Джозеф Редьярд Киплинг (96) - ДОСКА ОБЪЯВЛЕНИЙ ГИПЕРИНФО

1437 Просмотров

Обсудить

Джозеф Редьярд Киплинг

Гехази

Откуда ты, Гехази,
Осанистый такой?
За что украшен цепью
Английской, золотой?

«За то, что Нааману
Не прекословил я,
Израиля Судьею
Назначили меня».

Хвалю, хвалю, Гехази!
Гордись и руку дай,
И, ускользнув от кары,
Суди родимый край,

Но поклянись ни взяток,
Ни сведений не брать,
Которые способны
Барыш на рынке дать.

Выпытывай, Гехази,
Ответ умелый тот,
В котором подсудимый
Еще гнуснее лжет,

Крича, как добродетель,
Притворно возмущен,
Чтоб замолчал свидетель
И онемел закон.

Смотри, Гехази, в оба,
Чтоб тайно никогда
Не мог он сговорится
С судьёю в час суда,

Чтоб дела не замяли
Дары и кумовство
И не сокрыли явной
Виновности его.

О, честности зерцало!
Что ж тягостного в том?
Что значит эта бледность
И пот на лбу твоем?

Ужели эти струпья
И язвы — страшный знак
Проказы Наамана
На всех твоих сынах?

Так запахни ж, Гехази,
Одежды, уходя, —
В проказе белоснежной
Израиля Судья!

Перевод — Брик Б.

Пэджет, член Парламента

Как уцелеть под бороной —
Известно жабе лишь одной;
Однако бабочка с высот
Советы жабе подает.

Член Парламента Пэджет был говорлив и брехлив,
Твердил, что жара индийская — «азиатский Солнечный Миф».
Месяца на четыре он приперся к нам в ноябре,
Но я был жесток, я сказал: уедешь лишь в сентябре.

В марте запел кокил: Пэджету горя нет,
Отдыхая, зовет меня «Чванный брахман», «дармоед»,
Позже — розы стали цвести. Был гость весьма вдохновен,
Утверждал, что жара безвредна — Пэджет, парламентский член.

Привязалась в апреле потница: зноем дохнуло с небес.
Москиты, песчаные осы знали: Пэджет — деликатес.
Опухшее и пятнистое, прибитое существо!
Опахала братьев-арийцев мало спасали его.

В мае бури пошли пылевые; Пэджет совсем приугас,
Прелести нашего климата вкушая за часом час.
Пиво хлебал дней десять — и дохлебался, подлец;
Лихорадку схватил небольшую — решил, что «уже конец».

В июне — дизентирия, вещь простая для наших мест.
Согнулся осанистый Пэджет, стал говорить про отъезд.
Слова «дармоед», «брахман» — не были больше в ходу,
Он дивился тому, что люди выживают в таком аду.

Трясучку схватил в июле, сущие пустяки.
Пэджет сказал: от холеры помирать ему не с руки,
Ныл про «восточную ссылку», вспоминал со слезами семью,
Но я-то почти семь лет уже не видел мою.

Однажды — всего-то сто двадцать, знаем такую жару! —
В обморок хлопнулся Пэджет, с трудом плетясь по двору.
Пэджет, клятвопреступник, сбежал, вполне изучив
На собственной шкуре, на практике — что такое «Солнечный Миф».

Я его проводил с усмешкой, но был душою жесток:
Сколько же дурней пишет, что рай на земле — Восток.
Да притом еще и пытается править в такой стране...
Еще одного такого пошли, о Господи, мне!

Кокил — индийская певчая кукушка
Сто двадцать - по Фаренгейту

Перевод — Витковский Е.

Пэджет, член Парламента

Пэджет, Ч.П., был лгунишка и к тому же красноречив,
Индийский зной называл он «Азиатский Солнечный Миф»;
«Изучать Восток» на три месяца он приехал в конце ноября,
Я зваставил его подписать контракт и остаться до сентября.

Март начался кукушкой. Пэджет был полон сил,
Звал меня «надутым брамином», про «царский оклад» говорил.
Кончился март и розы. Он сказал: «А жары-то нет!»
«Придет!» — «Чепуха!» — промолвил Пэджет, Ч.П., в ответ.

Апрель принес нам панкху и лишаи от жары,
Был по вкусу москитам Пэджет, объедались им комары.
Он стал рябой и пятнистый, и с грустью я наблюдал,
Как он лупит арийских братьев, совсем не как либерал.

Май принес пыльную бурю. Пэджет с солнцем пошел на закат,
Все сезонные наслаждения задели его подряд.
Во-первых, неделю «печень» — он портер попивал, —
Лихорадки легкая доза — он «жестокой» ее называл.

В июле — дизентерия, после «Шота Бурзат».
Спал с тела дородный Пэджет, и уехать он был бы рад.
Меня уж не звал он «брамином», «надутым» и «рвачом»,
Казалось, он удивлялся, что кому-то здесь все нипочем.

Июль был слегка нездоровым — Пэджет, едва дыша,
Вспоминал о Cholera Morbus, намекал, что жизнь хороша,
Лепетал о «восточном изгнанье», в слезах говорил о жене,
А с моими детьми лет восемь не пришлось повидаться мне!

Как-то в полдень по Фаренгейту было сто двадцать один,
Пэджет брякнулся в обморок (Пэджет тучный был господин).
На этом он бросил занятья и бежал, всему изменив,
На практике и всесторонне изучил он Солнечный Миф.

Его проводив, я смеялся, но смеяться долго не мог, —
Я подумал о дурнях, как Пэджет, пишущих про Восток,
Об изъездивших свет идиотах, что стране не дают ничего,
И я Бога молил, чтоб мне в руки он послал еще одного.

Перевод — Оношкович-Яцына А.

Легенда о министерстве иностранных дел

Вот почему этот Рустам Бег,
Раджа из Калазай,
Дул шампанское и брэнди-пег,
Деньги швырял через край,
Злил всех правителей дорогих,
Добрых и — это подробности — слепых.

Рустам Бег из Колазай, край презрев отсталый свой,
Страстно жаждал СиЭсАй и тряхнул своей мошной:
Строил он водопровод, госпиталь, тюрьму, дома...
И решил, дивясь, народ — Рустам Бег сошел с ума.

Странный проводился план им в политике потом,
Полдесятка англичан горячилися при нем,
Все сулили — этот край просветится, наконец;
Будет, будет Колазай всей Европе образец!

Раджа, зная в деле толк, снизил пошлины вдвойне,
Полицейский целый полк экипировал вполне,
Либеральный — от души! о налогах ввел закон
И, в борьбе со злом, Букши сбавил жалованье он.

Магараджу разозля, тайный выпустил указ:
С взяточников, с февраля, не спускать шпионам глаз.
Вверх ногами Колазай он поставил в краткий срок;
Наступает месяц май — Бег в надеждах изнемог.

В день рождения его — о, закрой глаза свои! —
Против имени его было только СиАйИ!
Три недели, говорят, веселился Колазай,
И теперь там каждый рад вспоминать тот месяц май.

Бег закрыл водопровод, снял с дотации тюрьму,
Красота родных болот вновь понравилась ему,
Все налоги в десять раз увеличил он затем,
Госпиталь его приказ превратил в большой гарем,

Дал Букши двойной оклад, оказал ему почет,
И, надев родной халат, крепко взялся за народ.
Счастлив, счастлив Колазай, счастлив также Рустам Бег,
Но сиянью СиЭсАй — предпочел он симпкин-пег.