Джозеф Редьярд Киплинг (30) - ДОСКА ОБЪЯВЛЕНИЙ ГИПЕРИНФО

901 Просмотр

Обсудить

Джозеф Редьярд Киплинг

Томлинсон

Вчера Томлинсон на Беркли-сквер
скончался в своем дому,
И сразу же Призрак, посланник небес,
на дом явился к нему,
За волосы с койки его поднял
и потащил в руке,
В долину, где Млечный Путь шумит,
как перекат в реке;
Потом еще дальше, где этот шум
затих и умер вдали;
И вот к Воротам, где Петр звенит
ключами, они пришли.
«Восстань! — велю тебе, Томлинсон», —
так Петр с ним заговорил, —
И нам расскажи о добрых делах,
что делал, пока ты жил.
Какое добро на далекой Земле
свершил ты, о жалкий гость?»
И побелела пришельца душа,
словно нагая кость.
«Был друг дорогой, — он сказал — у меня,
советчик и пастырь мой,
Он дал бы ответ за меня сейчас,
когда бы здесь был со мной».
«Что в жизни земной был приятель с тобой —
запишут тебе в доход,
Но этот барьер — не Беркли-сквер,
ты ждешь у Райских ворот;
И если друг твой прибудет сюда —
не даст за тебя ответ;
У нас для всех — одиночный забег,
а парных забегов нет».
И огляделся вокруг Томлинсон,
но толку с того — ни шиша;
Смеялась нагая звезда над ним,
нагою была душа,
И ветер, что выл среди Светил,
его, будто нож, терзал,
И так о добрых своих делах
у Врат Томлинсон рассказал:
«Об этом я слышал, а то — прочел,
а это — сам размышлял
О том, что думал кто-то про то,
что русский князь написал».
Скопилась стайка душ-голубков,
поскольку проход закрыт;
И Петр ключами устало тряхнул,
он был уже очень сердит.
«Ты слышал, ты думал и ты читал —
вот все, что сказал ты нам,
Но именем тела, что ты имел,
ответь — что ж ты делал сам?»
Взглянул Томлинсон назад и вперед,
но не было пользы с того;
Была темнота за его спиной,
Врата — пред глазами его.
«О, это я понял, а то — угадал,
об этом — слыхал разговор,
А это писали о том, кто писал
о парне с норвежских гор».
«Ты понял, ты слышал, — ну ладно... Но ты
стучишься в Райскую Дверь;
И мало здесь места средь этих звезд
пустой болтовне, поверь!
Нет, в рай не войдет, кто слово крадет
у друга, попа, родни,
И кем напрокат поступок был взят, —
сюда не войдут они.
Твоё место в огне, твой путь — к Сатане,
тобою займется он;
И... пусть та из вер, что ты взял с Беркли-сквер,
тебя да хранит, Томлинсон!»

За волосы Призрак его потащил,
чтоб, солнца минуя, пасть
Туда, где пояс Погибших Звезд
венчает Адскую Пасть,
Где звезды одни от злобы красны,
другие — белы от бед,
А третьи — черны от жгучих грехов,
их умер навеки свет,
И если с пути они смогут сойти, —
того не заметим мы:
Горят их огни иль погасли они —
не видно средь Внешней Тьмы.
А ветер, что выл среди Светил,
его насквозь пронизал,
И к адским печам он рвался сам —
он в пекле тепла искал.
Но там, где вползают грешники в ад,
сам Дьявол сидел у Ворот,
Он душу спешившую крепко схватил
и перекрыл проход.
Сказал он: «Не знаешь ты, верно, цены
на уголь, что должен я жечь,
Поэтому нагло, меня не спросив,
ты лезешь в адскую печь.
Я все-таки детям Адама — родня,
так что ж ты плюешь на родство?
Я с Богом боролся за племя твое
со дня сотворенья его.
Присядь, будь любезен, сюда на шлак»,
— так Дьявол ему говорил, —
«И нам расскажи о дурных делах,
что делал, пока ты жил».
И посмотрел Томлинсон наверх,
и там, где спасенья нет,
Увидел звезду, что от пыток в аду
сочила кровавый свет;
Тогда он вниз посмотрел, и там,
вблизи мирового Дна,
Увидел звезду, что от пыток в аду
была, словно смерть, бледна.
Сказал он: «Красоткой я был соблазнен,
грешили мы с ней вдвоем,
Она б рассказала, будь она здесь,
об этом грехе моем».
«Что в жизни земной был грешок за тобой, —
запишут тебе в доход,
Но этот барьер — Беркли-сквер,
ты ждешь у Адских ворот;
И если подруга здесь будет твоя —
тебе в том выгоды нет;
За грех двоих здесь каждый из них
несет в одиночку ответ!»
И ветер, что выл среди Светил,
его, будто нож, терзал,
И так о дурных своих делах
у Врат Томлинсон рассказал:
«Раз высмеял там любовь к Небесам,
два раза — могильную пасть,
А трижды — чтоб храбрым считали меня —
я Бога высмеял всласть».
А Дьявол душу в костре раскопал
и дал есть остыть чуток:
«На дурня безмозглого переводить
не стану я свой уголёк!
Ничтожнейший грех — дурацкий твой смех,
которым хвалишься ты;
Нет смысла моих джентльменов будить,
что по-трое спят у плиты».
Взглянул Томлинсон вперед и назад,
но пользы не высмотрел он:
Страшась пустоты, толпился вокруг
бездомных Душ легион.
«Ну... это я слышал, — сказал Томлинсон, —
об этом был общий шум,
А в книге бельгийской я много прочел
француза покойного дум».
«Читал ты, слыхал ты... Ну ладно! И что ж?
А ну, отвечай скорей:
Грешил ли хоть раз из-за жадности глаз
иль зова плоти твоей?»
«Пусти же меня!» — закричал Томлинсон,
решетку тряся что есть сил, —
«Мне кажется, как-то с чужою женой
я смертный грех совершил».
А Дьявол, огонь раздувая в печи,
смеялся из-за Ворот:
«Ты грех этот тоже прочел, скажи?»
— «Так точно!» — ответил тот.
Тут Дьявол дунул на ногти — и вмиг
к нему бесенята бегут.
«Содрать шелуху с того, кто стоит
под видом мужчины тут!
Просеять его сквозь звезд решето!
Найти его цену тотчас!
К упадку пришли вы, люди Земли,
коль это — один из вас».
На мелких чертях — ни брюк, ни рубах;
их — голых — пламя страшит;
И горе у всех — что крупный-то грех
из мелких никто не свершит.
Они по углю, крича: «У-лю-лю!»,
гнали отрепья души
И рылись в ней так, как в вороньем гнезде
роются малыши.
Вернувшись назад, как дети с игры,
с игрушкой, разорванной сплошь,
Они говорили: «В нем нету души,
и делась куда — не поймешь.
Внутри у него — так много всего:
душ краденых, слов чужих,
И книг, и газет, и только лишь нет
его паршивой души.
Пытали его и терзали его
когтями до самой кости,
И когти не лгут — клянемся, что тут
его души не найти!»
И Дьявол голову свесил на грудь,
не в силах печаль унять:
«Я все-таки детям Адама — родня;
ну как мне его прогнать?
Пусть наш уголок далек и глубок,
но если в нашем огне
Я дам ему место — джентльмены мои
в лицо рассмеются мне,
Хозяином глупым меня назовут
и скажут: «Не ад, а бардак!».
Нет смысла моих джентльменов сердить,
ведь гость — и вправду дурак».
Пыталась к огню прикоснуться душа,
а Дьявол глядел на нее,
И жалость терзала его, но он
берег реноме свое.
«Проход тебе дам, трать уголь к чертям,
ступай к вертелам, вперед! —
Коль душу придумал украсть ты сам».
— «Так точно!» — ответил тот.
И Дьявол вздохнул облегченно: «Ну что ж...
Душа у него, как блоха,
Но сердце спокойно мое теперь —
там найден росток греха.
Найдя сей росток, я б не был жесток,
будь вправду я всех здесь сильней,
Но знай: там, внутри Гордыня царит,
и я — никто перед ней.
Там Мудрость и Честь проклятые есть,
есть Шлюха с Попом при них,
Я б сам в их предел ходить не хотел,
их пытки — страшней иных.
Не дух ты, не гном, не книга, не зверь, —
тебя никак не назвать;
Что ж, ради спасения чести людей —
ступай, воплотись опять.
Я все-таки детям Адама — родня;
не жди от меня вреда;
Но лучших — смотри! — грешков набери,
когда вернешься сюда.
Вот черные ждут тебя жеребцы,
чтоб отвезти домой;
Не мешкай же, чтоб успеть, пока гроб
не закопали твой!
Вернись на Землю, открой глаза
и детям Адама скажи,
Поведай людям ты слово мое,
покуда ты снова жив,
Что за грех двоих здесь каждый из них
несет в одиночку ответ,
И ... пусть сбережет там Бог тебя — тот,
что взял ты из книг и газет!»