
Тихие,
Задорные,
Русые
И черные,
Под машинку стрижены,
Под ранжир унижены.

Скатки.
Лопатки.
Погоны.
Патроны.
На запад,
На запад
Летят эшелоны...

У перрона
Клен зеленый.
Суматоха.
Духота.
Молчаливые вагоны.
Знаки Красного креста.
Сестры.
Черные наколки.
Тихий всхлип.
Протяжный вой.
У окна на верхней полке
Пехотинец рядовой.

Рядового укачало.
Он лежит, суров и строг.
Прикрывает одеяло
Пустоту на месте ног.
Кепи пленного венгерца.
Остановка. Тормоза.
Заглянули прямо в сердце
Воспаленные глаза.
— Как же, сынок,
Работать без ног?
Эка тебя обкорнали, сынок!
— Сыпь на посадку!
Третий звонок!

Крутые подъемы,
Покатые склоны.
На запад,
На запад
Летят эшелоны.

Летят эшелоны.
Подстреленный вечер
С Мазурских озер
Выползает навстречу.
Гудит канонада
То ближе, то глуше.
Гудит канонада
В солдатские уши.
В телячьем вагоне
Мигает свеча.
Снимает олонец
Тальянку с плеча.
Лихим трепаком
Или стоном сорвется
Заливчатый голос
Петрозаводца?
Куражится взводный,
Сверхсрочная шкура:
— Чего там манежишь?
Рвани веселей!

«От павших твердынь Порт-Артура,
С кровавых маньчжурских полей...»
Мелькают перроны.
Пылят перегоны.
На запад,
На запад
Летят эшелоны.
Летят эшелоны,
Телячьи вагоны,
Сорок людей,
Восемь лошадей.

<1934-1935>

Алексей Сурков. Сочинения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1959.

ИСХОД

В смятой фуражке,
Кряжист,
Бородат,
Вылез на бруствер
Русский солдат.
С казенной махрой
В жестяном котелке,
С «Окопной правдой»
В холщовом мешке.
Винтовка в руке
И флаг на штыке.
Скрипнул солдат
Сухим сапогом.
В рост поднялся.
Огляделся кругом,
Видит —
На мушку никто не берет.
Дух перевел
И шагнул вперед.

Время
Теченье минут убыстрило.
Сердце работает,
Как часы.
В небе — ни облака,
В поле — ни выстрела.
Будто и нет
Фронтовой полосы.
Шагает солдат,
Упрям
И прям,
Мимо черных воронок,
Мимо волчьих ям,
Мимо хат обгорелых,
Мимо косточек белых,
Мимо смятых трав
И цветов несмелых.

Тяжелая кровь
Стучит в виски.
В сердце —
Полынь фронтовой тоски.
Во взгляде — огонь,
Сухой и злой,
В гортани —
Злое слово: «Домой!»

Остановился солдат
На юру.
Ждет побратимов,
Курит махру.
Красный флажок
Шумит на ветру.
Месяц июль,
Семнадцатый год.
Рига.
Двина.
Полесье.
Стоход.

Так начался
Великий исход.

<1934-1935>

Алексей Сурков. Сочинения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1959.

ТАК БУДЕТ

Грозовым предвестьем близкой борьбы
Походная песня обходит дороги.
В серебряном горле военной трубы
Созрели высокие ноты тревоги.

Так будет: копытами конниц пыля,
Нагрянет нахрапом военная проза.
Готовые к радостной жатве поля
Накроет зловещая тень бомбовоза.

Но раньше, чем в небо взлетит воронье,
Затворы винтовок пристынут к ладоням,
Подаст Ворошилов команду: «В ружье!»
Буденный ответит командой: «По коням!»

Мы — люди работы... Любому из нас
Дорога труда дорога и знакома.
Готовы ли мы в назначенный час
Подняться в поход по приказу наркома?

За тех, кто в семнадцатом встречу войне
Бестрепетно бросил весну человечью,
Вождю своему и родимой стране
Я песней-присягой сегодня отвечу,

Ровесники века, мы вместе, друзья,
Отчислены были в запас после боя.
Но сердце мое и песня моя
Не вышли из красноармейского строя.

Мы дружбе походной поныне верны.
Она не сгорит до последнего часа
В сердцах боевых командиров страны,
В сердцах незаметных армейцев запаса

Военной угрозы удушливый дым
Не скроет от взгляда походное знамя.
Мы в грозное завтра спокойно глядим:
И время за нас и победа за нами.

<1935-1936>

Алексей Сурков. Сочинения в 2-х т.
Москва: Художественная литература, 1959.