Джозеф Редьярд Киплинг (36) - ДОСКА ОБЪЯВЛЕНИЙ ГИПЕРИНФО

771 Просмотр

Обсудить

Джозеф Редьярд Киплинг

Гимн Мак Эндрю

Повествование тут ведется от лица
инженера — механика пароходной компании;
он стоит ночную вахту на палубе, заглядывая
через верхний иллюминатор в машинное отделение,
и беседует с воображаемым собеседником,
то ли с Богом, то ли с пароходной машиной.
О чем же говорит он?
Р.Киплинг

Господь, из тени смутных снов сей мир Ты произвел;
Все, зыбко всё, я признаю — но только не Котел!
От стана до маховика я вижу всего Тебя, Бог,
Лишь Ты назначенье храповика определить, к примеру, мог!
Джон Кальвин так бы мир творил — упорен, сух, суров;
И я, взяв сажи для чернил, «Законы» писать готов.
Сегодня мне никак не уснуть — старые кости болят,
Всю ночь я нынче вахту стою — они со мной не спят.
Машины: девяносто дней — пыхтенье, шум и вой,
Сквозь Море мира Твоего скрипя, спешат домой.
Излишний скрип — ползунок ослаб — но ровен ход винта,
Уж тридцать тысяч миль — простим — такая маета.
То мрак, то — ясно , славный бриз — и мыс уже скрылся с глаз...
Три оборота Фергюсон добавил... Ух, сейчас...!
Да, Плимут рядом — мистрис там... Семьдесят — один — два — три!
Торопится к жене старик,... Да ты его не кори!
В любом порту любой квартал... Но женщин лучше нет,
Чем Эльзи Кемпбелл... Взял бы ты назад мои тридцать лет!
(Тогда горела «Сара Сендз»). Пути предстояли нам,
От Мерихилл до Поллокшоу, с Паркхеда на Говам!
Сэр Кеннет ждет. Ох, груб мой шеф, — услышу от него:
«МакЭндрю, добрыдень! Пришел? Как днище, ничего?»
Профан в машинах — спору нет, но лучшей из мадер
Нальет — и с пэрами я пью, как лучший инженер.
А начинал с низов... был мал, и пар был невелик,
Разрывы паклей затыкал, я к этому привык.
Давленье только десять — Эх! Рукой готов зажать!
Ну, а сейчас пустить не грех и сто шестьдесят пять!
На пользу каждый агрегат — вес меньше — плавнее ход,
И вот все тридцать в час даем — ( котлы не разнесёт
И ладно!).... С паром по морям скитаюсь целый век,
Привык машине доверять... А как там человек?
Тот, кто зачел миль миллион, пути свои любя —
Четыре раза до Луны... А сколько до Тебя?
Кто ночи, дни в волнах тянул... Припомнить первый шквал?
Пнул шкипера (он пьян был в дым), так он в салон сбежал!
А в кочегарку иду, а том на дне три фута воды,
Лбом о заслонку хрякнулся —. Вон, до сих пор следы.
Следы! Есть шрамы пострашней — душа черным-черна,
Пускай в машинном всё окей — греховность-то вот она.
Грешу сорок четвертый год, мотаюсь по волнам,
А совесть стонет, как насос... Прости Ты скверным нам.
Тогда я на вахте, в час ночной уставил жадный взгляд
На баб, что жались за трубой... Покаюсь, виноват!
В портах я радостей искал, забыв сыновний долг:
Не ставь в вину мне, Господи, и рейд через Гонг-Конг!
Часы беспутства, дни греха молю, спиши зараз —
Грант Роуд, Реддик, Номер Пять, и ночи в Харриганз!
Но хуже всех — коронный грех — матерился я не шутя.
Двадцать четыре было мне. Не осуди дитя!
Я Тропик в первый раз увидал — жар, фрукты, свет небес,
И не постиг — как пахнет сандал! — как может попутать Бес.
Весь день вокруг живой театр — устал ленивый взор,
А ночью свет распутных звезд — всё небо что твой костер!
В портах (тогда пар берегли) слонялся шалопай —
И как во сне — к себе влекли то ракушки, то попугай,
Сухая рыба-шар, бамбук, и тростка — первый сорт;
Увы, все это Капитан, найдя, кидал за борт.
Но вот прошли Сумбавский Мыс, и ветерок в тиши,
Молочно-теплый, пряно пропел: «МакЭндрю, не греши!»
Легко — без гнева, без угроз — шептал мне в ухо дух,
Но факты били словно трос, терзая грешный слух:
«Бог матери лишь липкий Бес, твоя пустая тень,
Про Рай и Ад попы твердят, их книги — дребедень.
Тот свет варганят в Брумело — там лепят и чертей,
В холодном Глазго делают, чтобы пугать людей
К Нему обратно не вернись, целуя бабий рот,
Иди-ка к Нам (а кто «Они»?), даст благодать нам тот,
Кто души в шутку не коптит, про адский огонь не лжет,
Кто спелым жарким бабам грудь наливает как соком плод».
И тут умолк: ни звука, все; о мудрый, тихий глас —
Оставив выбор мне, юнцу — забыть или тотчас...
Меня как громом поразил — в ушах он всё звенит,
Манящий — и вводящий в грех, соблазнами налит —
Как, мне отринуть Дух Святой? А тут еще наш винт!

Шторм пролетел, но вал крутой, и якоря — к чертям,
Ты чуял, Господи, ужас мой, в глубинах сердца, там...
На «Мери Глостер» в очередь в Ад я встал не просто так!
Но голова в Твоих руках, и Ты направил мой шаг —
От Дели до Торреса длился бой , и сам себе я враг,
Но как вошли в Барьерный Риф, Твоих вкусил я благ!
Мы ночью не решились плыть, и встали, пар держа,
И я не мог уснуть всю ночь, страдая и дрожа:
«Пусть лучше ясно видит глаз, чем мается душа»...
Твои слова? — Ясней звонка, гремели как металл,
Когда стонала наша цепь, порвавшись о коралл,
И свет Твой озарил меня, Долг вечный я познал.
В машинном отделенье Свет — ясней, чем наш карбон;
Я ждал, я звал сто тысяч раз, но не вернулся он.

Прикинем: тысячи две душ мы за год перевезём-
Ужель не оправдаться мне пред Господом, и в чём??
Ну ладно, хоть по полторы, за рейс ведь за один,!
Ведь это Служба — разве нет? Стыдиться нет причин?
Везли с собой, быть может, гнев — искали зло и грех —
Не мне судить их дел посев — хранил я жизнь их всех.
И лишь когда окончен рейс, пора молить — прости!
Мой грех позволил по морям шесть тысяч тонн вести.
Дней двадцать пять, как не спеши (хороший ведь пример) —
С Кейптауна на Веллингтон — тут нужен инженер.
Чини свой вал — хоть съешь его — попавши морю в плен,
Лови сигнал, иль парус ставь, плетясь на Кергелен!
А путь домой, на Рио? Там — игра не для детей:
Пыхти недели по волнам, средь льдов, ветров, дождей,
Не келпы — там грохочет лед: всплеск, кувырок, обвал,
Все смолотив, на юг уйдет — вот Божьи жернова!
(Восславьте, Снег и Лед, Творца, я ваш уважаю труд,
Но лучше б в церковь вам идти, а нам — в другой маршрут).
Не ваши страждут ум и плоть; пусть наше знанье — прах
Пред Силой, что явил Господь — но помни о делах.
А, наконец, придем мы в порт — там, взяв багаж ручной,
В перчатках, с тростью пассажир труд не оценит мой:
«Приятный рейс, спасибо вам. А тендер долго ждать?»
Им поклонившись, капитан пошлет вал проверять.
Отметят всех — но не меня — пожатье иль кивок,
А старый чорт— шотландец где? Там, в трюме, одинок.
Но ты, работа, веселишь, хоть невелик доход —
Нет пенсии, а ставка лишь четыре сотни в год.
А может, мне уйти совсем? Но что я разве трус,
А со штырем на росси... эй — как «соловей», француз?
Брать в лапу? Много есть жулья... Совсем невмоготу —
Я не стюард с подносом, я — всех старше на Борту.
За экономию взять приз? Шотландский уголь хоть
И ближе, но дрянной — мне мощь твоя ценней всего,Господь.
(Брикеты мог бы предлагать — для топки что цемент! —
Но «Вельш» — «Вангарти», может быть — не нужен и процент).
Изобретать? Чтоб дело шло — сиди на берегу:
Свой клапан-дифференциал забыть я не смогу,
Но не корю прохвостов тех, чей опыт весь в брехне —
Придумать просто, а вот продать — задачка не по мне.
Так мной сражен Аполлион — нет! — как ребенок бит,
Но рейс немного мне принес — я превышал лимит.
Не хочет Идол умирать, но не щажу себя,
Чтоб жертву ныне принести, достойную Тебя...

— Эй, снизу! Смазчик! Впал в азарт? Что, ходит тяжелей?
Запомни — здесь вам не «Канард», и масло зря не лей!
Ты думал? Платят не за то! Стирай-ка лучше грязь!
Да! Трудно Бога не помянуть, ругаясь и бранясь!
Вот, говорят — я грубиян. Но волны за кормой,
Дела — минуты не найти на светское бомо.
Тут детки за меня взялись: теперь, старик, ликуй;
Их я пущу охотно вниз — за так... за поцелуй.
Да, вспомнил: Кеннета племяш — нет крови голубей,
Из русской кожи башмачки, фуражка — князь морей!
Провел его по кораблю — от труб и до котла,
А он: , «мол пара не люблю — романтика ушла!»
Идьот! Все утро я следил, что замедляет взмах
У шатунов: ничком, и нос от вала в трех вершках.
«Романтика»! В каюте люкс плодит стишки эстет,
И книжечку издаст; но где, кто истинный поэт?
Как я устал от их «небес», и «голубков», и «чар»,
Господь! Воскрес бы Робби Бернс, и Песнь сложил про Пар!
Чтоб лучшего шотландца речь усилить — с кораблем
Оркестр составим: клапана стучат, как метроном,
За контрабас сойдет шатун; гудит, сопит насос,
Эксцентрики — тарелок звон — звенят, шумят вразброс.
Шарниры ждут, чтоб, в такт попав, свою добавить трель,
А вот — как чисто! — шток смычком задел за параллель!
Вступили все! Дан полный ход, звучит гремящий хор,
Внимает шахта, что берет динамку под затвор.
Просчитана взаимосвязь, закон частей стальных,
Для скорости любой годясь, и для задач любых.
Надежность, сцепка, мощь везде, от топки до кают —
Подобно Утренней Звезде, смеясь, Творцу поют.
Без лести, твердо говорит, сияя смазкой, шкив:
«Не людям и не нам хвала, будь Ты над нами жив!»
Дадим им свой (и мой) Завет торжественно прочесть:
«Смиренье, Сдержанность, Закон, Порядок, Долг и Честь!»
Учил заводов лязг и шум, жар доменных горнил;
Вдруг душу (мне пришло на ум) тогда в них молот вбил?
Иль с человеком мощь машин связал прокатный стан,
Чтоб и надменный пассажир постиг предвечный План?
Здесь понимаю я один — для Службы мне даны
Семь тысяч лошадиных сил. Мой Бог! О, как сильны!
Я горд? Когда животных рой возник в цеху большом,
В усталости ли молвил Ты: «И это хорошо»?
Не так! Чтоб счастью первых Дней дать радостный венец,
Встал Человек, что всех сильней — перед Творцом Творец!
Снесет страданья на земле, ржу, тренье, боль и мрак,
На Совершенном Корабле помчится — будет так!
Я слаб: не мне чертить обвод, продумывать узлы,
Но жил я и трудился я. Тебе, Тебе хвалы!
Я сделал то, что смог: суди, судьбу мою решай...
Нас милостями не оставь...
Ого! Звучит «Stand by»!
Так скоро лоцман? Вот фонарь. Сменяюсь — пятый час!
Ну, слава Богу: я сказал — Помилуй грешных нас...
Пойду...

— Добрутро, Фергюсон! Подумал хоть, разок,
Что стоит спешка твоя к жене?.. Не дёшев уголек!