Джозеф Редьярд Киплинг (31) - ДОСКА ОБЪЯВЛЕНИЙ ГИПЕРИНФО

1095 Просмотров

Обсудить

Джозеф Редьярд Киплинг

Томплинсон

И стало так! — усоп Томплинсон в постели на Беркли-сквер,
И за волосы схватил его посланник надмирных сфер.
Схватил его за волосы Дух черт-те куда повлек, —
И Млечный Путь гудел по пути, как вздутый дождем поток.
И Млечный Путь отгудел вдали — умолкла звездная марь,
И вот у Врат очутились они, где сторожем Петр-ключарь.
«Предстань, предстань и нам, Томплинсон, четко и ясно ответь,
Какое добро успел совершить, пока не пришлось помереть;
Какое добро успел совершить в юдоли скорби и зла!»
И встала вмиг Томплинсона душа, что кость под дождем, бела.
«Оставлен мною друг на земле — наставник и духовник,
Сюда явись он, — сказал Томплинсон, — изложит все напрямик».
«Отметим: ближний тебя возлюбил, — но это мелкий пример!
Ведь ты же брат у Небесных Врат, а это не Беркли-сквер;
Хоть будет поднят с постели твой друг, хоть скажет он за тебя, —
У нас — не двое за одного, а каждый сам за себя».
Горе и долу зрел Томплинсон и не узрел не черта —
Нагие звезды глумились над ним, а в нем была пустота.
А ветер, дующий меж миров, взвизгнул, как нож в ребре,
И стал отчет давать Томплинсон в содеянном им добре:
«Про это — я читал, — он сказал, — это — слыхал стороной,
Про это думал, что думал другой о русской персоне одной».
Безгрешные души толклись позади, как голуби у летка,
А Петр-ключарь ключами бренчал, и злость брала старика.
«Думал ,читал, слыхал, — он сказал, — это все про других!
Во имя бывшей плоти своей реки о путях своих!»
Вспять и встречь взглянул Томплинсон и не узрел ни черта;
Был мрак сплошной за его спиной, а впереди — Врата.
«Это я знал, это — считал, про это где-то слыхал,
Что кто-то читал, что кто-то писал про шведа, который пахал».
«Знал, считал, слыхал, — ну и ну! — сразу лезть во Врата!
К чему небесам внимать словесам — меж звезд и так теснота!
За добродетели духовника, ближнего или родни
Не обретет господних щедрот пленник земной суетни.
Отыди, отыди ко Князю Лжи, твой жребий не завершен!
И… да будет вера твоей Беркли-сквер с тобой там, Томплинсон!»
Волок его за волосы Дух, стремительно падая вниз,
И возле Пекла поверглись они, Созвездья Строптивости близ,
Где звезды красны от гордыни и зла, или белы от невзгод,
Или черным черны от греха, какой и пламя неймет.
И длят они путь свой или не длят — на них проклятье пустынь;
Их не одна не помянет душа — гори они или стынь.
А ветер, дующий меж миров, так выстудил душу его,
Что адских племен искал Томплинсон, как очага своего.
Но у решетки Адовых Врат, где гиблых душ не сочтешь,
Дьявол пресек Томплинсону прыть, мол не ломись — не пройдешь!
«Низко ж ты ценишь мой уголек, — сказал Поверженный Князь, —
Ежели в ад вознамерились влезть, меня о том не спросясь!
Я слишком с Адовой плотью в родстве, мной небрегать не резон,
Я с Богом скандалю из-за него со дня, как создан был он.
Садись, садись на изгарь и мне четко и ясно ответь,
Какое зло успел совершить, пока не пришлось помереть.»
И Томплинсон поглядел горе и увидел в Адской Дыре
Чрево красновато красной звезды, казнимой в жутком пылу.
«В былые дни на земле, — он сказал, — меня обольстила одна,
И, если ты ее призовешь, на все ответит она.»
«Учтем: не глуп по части прелюб, — но это мелкий пример!
Ведь ты же, брат, у адовых Врат, а это не Беркли-сквер;
Хоть свистнем с постели твою любовь — она не придет небось!
За грех, совершенный двоими вдвоем, каждый ответит поврозь!»
А ветер, дующий меж миров, как нож его потрошил,
И Томплинсон рассказывать стал о том, как в жизни грешил:
«Однажды! Я взял и смерть осмеял, дважды — любовный искус,
Трижды я Господа Бога хулил, чтоб знали, каков я не трус.»
Дьявол печеную душу извлек, поплевал и оставил стыть:
«Пустая тщета на блаженного шута топливо переводить!
Ни в пошлых шутках не вижу цены, ни в глупом фиглярстве твоем,
И не зачем мне джентльменов будить, спящих у топки втроем!»
Участия Томплинсон не нашел, встречь воззрившись и вспять.
От Адовых Врат ползла пустота опять в него и опять.
«Я же слыхал, — сказал Томплинсон. — Про это ж была молва!
Я же в бельгийской книжке читал французского лорда слова!»
«Слыхал, читал, узнавал, — ну и ну! — мастер ты бредни молоть!
Сам ты гордыне своей угождал? Тешил греховную плоть?»
И Томплинсон решетку затряс, вопя:
«Пусти меня в Ад! С женою ближнего своего я был плотски был близковат!»
Дьявол слегка улыбнулся и сгреб угли на новый фасон:
«И это ты вычитал, а, Томплинсон?» — «И это!» — сказал Томплинсон.
Нечистый дунул на ногти, и вмиг отряд бесенят возник,
И он им сказал: «К нам тут нахал мужеска пола проник!
Просеять его меж звездных сит! Просеять малейший порок!
Адамов род к упадку идет, коль вверил такому порок!»
Эмпузина рать, не смея взирать в огонь из-за голизны
И плачась, что грех им не дал утех, по младости, мол не грешны! —
По углям помчалась за сирой душой, копаясь в ней без конца;
Так дети шарят в вороньем гнезде или в ларце отца.
И вот, ключки назад протащив, как дети, натешившись впрок,
Они доложили: «В нем нету Души, какою снабдил его Бог!
Мы выбили бред брошюр и газет, и книг, и вздорный сквозняк,
И уйму краденых душ, но его души не найдем никак!
Мы катали его, мы мотали его, мы пытали его огнем,
И, если как надо был сделан досмотр, душа не находится в нем!»
Нечистый голову свесил на грудь и басовито изрек:
«Я слишком с Адамовой плотью в родстве, чтоб этого гнать за порог.
Здесь адская пасть, и ниже не пасть, но если б таких я пускал,
Мне б рассмеялся за это в лицо кичливый мой персонал;
Мол стало не пекло у нас, а бордель, мол, я не хозяин, а мот!
Ну, стану ль своих джентльменов я злить, ежили гость — идиот?»
И дьявол на душу в клочках поглядел, ползущую в самый пыл,
И вспомнил о Милосердье святом, хоть фирмы честь не забыл.
«И уголь получишь ты от меня, и сковородку найдешь,
Коль душекрадцем ты выдумал стать», — и сказал Томплинсон: «А кто ж?»
Враг Человеческий сплюнул слегка — забот его в сердце несть:
«У всякой блохи поболе грехи, но что-то, видать в тебе есть!
И я бы тебя бы за это впустил, будь я хозяин один,
Но свой закон Гордыне сменен, и я ей не господин.
Мне лучше не лезть, где Мудрость и Честь, согласно проклятью сидят!
Тебя ж вдвоем замучат сейчас Блудница сия и Прелат.
Не дух ты, не гном. Ты, не книга, не зверь, вещал преисподней Князь, —
Я слишком с Адамовой плотью в родстве, шутить мне с тобою не след.
Ступай хоть какой заработай грешок! Ты — человек или нет!
Спеши! В катафалк вороных запрягли. Вот-вот они с места возьмут.
Ты — скверне открыт, пока не закрыт. Чего же ты мешкаешь тут?
Даны зеницы тебе и уста, изволь же их отверзать!
Неси мой глагол Человечьим Сынам, пока не усопнешь опять:
За грех, совершенный двоими вдвоем, поврозь подобьют итог!
И… Да поможет тебе, Томплинсон, твой книжный заемный бог!»

Перевод: — Эппель А.

Долгий путь

(послание к книге «Казарменные баллады и другие стихи»)

Слышишь голоса глухие в поле, где скирды сухие
Спят, бока подставя свету:
«Как пчела — душистый клевер, так и ты оставь свой север —
Малый срок отпущен лету»!
Ветер с гор ревет — он тебя зовет,
Дождь колотится морю в грудь,
И поет вода: «Ну, когда, когда
Мы опять соберемся в путь?»
Смиримся, девочка, с шатрами Сима,
Нет благостнее крова.
Пора нам вернуться на старый путь, наш путь, открытый путь.
Нам пора, пора, он ждет нас — долгий путь и вечно новый.

Слышишь, север нас ждет — в снежном нимбе восход,
Юг — там Горна враждебные рати,
По пути на Восток — Миссисипи поток,
Золотые врата — на Закате.
Там скалы, девочка, удержат смелых,
Там лгать не умеет слово;
Всегда многолюден он — старый путь, наш путь, открытый путь,
Он живет великой жизнью — долгий путь и вечно новый.

Кратки наши дни и серы, небеса мрачны без меры,
Воздух ловишь ртом, как рыбы.
Разве жаль души усталой? Продал бы ее, пожалуй,
За Бильбаосские глыбы.
Там, девочка, тюки плывут над морем,
Пьян с утра народ портовый, —
Корабль навострился на старый путь
наш путь, открытый путь,
Путь из бухты Кадикса к югу — долгий путь и вечно новый.

Путь орлиный, путь змеиный, путь жены и путь мужчины —
Их пути втройне опасны,
Но торговыми судами к Осту синими путями
Плыть воистину прекрасно!
Слышь, девочка: то звон цепей, то грохот
Барабана бортового?
Они нас торопят на старый путь, наш путь, открытый путь,
Путь подъемов, путь падений, старый путь и вечно новый.

Чу! Труба взревела в доке; взвился синий флаг на фоке;
Кранцы трудятся ретиво.
Блещут и скрежещут стрелы, груз подносят то и дело,
И похныкивают шкивы.
Ну, девочка, принять живее сходни!
А теперь отдать швартовы!
Опять мы выходим на старый путь,
наш путь, открытый путь.
Отдан кормовой! Пора нам в долгий путь и вечно новый!

Вдалеке раскаты грома, и туман нас держит дома
Под протяжный вой сирены.
Медлим. Глубоко здесь, что ли? И ответит, глубоко ли,
Лоцман, вынув лот из пены.
Что ж, девочка! Минуем Мыс и Ганфлит;
Мимо знака мелевого
У Миусской банки — на старый путь, наш путь, открытый путь,
Высветлит нам факел Гулля долгий путь и вечно новый!

Мы проснемся южной ночью, чтобы увидать воочью
Звезд тропических метели —
И как вдруг взовьется в воздух,
чтобы выкупаться в звездах,
Черный кит с гарпуном в теле.
Ах. девочка, как он блеснул зубами...
Но уж вот узлы готовы
Тугие от влаги... О старый путь, наш путь, открытый путь...
Юг, прощай! Опять пора нам в долгий путь и вечно новый!

Родина зовет вернуться, о причал буруны бьются,
Море бьет о борт волнами,
Все трясется от работы — кинув якоря в высоты,
Взнесся Южный Крест над нами.
Глянь, девочка, назад качнулись звезды,
Взвился плюш небес лиловый.
Смотрят светила на старый путь,
наш путь, открытый путь —
Люб Господним провожатым долгий путь и вечно новый!

Сердце, приготовься к старту с Фореленда к мысу Старту.
Как мы тянемся лениво...
Двадцать тысяч миль соленых
плыть, пока с полей зелёных
Донесутся труб призывы.
Ветер с гор ревет — он тебя зовет,
Дождь колотится морю в грудь,
И поет вода: «Ну, когда, когда
Мы опять соберемся в путь?»
Бог, девочка, познал, как мы отважны,
Черт познал, как непутевы.
Еще раз вернемся на старый путь, наш путь, открытый путь
(Скрылась с глаз верхушка мачты) — долгий путь и вечно новый.

Перевод — Шарапова А.

Призыв

Шепот облетел тот край, где летом вызрел урожай,
И над стогом высок небосвод.
Напевает: «Поздно, поздно, пчелы спят, и меркнут звезды,
Англичане, окончен ваш год».

Вы слышали гром на просторе морском,
И как дождь шумит в хладной мгле;
Вы слышали песнь — «Ну когда? Скучно здесь!»
Так вставайте на прежний след!

Не для нас старца Сима шатры, дорогая,
Безмятежная тишь, мирный кров;
Ныне время нам выйти на след, на наш след, прежний след,
Снова встать, всем нам встать — Длинный След всегда будет нов!

Встреть над Норда страной солнца глаз ледяной,
Будь на Зюйде, где Горн ревет;
К Исту ход устремив, в Миссисипский Залив,
Иль на Вест — до Златых Ворот.

Где сбывается жуткая ложь, дорогая,
Там, где явь чудней наших снов,
Там мужчины выходят на след, на свой след, прежний след,
Только там жизнь бурлит — Длинный След всегда будет нов!

Серы дни, кругом тоска, в старом небе — облака,
Воздух спертый в тусклом свете ламп;
Душу заложить рискну я за встречную волну,
За «Бильбао» — грязный, черный трамп.

Дагомейцы — матросы пьяны, дорогая,
И наложен груз выше бортов,
Но он нос устремил на наш след, этот след, прежний след,
От Кадикса по следу спешит — Длинный След всегда будет нов!

Три пути даны Землей — ввысь орлом, иль вниз змеёй,
Иль пешком, как девам и мужам.
А мне поднять бы якоря, плыть на судне чрез моря,
Северной Торговой по пятам.

Слушай — мачты смычками гудят, дорогая,
И внимай барабанам винтов;
Слышишь — режет корабль этот след, старый след, прежний след,
На волну и с волны, чуя след, Длинный След, что всегда будет нов?

Видишь — трубы бьются в шоке, Питер прыгает на фоке,
Тянут кранцы хриплый свой мотив,
Ворот ходит с громким скрипом, тали ёрзают над слипом,
И визжит канат, натягивая шкив?

Да, там «Сходни поднять!» кричат, дорогая,
Там «Слева отдать швартов»!
Там «Сзади чисто!», и найден наш след, старый след, прежний след,
Мы вернулись опять на тот след, Длинный След, что всегда будет нов!

О, пусть будут там туманы, и ярятся ураганы,
Души леденит нам плач сирен!
Мы над бездной еле-еле, но ползем к незримой цели,
С плеском лот бросая морю в плен!

Ловер-Хоуп нас встретит теперь, дорогая,
В преддверии Ганфлитских Песков!
И пусть Мышь гонит зелень на след, прежний след, старый след,
Светит Гулля огонь по пути — Длинный След всегда будет нов.

Тропик! Ночью мрака нет, и кильватер весь в огне,
Даже днем так небо не блестит.
Киль ныряет в бурунах, луч звезды достал до дна,
Прыгая, взбивает пламя кит.

Тросы соль запятнала навек, дорогая,
Солнце съело краски бортов,
Но спешим мы по следу — о, тот след, старый след, прежний след,
К югу мы отклонились, но след, Длинный След — он всегда будет нов!

Проведите судно к дому, пусть прибой подобен грому
И шумящие моря окрест,
И гудит, стучит машина, содрогается пучина,
И высоко всходит Южный Крест!

Наши звезды зажгутся опять, дорогая,
На вельвете среди облаков.
Как друзья, наведут нас на след, старый след, прежний след,
Божий знак, что мы вышли на след, Длинный След, что всегда будет нов.

Сердце, сохрани азарт — от Форланда к мысу Старт
Мы летим, но не выбран весь пар,
Много миль осталось грозных, но найдем наш малый остров,
Где так свеж нарциссов нектар.

Вы слышали гром на просторе морском,
И как дождь гудит в хладной мгле;
Вы слышали песнь — «Ну когда? Скучно здесь!»
Так вставайте на прежний след!

Лишь Бог знает, что можем найти, дорогая,
И Он знает, долг наш каков —
Но опять мы выходим на след, на наш след, прежний след,
Твердо встали, суда устремили — Длинный След всегда будет нов!