Джозеф Редьярд Киплинг (41) - ДОСКА ОБЪЯВЛЕНИЙ ГИПЕРИНФО

1060 Просмотров

Обсудить

Джозеф Редьярд Киплинг

Брошенная

… И сообщают что покинутая
«Мэри Поллок» всё ещё находится в море.
«Корабельные новости»

Самый непотопляемой
Я во всём нашем флоте была,
Пока меня злоба морская
Наискось не подняла.
Море, меру гнева превысив,
Унесло всю команду во тьму,
И хочет чтоб я, безглазая,
Продолжала служить ему!

Человек для себя меня сделал ,
И воля его надо мной,
Но меня, творцом позабытую,
Гоняет любой волной,
Каждый дым на пустом горизонте
Пугает меня потому,
Что вдруг какое-то судно
Близко к борту пройдёт моему

Вывернутой, как губы в жажде
перекошенной на волне
Иссушенной и расколотой
Что на море делать мне?
Ветры палубу мне подметают
До белизны костей,
Дребезжат при каждом качанье
Останки моих снастей,

Оснастки, что многие годы
Пребывала душой моей,
И стон изболевшихся рёбер
Едва отвечает ей.
Банды назойливых чаек
Скребутся в каютах пустых
И рёв, заглушающий бурю,
Рвётся из клюзов моих

В кольце горячем и синем
Я, слепая, качаясь сама,
Раскачиваю даже солнце ,
Беспомощна и нема,
Я слышу: проходят звёзды
И в шуршащем пути круговом
Издеваются над обречённым
перекривленным кораблём.

В гневе волна за волною
Приходят из ближних морей,
Белой и злобной стеною
По пустынной тропе моей.
И обиженная на собратьев,
Только жду я последнего дня,
И милостивого шквала,
Который утопит меня.

Вперед — назад меня носит,
То на север, где обшивке моей
Суждено обмерзать в леденящих
брызгах тяжёлых морей,
То на юг, где сползая с кораллов
Водоросли плывут,
И палубу грязью заносят,
Налезая на бак и на ют

Курс — навстречу солнцу,
Пусть глубины грозят бедой,
Я исхлестана ночью, надеюсь
На случайную встречу с сестрой…
Человек для себя меня сделал
И воля его надо мной,
Вдруг меня, творцом позабытую,
Снесёт на причал родной?!
Каждый дым на пустом горизонте
Дарит радость мне потому,
Что вдруг, к счастью, какое-то судно
Близко к борту пройдёт моему…

Перевод — Бетаки В.

Песнь банджо

Ты рояль с собой в поход не завернёшь,
Нежной скрипке в мокрых джунглях не звучать,
И орган в верховья Нила не попрешь,
Чтобы Баха бегемотам исполнять!
Ну а я — меж сковородок и горшков,
Между кофе и консервами торчу,
И под стук солдатских пыльных каблуков
Отстающих подгоняю и бренчу:

Тренди-бренди, тренди-бренди, та-ра-рам..
(что втемяшится — бренчит само собой!)
Так, наигрывая что-то в такт шагам,
Я зову вас на ночлег и водопой.

Дремлет лагерь перед боем в тишине.
Завещанье сочиняешь? Бог с тобой!
Объясню я, лишь прислушайся ко мне,
Что для нас один на десять — равный бой!
Я — пророк всего, что было искони
Невозможным! Бог нелепейших вещей!
Ну, а если вдруг сбываются они —
Только дай мне ритм сменить — и в путь смелей!

Там-то, там-то, там-то, там-то, там,
Где кизячный дым над лагерем вдали,
Там пустыней в даль седую, Одинокий хор веду я —
Боевой сигнал для белых всей Земли.

Младший сын пройдёт по горькому пути
И бесхитростный пастушеский бивак,
И сараи стригалей, где всё в шерсти,
Чтоб иметь своё седло и свой очаг!
На бадейке перевёрнутой, в ночи
Я о том скажу, о чём молчишь ты сам:
Я ведь — память, мука, город... О, молчи —
Помнишь смокинг и коктейль по вечерам?

Танго, танго, танго, танго, танго таннн...
В ясном блеске, в блеске лондонских огней...
Буду шпорою колоть их — Снова — к дьяволу и к плоти,
Но верну домой надломленных детей!

В дальний край, где из тропических морей
Новый город встал, потея и рыча,
Вез меня какой-то юный одиссей,
И волна мне подпевала, клокоча...
Он отдаст морям и небу кровь свою,
И захлёстнут горизонтом, как петлёй,
Он до смерти будет слышать песнь мою,
Словно в вантах ветра вымученный вой —

Волны, волны, волны, волны, волны — во!
И зеленый грохот мачту лупит в бок...
Если город — это горе,
Что ж, вздохни, и — снова в море!
Помнишь песню «Джонни, где твой сундучок?»

В пасть лощин, где днём мерцают звезд глаза,
Где обрывки туч летят из-под колёс,
Где хрипят-визжат на спусках тормоза
(За окном — тысячефутовый утёс!),
Где гремят и стонут снежные мосты,
Где петляет в скалах змей стальных дорог,
Бесшабашных я зову, чтоб с высоты
Чёрным соснам протрубить в Роландов Рог:

Пойте, пойте, пойте, пойте, пойте, пой,
В гривах гор топор и просеки путей!
Гнать железных жеребцов на водопой
По ущельям, к волнам Западных Морей!

Звон мой — думаешь, он — часть твоей души?
Всем доступен он — банальнейший трень-брень,
Но — смеяться и сморкаться — не спеши:
Он терзает струны сердца каждый день!
То дурачит, то печалит, то смешит,
То ли пьянка, то ли похоть, то ли ложь...
Так назойливой мелодией звучит,
Жжётся память, от которой не уйдешь!

Только, только, только, только так —
Пустяковая расплата за тобой?
Погоди, не веселись — Вспомни всё и оглянись,
И раскаянье навалится горой...

Пусть орган под самый свод возносит боль
Я взметну тоску людскую до звезды!
Пусть врага зовёт труба на смертный бой,
Я — бегу, смеясь меж бегства и беды.
Резкий голос мой не спутаешь ни с чем —
Неоконченная песнь надежд былых,
Издевательство над сущностью вещей
Скрыто в выкриках гнусавых струн моих!

День ли, день ли, день ли, день ли — день, да мой!
Кто послушает, а кто и прочь пойдёт,
Но останется за меной снова слово, если в бой
Рота пушечного мяса насмерть прёт!

Лира древних прародительница мне!
(О, рыбачий берег, солнечный залив!)
Сам Гермес, не зря держал её в огне,
Мой железный гриф и струны закалив,
И во мне запела мудрость всех веков.
Я — пеан бездумной жизни, древний грек,
Песня истины, свободной от оков,
Песня чуда, песня юности навек!

Я звеню, звеню, звеню, звеню...
(Тот ли тон, о господин мой, тот ли тон?
Цепью Делос-Лимерик, звено к звену,
Цепью песен будет мир объединён!

Перевод — Бетаки В.

Песнь банджо

Рояль не завернешь с собою в путь,
А скрипку вредно в сырости держать,
Нельзя орган по Нилу потянуть,
Чтоб у болот экватора играть.

Меня везут с кастрюлькой и ведром,
Между консервов, кофе и свиных, —
В хвосте пылящем воинских колонн
Я арьергард подбадриваю их

Песней: Ты ли, Вилли, я ли, он ли мог?
(В голову мою не лезет звук иной). —
Так я их веду, пока их свалит с ног,
С песней этой на ночлег и водопой.

В тишине бивака, если завтра бой,
(Помолись, скажи последнее прости) —
Слышишь: я толкую в темноте ночной:
«Славно, — значит, каждый против десяти!»

Крайне вздорны предсказания мои,
Дел несбыточных немыслимый исход,
Если же случайно сбудутся они, —
Дай, сменю размер, скажу наоборот.

С песней: топай-топай-топай-топай-топ!
Так в пустыню, где бивака дым во мгле,
Где не слышно было слов, я привел ваш хор суровый,
Барабаны белокожих на чужой земле!

По крутой дороге Младший сын пройдет
Раньше, чем добыть себе очаг и дом.
Под навесом, где батрак овец стрижет,
В тишине, перед пастушьим шалашом,

В сумерках, на бочках кверху дном,
Бормочу я то, что слабый утаит:
Город — я, Воспоминанье обо всем,
Обо всем, что фрачной парой вас манит.

С песней: тонкой, тонкой. тонкой, тонкой так!
Вот огни — да это Лондон!.. Блеск кругом!
Так я шпорю их на бой с чёртом и с самим собой,
Так веду их, укрощенных, в отчий дом.

За сокровищем заокеанских стран,
Где в поту и реве новый город встал,
Мы с Улиссом юным через океан
Приплыли, — и якорь с грохотом упал.

Кровь его возьмет широкий небосвод,
Он попался в беспощаднейший силок.
И я буду петь, пока он не умрет,
— Слышишь, скрипы вантов в штормовой денек?

Песню: хейа-хейа-хей-хеллоу-улов!
(О, зеленый гром за ютом, вдоль и вниз!)
Тошен стал родимый край? Что ж, простись и отплывай,
Как поется: «Джонни, — ровней! и тащись!»

Сквозь ущелья те, где звезды днем горят,
Вверх, в проходы те, где тесно колесу,
Где утеса тысячефутовый скат,
Вниз в долину; всю в щетинистом лесу:

И в снега, где мостик гнется и поет,
Где и нивелир собьется в вышине,
Я детей моих отважных поведу вперед,
Чтобы песнь Роланда громко спеть сосне.

Слышишь: дымка-дымка-дымка-дым-дымить!
И топор прочистит горный путь туда,
И коней железных мы погоним пить
Сквозь каньоны, вдаль на Запад, где вода.

Эти звуки вам так много говорят,
Вы сморкаетесь, и вы потрясены.
Звуки пошлые вздыхают и томят,
Струны-сердца задевают вам они.

Звук ликует и дурачит, и влечет,
В нем обман, и опьяненье, и страсть;
Вы уже ушли, но вашу память жжет
Звука этого навязчивая власть.

Слышишь: томно-томно-томно-томно так...
Вот безделица в счет радости былой!
Прежде чем, ослеплены, вы поймете смысл вины, —
А раскаянье придет само собой!

Пусть орган льет скорбь под потолок,
Жалобы людей Я звездам рассказал;
Пусть врага на битву позовет рожок,
Я — в Час Бегства — Бегство осмеял.

Рев мой неизменен и всегда правдив,
Я глумлюсь над жирным Смыслом всех вещей,
Но Потерянных возможностей мотив, —
Он ли до сих пор дрожит в струне моей?

Слышишь: та-ра-рара-раоа-рара-ррра!
(Вас ничем во мне ни тронуть, ни пронять!)
На последнее за мной слово, движущее в бой,
И ряды, сомкнувшись, выйдут умирать!

Моё господство Лирой началось —
(О, лазурь над хижинами пастухов!)
Край, куда Небесный Вор огонь принес,
Чтоб сковать мой гриф и кольца ободков.

Голосом моим вещает Мудрый Век
О «Вчерашнем завтра» — истиной простой,
Я — прямая Радость жизни, древний Грек,
Песня вечная о Юности людской.

Слышишь: звонко-звонко-звонко-звонко-звон!
(В чем нехватка, в чем нехватка, господа?)
Так я связываю мир, звено с звеном,
К Делосу от Лимерика навсегда.