Джозеф Редьярд Киплинг (42) - ДОСКА ОБЪЯВЛЕНИЙ ГИПЕРИНФО

1234 Просмотра

Обсудить

Джозеф Редьярд Киплинг

Песнь банджо

Не потащишь за собой в поход рояль,
Не оставишь скрипку в ящике сыром,
И по Нилу вверх, я думаю, едва ль
В лагеря органы повезет паром.

Я странствую средь медных котелков,
В непосредственном соседстве с ветчиной.
Но когда отряд, устав, упасть готов, —
Вы послушали б задорный окрик мой!

Слышишь: пилли-уилли-уинки-уинки-попп!
(О, не все ль равно, что в голову придет?)
Я дразню их так, пока не скажут, стоп!
Я веду их за собой — за взводом взвод.

Если лагерь спит и страшный близок бой,
И молчания в палатках не снести,
Объясняю — стромти-томти — в час ночной,
Что один нередко стоит десяти.

Я Несбыточно-нелепого Пророк,
Сказочных чудес, которых глупо ждать,
А свершится то, чего ты ждать не мог,
Дайте ногу мне сменить, пою опять.

Слышишь: тумпа-тумпа-тумпа-тумпа-тумп!
У костра в пустыне серый вырос стан;
Там, где чуден каждый шорох, прозвенел победный хор их,
Я — скитальцев белых звонкий барабан!

В том краю, где бродит Младший Сын,
Очагом в чужих домах не дорожа,
В час, как в хижине пастушьей он один,
Или в пьяный час ночного кутежа,

В тихих сумерках, где бочка кверху дном,
Слышишь, лепет мой про дум томящих мрак,
Мука — я, Напоминание о том,
Как ты в городе носил когда-то фрак.

Слышишь: тунка-тунка-тунка-тунка-тунк!
(Льются Лондона огни во тьме ночной)
Я клянусь вам: не уйдете вы от Дьявола и Плоти,
Только я верну моих бродяг домой.

С городом за бурным клекотом морей,
Где в тропическом удушье — гром и гам,
Я с Улиссом проношусь под скрипы рей
И бреду за ним по чуждым берегам.

Он лежит один, и взор его погас,
И захлопнулась навеки западня,
Он услышит в стоне струн в предсмертный час,
Как волна поет, вскипая и звеня.

Слышишь; Хайя? Хайя! Хайя! Хулла! Хол!
(За кормой валов зеленых карусель!)
В городах вам жить невмочь? Можно этому помочь,
Отправляйтесь-ка за тридевять земель!

По ущельям черным к черту на рога,
По дорогам, затерявшимся в горах,
Обходя в ночи крутые берега,
Вниз в долину с высоты на всех парах;

Где колеса стонут, стонут, все в снегу,
Где подвластно всё слепящей белизне,
Мы промчимся впопыхах и набегу,
Песнь Роланда сообща споем сосне.

Тинка-тинка-тинка! — звонок голос мой.
(Нам дорогу проложил в лесах топор!)
Мы железных жеребцов на водопой
Гоним к морю по хребтам Скалистых гор.

И пустой, банальнейший мотив,
Тот простой мотив, знакомый только вам,
Сотни чувств былых в гнусавый лепет слив,
Разрывает скорбью сердце пополам;

Черен перечень: безумье, похоть, ложь,
Кутежи, вино и пьяные друзья,
Мысли, от которых ночью не уйдешь,
От которых убежать нигде нельзя.

Слышишь: плунка-лунка-лунка-лунка-лунк!
Вот рассказ о наслажденьях прошлых дней!
Чем поздней иссякнет смех и увидишь черный грех,
Тем раскаянье огромней и страшней.

Пусть органу внемлет храма гордый свод, —
О Тоске скажу созвездиям нагим.
Пусть труба врага на смертный бой зовет, —
Пораженье? Я бегу, смеясь над ним!

Нет, ни с чем нельзя смешать мой дикий крик,
Над душою всех Вещей глумлюся я.
Неужели этот гимн во мне возник,
В этой песне струн гнусавых — скорбь моя?

Слышишь: та-рa-ра-ра-ра-ра-рра!
(Слышишь ты, — я снова тут как тут?)
Это я пекусь о вас, если вам дадут приказ,
И под рев огня полки на смерть пойдут!

Не доводится ли Лира бабкой мне?
(О, заливов полусонных синева!)
Вор, украв ее, года держал в огне,
И с тех пор железной стала голова.

И столетий мудрость в струнах говорит,
Мой мотив известен миру с давних пор,
Мной источник каждой радости открыт,
Я веду победной молодости Хор.

Тинка-тинка-тинка! — я звеню,
(Тот ли лад, мои скитальцы? Тот ли лад?)
Так я связываю мир — звено к звену,
Бросив Делос к Лимерику, — и назад!

Перевод — Гутнер М.

Песня банджо

Пианино не потащишь на плечах,
Скрипка сырости и тряски не снесет,
Не поднять орган по Нилу на плотах,
Чтоб играть среди тропических болот.
А меня ты в вещевой впихнешь мешок,
Словно ложку, плошку, кофе и бекон, —
И когда усталый полк собьется с ног,
Отстающих подбодрит мой мерный звон.
Этим "Пилли-вилли-винки-плинки-плей!»
(Все, что в голову взбредает, лишь бы в лад!)
Я напомню напоить к ночи коней,
А потом свалю где попадя солдат.
Перед боем, ночью, в час, когда пора
Бога звать или писать письмо домой,
"Стрампти-тампти” повторяет до утра:
"Держись, дружок, рискуй, пока живой!»
Я Мечты Опора, я Чудес Пророк,
Я за Все, Чему на Свете не Бывать;
Если ж Чудо совершится, дай мне срок
Перестроиться — и в путь ступай опять.
По пустыням "Тумпа-тумпа-тумпа-тумп!” —
У костра в кизячном смраде мой ночлег.
Как воинственный тамтам, я твержу, грожу врагам:
"Здесь идет победный Белый Человек!»
Сто путей истопчет нищий Младший Сын
Прежде, чем добудет собственный очаг, —
Загрустит в пастушьей хижине один
И к разгульным стригалям придет в барак, —
И под вечер на ведерке кверху дном
Забормочут струны исповедь без слов —
Я Тоска, Растрава, Память о Былом,
Я Призрак Стрэнда, фраков и балов.
Тонким "Тонка-тонка-тонка-тонка-тонк!”
(Видишь Лондон? Вот он тут, перед тобой!)
Я пытаюсь уколоть сонный Дух, тупую Плоть:
"Рядовой, очнись, вернись на миг домой!»
За экватором, где громом якорей
Новый город к новым странствиям зовет,
Брал меня в каюту юный Одиссей,
Вольный пленник экзотических широт.
Он просторами до гроба покорен,
Он поддался на приманку дальних стран, —
Перед смертью в стоне струн услышит он,
Как стенают снасти в ярый ураган.
Я подначу: "Ну-ка! Ну-ка! Ну-ка! Ну!»
(Зелень бьется в борт и хлещет через край.)
Ты от суши устаешь? Снова тянет в море? Что ж —
Слышишь: "Джонни-друг, манатки собирай!»
Из расселины, где звезды видно днем, —
На хребет, где фуры тонут в облаках, —
Мимо пропастей прерывистым путем —
И по склону на скулящих тормозах;
А мостки и доски на снегу скрипят,
А в лощине на камнях трясется кладь, —
Я веду в поход отчаянных ребят
"Песнь Роланда» горным соснам прокричать.
Слышишь: "Томпа-томпа-томпа-томпа-той!»
(Топоры над головой леса крушат!)
Мы ведем стальных коней на водопой
По каньону, к Океану, на Закат!
Что ни песня, то в душе переполох —
От простецкой ты, моргнув, слезу сглотнешь,
От похабной, хохотнув, обронишь вздох, —
Это струны сердца я бросаю в дрожь;
На попойке в кабаке, сквозь хриплый крик
Услыхав меня, забудешь ложь и блуд,
Загрустишь, и, если думать не отвык,
Думы угольями совесть обожгут.
Ты же видишь "Плонка-лонка-лонка-лонк!”,
Что тебе не просто в прошлом подвезло —
Ты грехом добыл успех и успехом множишь грех,
А раскаиваться — ох как тяжело!
Пусть орган возносит стоны к потолку —
Небу я скажу о Жребии Людском.
Пусть труба трубит победный марш полку —
Я труню над отступающим полком.
Рокот мой никто превратно не поймет —
Я глумлюсь над тем, кто Сонный Ленью сыт,
Но и Песню про Проигранный Поход
Бренчащая струна не утаит.
Я стараюсь: "Тара-рара-рара-рра!”
(Ты слыхал меня? Так что ж, услышь опять!)
Слово все-таки за мной, если, тощий, черный, злой,
В бой выходит пехотинец умирать!
Бог Путей мою Прабабку породил
(О рыбачьи города над синевой!) —
Новый век ублюдка Лиры наградил
Дерзким нравом и железной головой.
Я про Мудрость Древних Греков пропою
И завет их старой песней передам:
"Словно дети, изумляйтесь Бытию
И радостно стремитесь к Чудесам!”
Звонким "Тинка-тинка-тинка-тинка-тинн!”
(Что вам надо, что вам надо, господа?)
Я доказываю всем, что мир един —
Весь — от Делоса до Лимерика — да!