Н. А. Некрасов Т. 2 (36) - ДОСКА ОБЪЯВЛЕНИЙ ГИПЕРИНФО

854 Просмотра

Обсудить

Николай Алексеевич Некрасов

ЭЛЕГИЯ

<< А.Н.Еракову >>

Пускай нам говорит изменчивая мода,
Что тема старая "страдания народа"
И что поэзия забыть ее должна.
Не верьте, юноши! не стареет она.
О, если бы ее могли состарить годы!
Процвел бы божий мир!... Увы! пока народы
Влачатся в нищете, покорствуя бичам,
Как тощие стада по скошенным лугам,
Оплакивать их рок, служить им будет муза,
И в мире нет прочней, прекраснее союза!...
Толпе напоминать, что бедствует народ
В то время, как она ликует и поет,
К народу возбуждать вниманье сильных мира -
Чему достойнее служить могла бы лира?...

Я лиру посвятил народу своему.
Быть может, я умру неведомый ему,
Но я ему служил - и сердцем я спокоен...
Пускай наносит вред врагу не каждый воин,
Но каждый в бой иди! А бой решит судьба...
Я видел красный день: в России нет раба!
И слезы сладкие я пролил в умиленьи...
"Довольно ликовать в наивном увлеченьи,-
Шепнула Муза мне.- Пора идти вперед:
Народ освобожден, но счастлив ли народ?..

Внимаю ль песни жниц над жатвой золотою,
Старик ли медленный шагает за сохою,
Бежит ли по лугу, играя и свистя,
С отцовским завтраком довольное дитя,
Сверкают ли серпы, звенят ли дружно косы -
Ответа я ищу на тайные вопросы,
Кипящие в уме: "В последние года
Сносней ли стала ты, крестьянская страда?
И рабству долгому пришедшая на смену
Свобода, наконец, внесла ли перемену
В народные судьбы? в напевы сельских дев?
Иль так же горестен нестройный их напев?.."

Уж вечер настает. Волнуемый мечтами,
По нивам, по лугам, уставленным стогами,
Задумчиво брожу в прохладной полутьме,
И песнь сама собой слагается в уме,
Недавних, тайных дум живое воплощенье:
На сельские труды зову благословенье:
Народному врагу проклятие сулю,
А другу у небес могущества молю,
И песнь моя громка!.. Ей вторят долы, нивы,
И эхо дальних гор ей шлет свои отзывы,
И лес откликнулся... Природа внемлет мне,
Но тот, о ком пою в вечерней тишине,
Кому посвящены мечтания поэта,
Увы! не внемлет он - и не дает ответа...

(15-17 августа 1874)

112. ПРОРОК

Не говори: "Забыл он осторожность!
Он будет сам судьбы своей виной!.."
Не хуже нас он видит невозможность
Служить добру, не жертвуя собой.

Но любит он возвышенней и шире,
В его душе нет помыслов мирских.
"Жить для себя возможно только в мире,
Но умереть возможно для других!"

Так мыслит он - и смерть ему любезна.
Не скажет он, что жизнь ему нужна,
Не скажет он, что гибель бесполезна:
Его судьба давно ему ясна...

Его еще покамест не распяли,
Но час придет - он будет на кресте;
Его послал бог Гнева и Печали
Рабам земли напомнить о Христе.

(Август 1874)

113. Поэту

Памяти Шиллера

Где вы - певцы любви, свободы, мира
И доблести?.. Век "крови и меча"!
На трон земли ты посадил банкира,
Провозгласил героем палача...

Толпа гласит: "Певцы не нужны веку!"
И нет певцов... Замолкло божество...
О, кто ж теперь напомнит человеку
Высокое призвание его?..

Прости слепцам, художник вдохновенный,
И возвратись!.. Волшебный факел свой,
Погашенный рукою дерзновенной,
Вновь засвети над гибнущей толпой!

Вооружись небесными громами!
Наш падший дух взнеси на высоту,
Чтоб человек не мертвыми очами
Мог созерцать добро и красоту...

Казни корысть, убийство, святотатство!
Сорви венцы с предательских голов,
Увлекших мир с пути любви и братства,
Стяжанного усильями веков,

На путь вражды!.. В его дела и чувства
Гармонию внести лишь можешь ты.
В твоей груди, гонимый жрец искусства,
Трон истины, любви и красоты.

(6 сентября 1874)

114-116. НОЧЛЕГИ

1. НА ПОСТОЯЛОМ ДВОРЕ

Вступили кони под навес,
Гремя бесчеловечно.
Усталый, я с телеги слез,
Ночлегу рад сердечно.

Спрыгнули псы; задорный лай
Наполнил всю деревню;
Впустил нас дворник Николай
В убогую харчевню.

Усердно кушая леща,
Сидел уж там прохожий
В пальто с господского плеча.
"Спознились, сударь, тоже?"-

Он, низко кланяясь, сказал.
"Да, нынче дни коротки.-
Уселся я, а он стоял.-
Садитесь! выпьем водки!"

Прохожий выпил рюмки две
И разболтался сразу:
"Иду домой... а жил в Москве...
До царского указу

Был крепостной: отец и дед
Помещикам служили.
Мне было двадцать восемь лет,
Как волю объявили,

Наш барин стал куда как лих,
Сердился, придирался.
А перед самым сроком стих,
С рабами попрощался,

Сказал нам: "Вольны вы теперь,-
И очи помутились,-
Идите с богом!" Верь, не верь,
Мы тоже прослезились

И потянулись кто куда...
Пришел я в городишко,
А там уж целая орда
Таких же - нет местишка!

Решился я идти в Москву,
В конторе записался,
И вышло место к Покрову.
Не барин - клад попался!

Сначала, правда, злился он.
Чем больше угождаю,
Тем он грубей: прогонит вон...
За что?.. Не понимаю!

Да с ним - как я смекнул поздней -
Знать надо было штучку:
Сплошал - сознайся поскорей,
Не лги, не чмокай в ручку!

Не то рассердишь: "Ермолай!
Опомнись! как не стыдно!
Привычки рабства покидай!
Мне за тебя обидно!

Ты человек! ты гражданин!
Знай: сила не в богатстве,
Не в том - велик ли, мал ли чин,
А в равенстве и братстве!

Я раболепства не терплю,
Не льсти, не унижайся!
Случиться может: сам вспылю -
И мне не поддавайся!.."

Работы мало, да и той
Сам половину правил,
Я захворал - всю ночь со мной
Сидел - пиявки ставил;

За каждый шаг благодарил.
С любовью, не со страхом
Три года я ему служил -
И вдруг пошло всё прахом!

Однажды он сердитый стал,
Порезался, как брился,
Всё не по нем! весь день ворчал
И вдруг совсем озлился.

Кастит!.. "Потише, господин!"-
Сказал я, вспыхнув тоже.
"Как! что?.. Зазнался, хамов сын!"-
И хлоп меня по роже!

По старой памяти я прочь,
А он за мной - бедовый!..
"Так вот,- продумал я всю ночь,-
Каков он - барин новый!

Такие речи поведет,
Что слушать любо-мило,
А кончит тем же, что прибьет!
Нет, прежде проще было!"

Обидно! Я его считал
Не барином, а братом...
Настало утро - не позвал.
Свернувшись под халатом,

Стонал как раненый весь день,
Не выпил чашки чаю...
А ночью барин словно тень
Прокрался к Ермолаю.

Вперед уставился лицом:
"Ударь меня скорее!
Мне легче будет!.." (Мертвецом
Глядел он, был белее

Своей рубахи.) "Мы равны,
Да я сплошал... я знаю...
Как быть? сквитаться мы должны...
Ударь!.. Я позволяю.

Не так ли, друг? Скорее хлоп
И снова правы, святы..."
- "Не так! Вы барин - я холоп,
Я беден, вы богаты!

(Сказал я.) Должен я служить,
Пока стает терпенья,
И я служить готов... а бить
Не буду... с позволенья!.."

Он всё свое, а я свое,
Спор долго продолжался,
Смекнул я: тут мне не житье!
И с барином расстался.

Иду покамест в Арзамас,
Там у меня невеста...
Нельзя ли будет через вас
Достать другое место?.."

(1874)

2. НА ПОГОРЕЛОМ МЕСТЕ

Славу богу, хоть ночь-то светла!
Увлекаться так глупо и стыдно.
Мы устали, промокли дотла,
А кругом деревеньки не видно.

Наконец увидал я бугор,
Там угрюмые сосны стояли,
И под ними дымился костер,
Мы с Трофимом туда побежали.

"Горевали, а вот и ночлег!"
- "Табор, что ли, цыганский там?" - "Нету!
Не видать ни коней, ни телег,
Не заметно и красного цвету.

У цыганок, куда ни взгляни,
Красный цвет - это первое дело!"
- "Косари?" - "Кабы были они,
Хоть одна бы тут женщина пела".

- "Пастухи ли огонь развели?.."
Через пни погорелого бора
К неширокой реке мы пришли
И разгадку увидели скоро:

Погорельцы разбили тут стан.
К нам навстречу ребята бежали:
"Не видали вы наших крестьян?
Побираться пошли - да пропали!"

- "Не видали!.." Весь табор притих...
Звучно щиплет траву лошаденка,
Бабы нянчат младенцев грудных,
Утешают ребят старушонка:

"Воля божья! усните скорей!
Эту ночь потерпите вы только!
Завтра вам накуплю калачей.
Вот и деньги... Глядите-ка сколько!"

- "Где ты, бабушка, денег взяла?"
- "У оконца, на месячном свете,
В ночи зимние пряжу пряла..."
Побренчали казной ее дети...

Старый дед, словно царь Соломон,
Роздал им кой-какую одежу.
Патриархом библейских времен
Он глядел, завернувшись в рогожу;

Величавая строгость в чертах,
Череп голый, нависшие брови,
На груди и на голых ногах
След недавних обжогов и крови.

Мой вожатый к нему подлетел:
"Здравствуй, дедко!" - "Живите здоровы!"
- "Погорели? а хлеб уцелел?
Уцелели лошадки, коровы?.."

- "Хлебу было сгореть мудрено,-
Отвечал патриарх неохотно,-
Мы его не имели давно.
Спите, детки, окутавшись плотно!

А к костру не ложитесь: огонь
Подползет - опалит волосенки.
Уцелел - из двенадцати - конь,
Из семнадцати - три коровенки".

- "Нет и ваших дремучих лесов?
Век росли, а в неделю пропали!"
- "Соблазняли они мужиков,
Шутка! сколько у барина крали!"

Молча взял он ружье у меня,
Осмотрел, осторожно поставил.
Я сказал: "Беспощадней огня
Нет врага - ничего не оставил!"

- "Не скажи. Рассудила судьба,
Что нельзя же без древа-то в мире,
И оставила нам на гроба
Эти сосны..." (Их было четыре...)

3. У ТРОФИМА

Звезды осени мерцают
Тускло, месяц без лучей,
Кони бережно ступают,
Реки налило дождей.

Поскорей бы к самовару!
Нетерпением томим,
Жадно я курю сигару
И молчу. Молчит Трофим,

Он сказал мне: "Месяц в небе
Словно сайка на столе"-
Значит: думает о хлебе,
Я мечтаю о тепле.

Едем... едем... Тучи вьются
И бегут... Конца им нет!
Если разом все прольются -
Поминай, как звали свет!

Вот и наша деревенька!
Встрепенулся спутник мой:
"Есть тут валенки, надень-ка!"
- "Чаю! рому!.. Всё долой!.."

Вот погашена лучина,
Ночь, но оба мы не спим.
У меня своя причина,
Но чего не спит Трофим?

"Что ты охаешь, Степаныч?"
- "Страшно, барин! мочи нет.
Вспомнил то, чего бы на ночь
Вспоминать совсем не след!

И откуда черт приводит
Эти мысли? Бороню,
Управляющий подходит,
Низко голову клоню,

Поглядеть в глаза не смею,
Да и он-то не глядит -
Знай накладывает в шею.
Шея, веришь ли? трещит!

Только стану забываться,
Голос барина: "Трофим!
Недоимку!" Кувыркаться
Начинаю перед ним..."

- "Страшно, видно, воротиться
К недалекой старине?"
- "Так ли страшно, что мутится
Вся утробушка во мне!

И теперь уйдешь весь в пятки,
Как посредник налетит,
Да с Трофима взятки гладки:
Пошумит - и укатит!

И теперь в квашне солома
Перемешана с мукой,
Да зато покойно дома,
А бывало - волком вой!

Дети были малолетки,
Я дрожал и за детей,
Как цыплят из-под наседки
Вырвет - пикнуть не посмей!

Как томили! Как пороли!
Сыну сказывать начну -
Сын не верит. А давно ли?..
Дочку барином пугну -

Девка прыснет, захохочет:
"Шутишь, батька!" - "Погоди!
Если только бог захочет,
То ли будет впереди!""

- "Есть у вас в округе школы?"
- "Есть".- "Учите-ка детей!
Не беда, что люди голы,
Лишь бы были поумней.

Перестанет есть солому,
Трусу праздновать народ...
И твой внук отцу родному
Не поверит в свой черед".

(18 июля 1874)