Джозеф Редьярд Киплинг (8) - ДОСКА ОБЪЯВЛЕНИЙ ГИПЕРИНФО

974 Просмотра

Обсудить

Джозеф Редьярд Киплинг

Ганга Дин

Говори про джин и пиво,
В лагере сопя лениво,
Иль шагая на потешное сраженье в Олдершот;
Но в кровавой заварушке
О воды мечтаешь кружке,
И лизнешь сапог поганый всем, кто принесет.
Под индийским небом жарким,
Где работал я в запарке,
На Её Величество служил, и не один,
Среди всей команды черных
Самым лучшим и проворным
Полковой был бхисти, Ганга Дин.
Просто: «Дин, Дин, Дин!
Эй, хромой кусок навоза, Ганга Дин!
Ты, сонливый хизерао!
Воду, быстро! Пани лао!
Клювоносый старый идол, Ганга Дин!»

В одном рванье ходил он —
Видать не приходилось
Ни прежде, ни потом подобных дыр;
Три обрывка тряпок бурых
И бурдюк из козьей шкуры —
Вот весь был полевой его мундир.
Целый день стоит колонна
На пустынном, жарком склоне,
Где от пота к черту вылезают волоса;
Кричим мы: «Ну-ка! Живо!»,
А в горле как крапива —
До всех добраться чтобы, нужны три часа!
Просто: «Дин, Дин, Дин!
Где ты ползал, эй, проклятый бедуин?!
Джалди воду лей щедрее —
Иль сверну в минуту шею,
Если шлем мой не наполнишь, Ганга Дин!»

Тащит он, на нас батрачит
Весь военный день горячий,
И, кажись, ему совсем неведом страх;
«Целься!», «Пли!», «Готовься к бою!» —
Поклянусь своей башкою,
Он всегда стоит от нас в пяти шагах.
В бурдюке хранит он влагу,
Не пойдет за нас в атаку,
Ждет, пока не взвоет горн: «Отход!»
Пусть в рванье он, не в ливрее —
Многих белых он белее,
В час, когда под пулей раненых несет.
Просто: «Дин, Дин, Дин!»
Пуля перед носом по траве, как в стену клин,
Все расстреляны патроны,
И вопит солдат зеленый:
«Эй, беги скорее к мулам, Ганга Дин!»

Я ночь ту помнить буду,
Когда в сторонке я свалился грудой —
Вместо пряжки на пупе свинцовый блин;
Я от жажды уж взбесился...
Первым кто искать пустился?
Ну конечно, хитрый, хриплый Ганга Дин!
Он взял меня за шкирку,
И в животе заткнул тряпичкой дырку,
И в рот плеснул полпинты мутной жижи из ложбин;
Свербило, пахло пылью,
Но из всего, что пил я,
Ценнее та водица, что налил мне Ганга Дин.
Просто: «Дин, Дин, Дин!
Парень здесь, его прошило до брюшин!
Он себя грызет зубами,
По земле стучит ногами,
Бога ради, дай водички, Ганга Дин!»

Меня он за собою
Тянул всю ночь из боя —
Я на носилках, а его прожгло насквозь.
Уже совсем у края,
Дин молвил, умирая:
«По вкусу, я надеюсь, Вам питье пришлось?»
Ждет нас в будущем с ним встреча,
Я его тотчас примечу
Где муштра двойная ждет, совсем не джин —
По углям он, как по лужам
Носит пить пропащим душам —
Мне в аду глоток нацедит Ганга Дин!
Слушай, Дин, Дин, Дин!
С прока-жжёной черной кожей Ганга Дин!
Бил, бранил тебя я много,
Но клянусь Всевышним Богом —
Ты меня получше будешь, Ганга Дин!

Верблюды

(Товарные поезда Северной Индии)

Когда сердца солдат сильней забиться бы могли?
От слов команды: «Заряжай!» — а после: «Ляг!» и «Пли!»?
Нет: вот когда у тесных троп все с нетерпеньем ждут,
Чтоб интендантский груз привез снабженческий верблюд.
Ох, верблюд! Ох, верблюд! С важным видом идиота
Он раскачивает шеей, как корзиной злобных змей.
Не ворчит он, не кричит, делает свою работу.
Нагрузите-ка побольше, приторочьте поплотней!

Что заставляет нас, солдат, всё в мире проклинать?
И что солдат-туземцев заставит задрожать?
То, что патаны в эту ночь нам разнесут палатки?
Да нет, похуже: вдруг верблюд над ней раздует складки!
Ох, верблюд! Ох, верблюд! Волосатый и косматый,
За оттяжки от палаток спотыкается в пыли.
Мы шестом его бьем, мы орём ему: «Куда ты?»,
Ну а он ещё кусает руки, что его спасли.

Известно: лошадь-то чутка, а вол совсем дурак,
Слон — джентльмен, а местный мул упрямей, чем ишак.
Но вот снабженческий верблюд, как схлынет суета,–
И дьявол он, и страус он, и мальчик-сирота.
Ох, верблюд! Ох верблюд! Ох, кошмар, забытый богом,
Где приляжет — вьется птичка и мелодию свистит.
Загородит нам проходы — и лежит перед порогом,
А как на ноги поднимем — так, скотина, убежит!

Хромает, весь в царапинах, воняет — просто страх!
Отстанет — потеряется и пропадёт в песках.
Он может целый день пастись, но в ночь — поднимет вой,
А грязь найдет — так уж нырнет аж чуть не с головой!
Ох, верблюд! Ох, верблюд! Шлеп и хлоп — в грязи забавы,
Только выпрямил колени — и во взгляде торжество.
Племя дикое налево, племя дикое направо,
Но для Томми нет заторов, раз верблюд везет его!

Но вот закончен трудный марш, и лагерь впереди.
И где-то выстрелы гремят, и крики позади,
Тут расседлаем мы его — испил он скорбь до дна,
И так мечтает он за всё нам отомстить сполна,
Ох, верблюд! Ох, верблюд! Как горбы в пустыне плыли!
У источника приляжет, где фонтанчиком вода,
А когда к нему подходим так не ближе, чем на милю:
В бочку мордой он залезет — пропадём ведь мы тогда!

Перевод — Усова Г.

Верблюд

Что нас, солдат, вгоняет в пот, пронзает, как ножом?
Нет, не сигнал «в атаку марш!» под бешеным огнем,
Но ожиданье без конца на выжженной дороге,
Пока верблюд навстречу нам переставляет ноги.
О верблюд, о верблюд, интендантский наш верблюд,
Чья шея, как змея в мешке, качается с натуги!
Его мы вьючим — он ворчит. Когда ж его толкнут,
Он не спеша поднимет вьюк и оборвет подпруги.
Когда ругаемся мы так, что меркнет свет в глазах
И нашего проводника охватывает страх, —
Не потому, что ждем в пути засады за холмами, —
То наш верблюд надумал вдруг ломаться перед нами.
О верблюд, о верблюд, о запуганный верблюд!
Споткнется он и упадет, когда тревога ночью.
Его шестом по морде бьют, и жизнь ему спасут,
А он, ублюдок, шест жует и двигаться не хочет.
Вол — глуп; к узде приучен конь, куда бы ни шагнул;
Слон — это джентльмен, а мул — так это просто мул;
Но интендантский ве-ерблюд — совсем иное племя,
Он дьявол, страус и дитя в одно и то же время.
О верблюд, о верблюд, о бессовестный верблюд!
Вот он лежит, горбатый плут, и голубем воркует,
Поет и не желает встать. А нас на фронте ждут!
Его поднять — тяжелый труд, лежит — и ни в какую.
Готов он целый день пастись и простонать всю ночь.
Он раздражителен, драчлив, терпеть его невмочь.
Он потеряется, случись ему от нас отбиться,
А там, где мокрая земля, он брюхом в грязь ложится.
О верблюд, о верблюд, длинноногий наш верблюд!
Идет качаясь, как всегда, глаза мутны и томны,
А нас разведчики племен в дороге стерегут...
Для Томми это все — не мед. Здесь вороньё для Томми.
Но вот окончен трудный путь, страх смерти миновал,
Стрельба утихла позади, и наконец — привал.
Тогда с верблюда вьюк долой, и — если расседлали —
Он думает, что взял реванш и больше нет печалей.
О верблюд, о верблюд, о изруганный верблюд!
Ведь если ты свалился с ног — с тобой мы в ров бросаем
Бочонки с питьевой водой, всё оставляем тут,
Идем пешком, и нет воды, идем — и умираем.

Перевод — Тхоржевский С.

Верблюды

(Транспортная Служба, Северная Индия)

Солдату сердце треплет что, и что бросает в пот?
Не на посту весь день стоять, не в бой ползти, как крот:
Нет, это вечная дорога, засады вечный вкус,
Верблюдов интендантских стадо, интендантский груз.
Эх ты, унт, вот так унт, интендантский наш верблюд!
У него вся в складках шея, будто в сумке сто гадюк,
И урчит он, и толкает, нагрузить — чертовский труд,
А когда готов наш идол, так конечно — лопнул тюк!

Охрана почему клянет всю ночь любого и за всё,
В мурашках почему индус, почто его трясет?
Нет, не пайтанский дикий горец полк берет в ножи,
А интендантский наш верблюд трясет свои брыжи!
Эх ты, унт, вот так унт, волосатый черт верблюд!
По палаткам резво скачет, в нападенья час ночной!
Палкой бьем, и в тыл толкаем, с ног снимаем петли пут,
Так спасаем жизнь мерзавцу, а он брызжет в нас слюной!

У лошади в мозгах есть толк, а бык — совсем дурак,
Слон — джентльмен, а наш ишак... так, полковой ишак.
Но ты, верблюдец интендантский, когда звучит приказ,
Сойдешь за черта, австрияка и блудное дитя зараз!
Эх ты, унт, вот так унт, Богом меченый верблюд!
Кривоногий наш колибри, хриплогласый, полный блох!
Встал дивизии преградой, и полкам и патрулю,
Наконец-то оттащили — тут бродяга взял и сдох!

Бурчит, ревет, и вечно зол, и вонью душит нас,
Совсем заблудится болван, возьми, оставь на час!
Весь день жует зараза сено, в ночь шарит по буграм,
А дашь на травке отожраться — лопнет пополам!
Эх ты, унт, вот так унт, растакой сякой верблюд!
Если ноги ты протянешь, и глаза затопит муть —
Не охотою за Томми нас окружит местный люд,
Но стервятники слетятся, от тебя кусок щипнуть.

Когда окончен тяжкий рейс, и поезд невредим,
И пули свищут за спиной, но лагерь впереди,
Хо! Тут конец бедняжки мукам, и сняли мы седло,
А он, обиды нам припомнив, задумывает зло.
Эх ты, унт, вот так унт, раскурдюк — бурдюк верблюд!
Миля перед, миля сзади — охраняй тебя, стервец!
Грязной тушей лег ублюдок в неглубокий, теплый пруд,
Гнусь с него попала в бочки, и всему полку — конец.