Психология человека в современном мире Том 2 (9)

Роль символической функции сознания  в становлении субъектности А. М. Поляков (Минск, Беларусь) Проблеме субъектности как особой форме бытия человека в пси- хологии всегда придавалось большое значение (Нартова-Бо- чавер, 2008). В контексте развития субъектность рассматривает- ся как альтернатива фактору среды и генотипу. Однако при более 52 детальном анализе этой категории обнаруживаются расхождения  во взглядах разных психологов. Так, еще в рамках психологии со- знания (У. Джеймс) активность субъекта рассматривается как нечто  само собой разумеющееся, как духовное свойство человека. В соот- ветствии с таким пониманием человека психологические механизмы  становления субъектности исследоваться не могли. Аналогичная  ситуация сложилась и в большинстве других направлений психо- логии, использующих или хотя бы подразумевающих идею субъ- ектности – гуманистической традиции (А. Маслоу, К. Роджерс и др.),  когнитивной психологии (Ж. Пиаже), деятельностном подходе в школе  С. Л. Рубинштейна (А. В. Брушлинский и др). Совсем иные условия для изучения субъектности сложились  в рамках культурно-исторической психологии Л. С. Выготского и дея- тельностного подхода А. Н. Леонтьева. Последователи Л. С. Выготского  трактовали субъектность не просто как качество индивида, указыва- ющее на его активность, а как качество сознательной, осмысленной  активности (Эльконин, 2001). В частности, Л. С. Выготский реали- зовал идею субъектности в понятии высших психических функций,  а А. Н. Леонтьев – в представлении об осмысленности деятельности.  В обоих случаях особое значение в становлении субъектности при- дается опосредованию деятельности человека идеальными формами  культуры (знаками, символами, моделями, словами и др.) (Элько- нин, 1989, 2001). В этом контексте возникает проблема соотношения и взаимосвязи  источников изначально присущей ребенку активности и его осмыс- ленной активности. Вопрос состоит в том: сам человек определяет  свои действия, или культурная форма, аккумулирующая в себе че- ловеческие отношения? Кроме того, субъектность рассматривается  в работах разных авторов как имеющая внутренний, духовный, план  и план внешний, эмпирический (Нартова-Бочавер, 2008). Соотнести  указанные противопоставления хотя бы отчасти можно благодаря  анализу символической функции сознания. В культурно-исторической психологии идеальные формы культу- ры, начиная с Л. С. Выготского, изучались преимущественно как зна- чения (научные понятия) и знаки. Символам как особым формам  культуры незаслуженно уделялось мало внимания. Л. С. Выготский  заложил представление о том, что понятийное мышление является  высшей формой мышления, а развитие значений как структурных  элементов сознания стало пониматься как движение от синкрета  и комплекса к псевдопонятию и понятию (Выготский, 1982–1984)  Это выражается также в том, что функцию сознания называют «зна- ково-символической», не выделяя принципиальных различий в роли 53 знаковых и символических форм (Салмина, 1988; Сапогова, 1993 и др.).  Такая логика понимания развития сознания отразилась на дальней- ших исследованиях. Все остальные идеальные формы, как то слово,  символ, миф, модель, предмет, действие, иконические средства и др.,  рассматривались либо как недопонятия, либо как разновидности  знака, т. е. анализировались в той же логике, что знак и значение  (Салмина, 1988; Сапогова, 1993; Нарышкин, 2005 и др.). Между тем мы  полагаем, что символические формы культуры выполняют особую  функцию в построении деятельности человека. Согласно нашему  предположению, именно освоение индивидом символов, за которое  отвечает символическая функция, позволяет ему стать сознательным  субъектом. Для подтверждения данного положения нам необходимо  раскрыть механизм действия и структуру символической функции  сознания. На основании анализа литературы по проблеме символических  форм сознания (Поляков, 2006) нам удалось выделить следующие  их отличительные характеристики:  • Интерсубъектность и связанную с ней коммуникативную  функцию. Символ всегда обращен к другому и, в отличие  от знака, арефлексивен.  • Символ выражает отношения «часть–целое» (а не «род–вид»)  и способен порождать смыслы.  • Его внутреннее содержание беспредметно, а форма уникаль- на, что создает возможность творческого порождения сим- волических образов (символотворчества). Иными словами,  символ – это уникальная «пустая» форма.  • Символические формы активны по отношению к человеку,  а он не может произвольно наполнять их тем или иным со- держанием.  • Смысловое содержание символа антиномично, в противовес  «буквальности» знака. На основании проделанного анализа символических форм можно  заключить, что отождествление знаковой и символической функций  и помещение их в один логический и генетический ряд является  нецелесообразным. Перейдем к анализу собственно символической  функции, т. е. функции индивидуального сознания. Одним из основных моментов понимания символа является раз- ведение его внешней формы и внутреннего смыслового содержания  (Аверинцев, 2006; Флоренский, 1990). Основную задачу символи- ческой функции сознания мы видим в осознании этих различий,  что необходимо для трансценденции эмпирического, предметного 54 выражения символа. Однако здесь требуется уточнение. Известно,  что и в развитии знаковой функции этап разделения знака и обозна- чаемого является необходимым и закономерным этапом в онтогенезе  (Выготский, 1982–1984; Нарышкин, 2005; Салмина, 1988; Сапого- ва, 1993 и др.). В чем же состоят различия между этими функциями? Если знак произвольно употребляется для обозначения чего-либо,  как бы удваивая действительность, то внутренняя и внешняя стороны  символа неразрывно связаны и не могут быть произвольно разделены  или заменены на другие. Знак замещает некий предмет или свойство  эмпирической действительности. Символ ничего не замещает, он со- единяет предметную эмпирическую действительность с реальностью  иного, или иначе – преодолевает ее (действительность) (Ячин, 2006).  Знание, основанное на знаках и значениях, условно и опосредованно  представляет действительность. Знание, основанное на символах,  безусловно и непосредственно переживаемо человеком. Таким об- разом, сознательное разделение внутренней, смысловой, и внешней,  предметной, сторон символа определяется только его «внутренней  жизнью», его собственной активностью, динамикой содержащихся  в нем смыслов и порождением новых форм их выражения. Означает ли это, что понимание символа происходит автомати- чески, само собой, без активного участия самого субъекта? И если  нет, то в чем состоит эта активность? Для того чтобы ответить на эти  вопросы необходимо описать процессы, из которых складывается  символическая функция сознания, иными словами, охарактеризовать  ее структуру. Теоретический анализ позволяет нам выделить три компонента  в структуре символической функции. 1 Преобразование (перевод) формы символа Мы уже говорили о сверхчувственной беспредметной основе сим- вола, хотя и выраженной в предметных формах (образах), тем не ме- нее, доступной только непосредственному переживанию и не могу- щей быть четко определенной. Символ скорее нужно рассматривать  не как то, что фиксирует некий смысл, а как то, что предоставляет  возможность его существования или обнаружения человеком. По- скольку символ арефлексивен, не является моделью (дублем) мира  и не может быть произвольно заменен другими символами (в отличие  от знака, который может быть выражен через другие знаки), возникает  вопрос о том, как происходит понимание символа. В методологичес- ком плане этот вопрос важен еще и тем, что ответ на него позволяет  определить способы фиксации в эмпирическом исследовании про- цессов понимания символа. Что мы делаем, когда прилагаем усилие 55 для понимания символа и в чем это действие выражается? Одним  из существенных моментов является преобразование внешней фор- мы символа, ее перевод либо из одной модальности в другую, либо  как бы «параллельный» перевод в рамках одной модальности. Причем  принципиально важным является соблюдение одного условия: такой  перевод должен сохранять целостность формы символа в соответствии  с его смыслом и быть адекватным контексту, в который она включа- ется (поэтому мы говорим о «преобразовании»). Похожую мысль мы  находим у В. П. Зинченко, который указывает на важность «перевода»  «живого слова-понятия» (которое в его понимании близко к представ- ленному нами пониманию символа) в образ и формирования живого  образа-понятия или живого действия понятия (Зинченко, 2002, с. 57).  Именно к этому аспекту символической функции в наибольшей мере  применима характеристика «живого», так важная для понимания при- роды субъекта. На важность перевода, правда, при понимании текста,  обращает внимание также А. А. Леонтьев (Леонтьев, 2003, с. 141–144).  Понимание текста происходит, когда мы осуществляем его перевод  с языка автора на «свой», с иностранного на родной или другой ино- странный. Замысел автора при этом может искажаться, поэтому  важно, чтобы перевод был не механическим, буквальным, а учитывал  целостность всего текста. Это положение, на наш взгляд, применимо  и к пониманию символической реальности. Только в этом случае  нам необходимо расширить представления о «материале», который  переводится. Это уже не обязательно вербальный текст (в случае  использования слова-символа или символического описания), пре- вращаемый субъектом в другой вербальный текст, но и текст, перево- димый в чувственный образ, действие, ситуацию или образ-символ,  который мы пытаемся описать словами, выразить в поступке и т. п.  Константным при этом остается не форма, а внутреннее содержание  символа. Происходит как бы игра с формой при сохранении единства  смысла символа. Метафорой здесь может служить сохранение темы  музыкального произведения при изменении способов ее выражения.  Естественно, что для осуществления формального, т. е. относящегося  к форме, преобразования символа необходимо сознательное разведе- ние субъектом последней с его внутренним содержанием и понимание  того, что конкретное предметное выражение символа всегда есть лишь  один из способов представления его внутреннего смысла. 2 Воссоздание (обнаружение) антиномичности формы и смысла  символа Данный элемент символической функции сопряжен с такой важ- ной характеристикой символа, как антиномичность – несовпадение, 56 даже противостояние естественной, очевидной логики, существую- щей как фон, и культурной логики, заложенной в смысловом содер- жании символа. Причем как закономерное, соответствующее логике  обыденного сознания, так и противостоящий ему смысл символа  находят выражение в его внешней форме. Вот это несоответствие  двух логик и должен обнаружить субъект, осознавая предметное вы- ражение символа. Примером здесь может служить понимание притч  как одной из символических форм культуры. В притчах отчетливо  противопоставляется естественная логика обыденного эмпирическо- го сознания и логика иного, смыслового или духовного содержания. Обнаружение антиномичности символа субъектом создает  то психическое напряжение, которое запускает процесс понимания  символического смысла. Однако это не означает, что понимание  происходит само собой без активного участия личности. Поскольку  парадоксальная логика символа не поддается рассудочному, формаль- но-логическому объяснению и не может быть выстроена в цепочку  вытекающих друг из друга умозаключений, то от личности требу- ется определенное усилие для сосредоточения на его внутреннем  содержании (или точнее – на внутренней пустоте символа). Только  в этом случае возможно трансцендирование внешнего выражения символа. Активность и участие субъекта состоит в его обращенности  к идеальному, внутреннему содержанию символа, к его – как это  ни парадоксально звучит – внутренней пустоте, пустоте, никогда  не заполненной, и в силу этого порождающей бесконечное много- образие смыслов, внутренне связанных единой не поддающейся  объяснению рассудка логикой. По сути дела, эта внутренняя пустота,  беспредметность символа, обладая притягательной силой, и рождает  нашу субъектность, служит источником осмысленной и свободной  от детерминизма эмпирической действительности активности. Внеш- няя же форма символа служит для нас как бы опорой, воротами, через  которые мы проходим к реальности иного. 3 Совмещение различных смысловых позиций, выраженных  в символе Выше отмечалось, что смысл (содержание) символа всегда мно- гогранен и никогда жестко не фиксирован. Пустота символа служит  условием его потенциала в порождении и выражении многогранных  смыслов. Здесь правильнее будет говорить не об одном единственном  смысле символа, а о разнообразии смыслов, выступающих гранями  или ипостасями некоторого единого Смысла. Данная особенность  напрямую связана с коммуникативной функцией символа, его спо-57 собностью объединять различные эмпирические содержания в опы- те как одной личности, так и различных людей. В этом контексте  уместно вспомнить про диалогическую природу смысла, в частности,  и сознания, подробно описанную М. М. Бахтиным (Бахтин, 1979;  Верч, 1996). Смысл М. М. Бахтиным понимается как ответ на вопрос,  и без этого вопроса немыслим. Таким образом, единый Смысл символа  способен совмещать в себе различные смысловые позиции (голоса),  обнаруживающие различные его грани и создающие глубину его  понимания человеком. Любой символ – это всегда чей-то символ и он  к кому-то обращен. Символ должен учитывать сознание как минимум  двух личностей: той, которая себя выражает, и той, к которой он  обращен. В этом контексте можно вспомнить о том, что в психоана- лизе символ понимается как замещающий отсутствующего субъекта.  В этом смысле генезис Я, переживания собственной субъектности,  очевидно имеет символическую природу, поскольку собственное Я,  (как, впрочем, и чужое) не доступно нашему эмпирическому сознанию,  никогда не представлено в нашем опыте непосредственно. Для субъекта символ становится символом, только если он одно- временно становится символом и для другого, что, в свою очередь, тре- бует его осознания с различных позиций. Такое осознание включает  в себя не только «позиционирование» (смену позиции, децентрацию  сознания), но и интеграцию различных позиций (смыслов) при по- нимании или порождении символа. Несмотря на то, что внутреннее  содержание символа беспредметно и арефлексивно, оно может быть  осмыслено с различных позиций и представлено в различных интер- претациях, включено в различные смысловые системы. Данный эле- мент символической функции и предполагает способность личности  по-разному интерпретировать содержание символа. Интегративный  аспект символической функции сознания, на наш взгляд, играет  большую роль в построении личностью целостного образа мира.  В соответствии с этим, нам представляется, что часто встречающиеся  попытки человека свести свои переживания (и переживания себя,  своего «Я») к отдельным эмпирическим проявлениям, рассматривать  их как изолированные факты, имеющие такие же изолированные  объективные (буквальные) значения, следует рассматривать как уход  от целостного символического видения мира. Психоаналитики назва- ли этот феномен расщеплением – психологической защитой, состо- ящей в том, что все воспринимается по отдельности, не соединяясь  в единое целое (Тайсон Р., Тайсон Ф., 1998). Все три аспекта символической функции сознания, хотя и обла- дают определенной автономией представленности в психической  жизни, существуют как неделимые и действующие как единое це-58 лое. Так, например, преобразование формы символа, как правило,  сопровождается изменением способа его понимания, построени- ем новой интерпретации. Обнаружение антиномичности симво- ла, безусловно, предполагает совмещение хотя бы двух смысловых позиций. Каждый из элементов символической функции обнаруживает  ее особую роль в жизнедеятельности человека: первый – творческое  начало активности субъекта, второй – способность к самотрансценди- рованию индивидуального сознания, третий – нравственный аспект  существования личности. В совокупности все три компонента сим- волической функции можно рассматривать как основу порождения  субъектности индивида, его осмысленной активности, совмещающую  духовный и эмпирический план его жизнедеятельности. Литература Аверинцев С. Символ художественный // София-Логос. Словарь. К.: ДУХ І  ЛІТЕРА, 2006. С. 386–394. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Советская Россия, 1979. Верч Дж. Голоса разума // Социокультурный подход к опосредованному  действию. М.: Тривола, 1996. Выготский Л. С. Собр. соч. в 6 т. М.: Педагогика, 1982–1984. Зинченко В. П. Живое слово-понятие: рассудок и разум // Теоретические  проблемы развивающего образования: Сб. ст. / Науч. ред. Т. М. Савельева.  Минск: ПКООО «Полибиг», 2002. С. 52–67. Леонтьев А. А. Основы психолингвистики. М.: Смысл; СПб.: Лань, 2003. Нартова-Бочавер С. К. Человек суверенный: психологическое исследование  субъекта в его бытии. СПб.: Питер, 2008. Нарышкин А. В. Строение образа мира человека и соотношение понятий  «знак»–«символ» и «значение»–«смысл» // Вопросы психологии. 2005.  № 1. С. 88–99. Поляков А. М. Символ как условие продуктивного действия // Вопросы пси- хологии. 2006. № 1. С. 63–73. Салмина Н. Г. Знак и символ в обучении. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1988. Сапогова Е. Е. Ребенок и знак. Психологический анализ знаково-символичес- кой деятельности дошкольника. Тула: Приок. кн. изд-во, 1993. Тайсон Р., Тайсон Ф. Психоаналитические теории развития / Пер. с англ.  Екатеринбург: Деловая книга, 1998. Флоренский П. А. У водоразделов мысли. М.: Правда, 1990. Эльконин Б. Д. Психология развития // Учеб. пособ. для студ. вузов. М.: Ака- демия, 2001. Эльконин Д. Б. Избранные психологические труды. М.: Педагогика, 1989. Ячин С. Е. Слово и феномен. М.: Смысл, 2006.