Джозеф Редьярд Киплинг (24) - ДОСКА ОБЪЯВЛЕНИЙ ГИПЕРИНФО

957 Просмотров

Обсудить

Джозеф Редьярд Киплинг

Искупление Эр Хеба

Эр-Хеб за горной цепью А-Сафай
Своей беды свидетельА-Сафай
О ней поведал Горуху — оттуда
Пошел на Запад, в Индию, рассказ.
История Бизесы. Дочь Армода
Бизеса, обрученная с Вождем
Шестидесяти Копий, — он стерег
Проход в Тибет, а ныне ищет мира
В пределах, где царит безмолвный буд, —
Бизеса умерла, спасая племя
От Мора, и остановила Мор.
Таман — Один он больше всех людей,
Таман — Один он больше всех богов;
Таман — Один и Два в Одном: он скачет
С заката до восхода в небесах,
Изогнутых, как лошадиный круп,
И пятками он бьёт коню в бока
И ржущий гром разносится в горах.
Таков Таман. В Эр-Хебе был он бог
До всех богов: он создал всех богов,
И уничтожит созданных богов,
Когда сойдет на землю для суда
Над теми, кто хулил его жрецов,
И в жертву приносил худых овец,
И в храме не поддерживал огня, —
Как поступил Эр-Хеб, забыв Тамана,
Когда людей прельстил Киш и Ябош,
(Ничтожные, но хитрые божки.)
Таман с небес увидел грех людей
И рассудил вернуть их, покарав,
И кованный железом Красный Конь
Спустился с неба в горы сеять мор.
На ветер трижды фыркнул Красный Конь.
Но ветер голый испугать нельзя;
О снег ударил трижды Красный Конь,
Но снег беззвучный испугать нельзя;
И вниз пошел по склону Красный Конь.
Но камень гулкий испугать нельзя;
Коня встречала чахлая береза,
И за березой — серая сосна,
И за сосною — низкорослый дуб;
А за лесами чаща наших пастбищ
Уже лежала у его копыт.
Тем вечером туман закрыл долину,
Как закрывают мертвому лицо,
Закрыл долину бело-голубой
И растекался, тихий, как вода,
От храма, где давно погас огонь,
От храма до запруды водопоя
Клубился, подымался, оседал
И замирал, — и вот при лунном свете
Долина замерцала, как болото,
И люди шли в тумане по колено,
переходя долину словно вброд.
Той ночью Красный Конь щипал траву
У водопоя наших стад, и люди —
Кто услыхал его — лишились сил.
Так мор пришел в Эр-Хеб и погчбил
Мужчин одиннадцать и женщин трех;
А Красный Конь ушел с рассветом ввысь,
Оставив на земле следы подков.
Тем вечером туман покрыл долину,
Как покрывают тело мертвеца,
Но был он много выше — высотой
С отроковицу, — и при лунном свете
Долина замерцала, словно заводь.
Той ночью Красный Конь щипал траву
На расстоянье брошенного камня
От водопоя наших стад, и люди —
Кто услыхал его — лишились сил.
Так мор пришел в Эр-Хеб и погубил
Мужчин — две дюжины, и женщин — семь,
И двух младенцев.
Так как путь на Горух
Был путь к врагам, а в мирный А-Сафай
Путь перекрыли снежные заносы,
Мы не могли бежать, и смерть копьем
Разила нас; молчали Киш и Ябош,
Хотя мы им заклали лучших коз;
И каждой ночью Красный Конь спускался
Все ниже по реке, все ближе, ближе
Ко храму, где давно погас огонь.
И кто слыхал Коня, лишался сил.
Уже туман вздымался выше плеч
И голоса гасил в жилищах смерти, —
Тогда Бизеса молвила жрецам:
— На что нам Киш и Ябош? Если Конь
Дойдет до храма, нас постигнет гибель.
Вы позабыли бога всех богов,
Тамана.» И в горах раздался гром,
II пошатнулся Ябош, и сапфир,
Зажатый меж колен его, померк.
Жрецы молчат; один из них воззвал
К величью Ябоша, но вдруг свалился
И умер пред Сапфирным алтарем.
Бизеса молвит: «К Смерти я близка
И мудростью предсмертной обладаю
И вижу, в чем спасенье от беды.
Вы знаете, что я богаче всех —
Богаче всех в Эр-Хебе мой отец;
Вы знаете, что я красивей всех, —
На миг ее ресницы опустились, —
Вы знаете, что я любимей всех...»
И Вождь Шестидесяти Копий к ней
Рванулся — но жрецы не допустили:
«Ее устами говорит Таман».
Бизеса молвит: «За мое богатство,
Любовь и красоту меня Таман
Избрал!» И гром пронесся по горам,
И рухнул Киш на груду черепов.
Во мраке дева между алтарями
Стряхнула бирюзовые браслеты,
Сняла серебряное ожерелье
И сбросила нефритовый нагрудник
И кольца с ног, и отшвырнула серьги —
Их в молодости выковал Армод
Из самородка горухской реки;
Звенели драгоценности о камни,
И вновь, как бык, ревел Таманов гром.
Во мраке, словно устрашившись Дэвов,
К жрецам Бизеса простирает руки:
«Как слабой женщине истолковать
Намеренья богов? Меня призвал
Таман — каким путем пойти к нему?»
Несчастный Вождь Шестидесяти Копий
Томился и рыдал в руках жрецов,
Но не посмел поднять на них копье
И вызволить невесту не посмел.
И все рыдали. Но служитель Киша
По месту первый перед алтарем,
Обремененный сотней зим старик,
Слепой, давно лишившийся волос
И горбоносый, как Орел Снегов,
Старик, прослывший у жрецов немым,
Вдруг по веленью Киша — иль Тамана —
(Кого из них, мы поняли не лучше,
Чем серые нетопыри под кровлей,)
Старик бессильным языком вскричал:
Ступай ко храму, где погас огонь!»
И рухнул в тень поверженного Киша.
Тем вечером туман покрыл долину
Как покрывают тело мертвеца,
И поднялся над крышами домов;
И возле храма, где погас огонь,
Застыл, как склизкая вода в кормушках,
Когда чума разит стада Эр-Хеба, —
И люди вновь услышали Коня.
Тем вечером в Армодовом жилище
Жреиы сожгли приданое Бизесы,
Заклали Тора, черного быка,
Сломали прялку девы, распустили
Ей волосы, как перед брачной ночью,
Но причитали, как на погребенье.
Мы слышали, как плачущая дева
Пошла ко храму, где погас огонь,
И Красный Конь со ржаньем шел за ней,
Подковами чеканя гром и смерть.
Как А-Сафайская звезда выходит
Из снежных туч и возвещает людям,
Что перевал открыт, — так из тумана
Бизгса вышла на Таманов Путь
И по камням разбитым побрела
Ко храму, где давно погас огонь;
И Красный Конь до храма шел за ней
II вдруг умчался в горы — навсегда.
А те. кто пробудил Таманов гнев,
Следили, поднимаясь за туманом,
Как дева на горе войдет во храм.
Она дотронулась до почерневшей,
Нетопырями оскверненной двери,
И буквами древней, чем А-Сафай,
Был высечен Великий Гимн Таману, —
И дважды со слезами отшатнулась
И опустилась на порог, взывая
К Вождю, возлюбленному жениху,
К отцу и к Тору, черному быку,
Ей посвященному. Да, дева дважды
Отшатывалась от ужасной двери
В забытый храм, в котором человеком
Играет, как игрушкою, Таман,
Безглазый лик с усмешкой на устах.
Но в третий раз на каменный узор
Бизеса налегла, моля Тамана
Принять ее как выкуп за Эр-Хеб.
И кто следил, те видели, как дверь
Раскрылась и закрылась за Бизесой;
И хлынул ливень, и омыл Долину,
И таял злой туман, и грохотал
Таманов гром, в сердца вселяя страх.
Одни клянутся, что Бизеса трижды
Из храма жалобно звала на помощь,
Другие — что она бесстрашно пела,
А третьи — что слыхали гром и ливень
И не было ни пения, ни зова.
Но что бы ни было, наутро люди,
От ужаса немые, шли ко храму —
Туда собрался весь Эр-Хеб, и с плачем
Жрецы вступили в страшный храм Тамана,
Которого страшились и не знали.
Пробившаяся в трещинах трава
Раскалывала плиты алтаря,
По стенам проступали нечистоты,
Прогнившие стропила распухали
От многоцветной поросли; проказой
Лишайник изъязвил Таманов лик.
Над ним в купели крови трепетало
Рубиновое утреннее солнце —
Под ним, закрыв ладонями лицо,
Лежала бездыханная Бизеса.

Эр-Хеб за горной цепью А-Сафай
Своей беды свидетель. А-Сафай
О ней поведал Горуху — оттуда
Пришёл на Запад, в Индию, рассказ.

Перевод — Сергеев А.

Голубь из Дакки

Почтовый голубь в Дакку прилетел
От Раджи, с поля грозного сраженья,
И город запылал и опустел.
О голубь, голубь, белокрылый голубь,
Коварный, ложный вестник пораженья!
В путь голубя с собою Раджа взял,
На битву с мусульманами собравшись.
«Вернется птица, знайте — Раджа пал!»
А голубь, голубь, белокрылый голубь
У Раджи на груди дремал, прижавшись.
«Дворец и форт сожгите. Ни следа
Добычи пусть врагу не достается,
И в том костре усните навсегда,
Коль голубь, голубь, белокрылый голубь
К стенам дворцовым без меня вернется».
Осилил к ночи Раджа мусульман
И сотни тел их разметал по полю.
Разгорячась, он расстегнул кафтан,
И голубь, голубь, белокрылый голубь
Из плена упорхнул, почуяв волю.
Расправив крылья, в небеса он взмы
л, И не поймать, не подстрелить во мраке.
Уже к рассвету во дворце он был,
О голубь, голубь, белокрылый голубь
Он так спешил, неся погибель Дакке.

И жены Раджи честь оберегли
От поруганъя во дворце любимом
Они себя бестрепетно сожгли,
А голубь, голубь, белокрылый голубь
С голубкой ворковал вдали от дыма.
Коней меняя, Раджа к дому мчал,
Отчаянья давясь беззвучным стоном
Дворец в руинах перед ним предстал,
А голубь, голубь, белокрылый голубь
Кружил над ними в небе полуденном.
Так было. Голубь в Дакку прилетел
От Раджи, с поля грозного сраженья,
И город запылал и опустел —
Исчезла Дакка как престол княженья!
О голубь, голубь, белокрылый голубь
Сгубил столицу вестник пораженья!..

Перевод — Берлин Я.

Объяснение

Любовь и Смерть, закончив бой,
Сошлись в таверне «Род людской»
И, выпив, побросали спьяну
Они в траву свои колчаны.
А утром поняли, что вот
Где чья стрела — чёрт не поймёт!
И стали собирать скорей
В траве любовь и жизнь людей,
Не видя в утреннем тумане,
Чьи стрелы были в чьем колчане:
Смерть кучу стрел Любви взяла
И только позже поняла,
Что эти стрелы ей отвратны.
Ну, а Любовь взяла, понятно,
Смертельных стрел весьма немало,
Которых вовсе не желала.

Вот так в таверне роковой
Произошел конфуз большой:
Но кто и чьей сражен стрелой?
Влюбляется старик седой
И умирает молодой.