Саша Черный (4) - ДОСКА ОБЪЯВЛЕНИЙ ГИПЕРИНФО

1484 Просмотра

Обсудить

Саша Чёрный (Александр Михайлович Гликберг; 1 (13) октября 1880, Одесса, Российская империя — 5 августа 1932, Ле-Лаванду, Прованс, Франция) — русский поэт Серебряного века, прозаик, журналист, получивший широкую известность как автор популярных лирико-сатирических стихотворных фельетонов.

Саша Черный

НА ВЕРБЕ

Бородатые чуйки с голодными глазами
Хрипло предлагают "животрепещущих докторов".
Гимназисты поводят бумажными усами,
Горничные стреляют в суконных юнкеров.

Шаткие лари, сколоченные наскоро,
Холерного вида пряники и халва,
Грязь под ногами хлюпает так ласково,
И на плечах болтается чужая голова.

Червонные рыбки из стеклянной обители
Грустно-испуганно смотрят на толпу.
"Вот замечательные американские жители -
Глотают камни и гвозди, как крупу!"

Писаря выражаются вдохновенно-изысканно,
Знакомятся с модистками и переходят на ты,
Сгущенный воздух переполнился писками,
Кричат бирюзовые бумажные цветы.

Деревья вздрагивают черными ветками,
Капли и бумажки падают в грязь.
Чужие люди толкутся между клетками
И месят ногами пеструю мазь.

<1909>

Саша Черный. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Ленинград, "Советский писатель", 1960.

НА ПЕТЕРБУРГСКОЙ ДАЧЕ

Промокло небо и земля,
Душа и тело отсырели.
С утра до вечера скуля,
Циничный ветер лезет в щели.
 Дрожу, как мокрая овца...
 И нет конца, и нет конца!

Не ем прекрасных огурцов,
С тоской смотрю на землянику:
Вдруг отойти в страну отцов
В холерных корчах — слишком дико...
 Сам Мережковский1 учит нас,
 Что смерть страшна, как папуас.

В объятьях шерстяных носков
Смотрю, как дождь плюет на стекла.
Ах, жив бездарнейший Гучков,
Но нет великого Патрокла!
 И в довершение беды
 Гучков не пьет сырой воды.

Ручьи сбегают со стволов.
Городовой надел накидку.
Гурьба учащихся ослов
Бежит за горничною Лидкой.
 Собачья свадьба... Чахлый гром.
 И два спасенья: бром и ром.

На потолке в сырой тени
Уснули мухи. Сатанею...
Какой восторг в такие дни
Узнать, что шаху дали в шею!
 И только к вечеру поймешь,
 Что твой восторг — святая ложь...

Горит свеча. Для счета дней
Срываю листик календарный —
Строфа из Бальмонта2. Под ней:
«Борщок, шнель-клопс и мусс янтарный».
 Дрожу, как мокрая овца...
 И нет конца, и нет конца!

<1909>

Саша Черный. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Ленинград, "Советский писатель", 1960.

НОЧНАЯ ПЕСНЯ ПЬЯНИЦЫ

 Темно...
Фонарь куда-то к черту убежал!
 Вино
Качает толстый мой фрегат, как в шквал...
 Впотьмах
За телеграфный столб держусь рукой.
 Но, ах!
Нет вовсе сладу с правою ногой:
 Она
Вокруг меня танцует — вот и вот...
 Стена
Всё время лезет прямо на живот.
 Свинья!!
Меня назвать свиньею? Ах, злодей!
 Меня,
Который благородней всех людей?!
 Убью!
А, впрочем, милый малый, бог с тобой —
 Я пью,
Но так уж предназначено судьбой.
 Ослаб...
Дрожат мои колени — не могу!
 Как раб,
Лежу на мостовой и ни гу-гу...
 Реву...
Мне нынче сорок лет — я нищ и глуп.
 В траву
Заройте наспиртованный мой труп.
 В ладье
Уже к чертям повез меня Харон...
 Adieu1!
Я сплю, я сплю, я сплю со всех сторон.

<1909>

Примечания
1. Adieu — Прощайте! (франц.). — Ред.

Саша Черный. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Ленинград, "Советский писатель", 1960.

ГОРОДСКАЯ СКАЗКА

Профиль тоньше камеи,
Глаза как спелые сливы,
Шея белее лилеи
И стан как у леди Годивы.

Деву с душою бездонной,
Как первая скрипка оркестра,
Недаром прозвали мадонной
Медички шестого семестра.

Пришел к мадонне филолог,
Фаддей Симеонович Смяткин.
Рассказ мой будет недолог:
Филолог влюбился по пятки.

Влюбился жестоко и сразу
В глаза ее, губы и уши,
Цедил за фразою фразу,
Томился, как рыба на суше.

Хотелось быть ее чашкой,
Братом ее или теткой,
Ее эмалевой пряжкой
И даже зубной ее щеткой!..

"Устали, Варвара Петровна?
О, как дрожат ваши ручки!"-
Шепнул филолог любовно,
А в сердце вонзились колючки.

"Устала. Вскрывала студента:
Труп был жирный и дряблый.
Холод... Сталь инструмента.
Руки, конечно, иззябли.

Потом у Калинкина моста
Смотрела своих венеричек.
Устала: их было до ста.
Что с вами? Вы ищете спичек?

Спички лежат на окошке.
Ну, вот. Вернулась обратно,
Вынула почки у кошки
И зашила ее аккуратно.

Затем мне с подругой достались
Препараты гнилой пуповины.
Потом... был скучный анализ:
Выделенье в моче мочевины...

Ах, я! Прошу извиненья:
Я роль хозяйки забыла -
Коллега! Возьмите варенья,-
Сама сегодня варила".

Фаддей Симеонович Смяткин
Сказал беззвучно: "Спасибо!"
А в горле ком кисло-сладкий
Бился, как в неводе рыба.

Не хотелось быть ее чашкой,
Ни братом ее и ни теткой,
Ни ее эмалевой пряжкой,
Ни зубной ее щеткой!

<1909>

Саша Черный. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Ленинград, "Советский писатель", 1960.

ЛАБОРАНТ И МЕДИЧКИ

 1

Он сидит среди реторт
И ругается, как черт:
"Грымзы! Кильки! Бабы! Совы!
Безголовы, бестолковы -
Йодом залили сюртук,
Не закрыли кран... Без рук!
Бьют стекло, жужжат, как осы.
А дурацкие вопросы?
А погибший матерьял?
О, как страшно я устал!"

Лаборант встает со стула.
В уголок идет сутуло
И, издав щемящий стон,
В рот сует пирамидон.

 2

А на лестнице медички
Повторяли те же клички:
"Грымза! Килька! Баба! Франт!
Безголовый лаборант...
На невиннейший вопрос
Буркнет что-нибудь под нос;
Придирается, как дама,-
Ядовито и упрямо,
Не простит простой ошибки!
Ни привета, ни улыбки..."

Визг и писк. Блестят глазами,
Машут красными руками:
"О, несноснейший педант,
Лаборашка, лаборант!"

 3

Час занятий. Шепот. Тишь.
Девы гнутся, как камыш,
Девы все ушли в работы.
Где же "грымзы"? Где же счеты?
Лаборант уже не лев
И глядит бочком на дев,
Как колибри на боа.
Девы тоже трусят льва:
Очень страшно, очень жутко -
Оскандалиться не шутка!

Свист горелок. Тишина.
Ноет муха у окна.
Где Юпитер? Где Минервы?
Нервы, нервы, нервы, нервы...

<1909>

Саша Черный. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Ленинград, "Советский писатель", 1960.

В ГОСТЯХ

 (Петербург)

Холостой стаканчик чаю
(Хоть бы капля коньяку),
На стене босой Толстой.
 Добросовестно скучаю
 И зеленую тоску
 Заедаю колбасой.

Адвокат ведет с коллегой
Специальный разговор.
Разорвись - а не поймешь!
 А хозяйка с томной негой,
 Устремив на лампу взор,
 Поправляет бюст и брошь.

"Прочитали Метерлинка?"
- "Да. Спасибо, прочитал..."
- "О, какая красота!"
 И хозяйкина ботинка
 Взволновалась, словно в шквал.
 Лжет ботинка, лгут уста...

У рояля дочь в реформ'е,
Взяв рассеянно аккорд,
Стилизованно молчит.
 Старичок в военной форме
 Прежде всех побил рекорд -
 За экран залез и спит.

Толстый доктор по ошибке
Жмет мне ногу под столом.
Я страдаю и терплю.
 Инженер зудит на скрипке.
 Примирясь и с этим злом,
 Я и бодрствую, и сплю.

Что бы вслух сказать такое?
Ну-ка, опыт, выручай!
"Попрошу... еще стакан"...
 Ем вчерашнее жаркое,
 Кротко пью холодный чай
 И молчу, как истукан.

<1908>

Саша Черный. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Ленинград, "Советский писатель", 1960.

ЕВРОПЕЕЦ

 В трамвае, набитом битком,
 Средь двух гимназисток, бочком,
Сижу в настроеньи прекрасном.

 Панама сползает на лоб.
 Я - адски пленительный сноб,
В накидке и в галстуке красном.

 Пассаж не спеша осмотрев,
 Вхожу к "Доминику", как лев,
Пью портер, малагу и виски.

 По карте, с достоинством ем
 Сосиски в томате и крем,
Пулярдку и снова сосиски.

 Раздуло утробу копной...
 Сановный швейцар предо мной
Толкает бесшумные двери.

 Умаявшись, сыт и сонлив,
 И руки в штаны заложив,
Сижу в Александровском сквере.

 Где б вечер сегодня убить?
 В "Аквариум", что ли, сходить,
Иль, может быть, к Мэри слетаю?

 В раздумье на мамок смотрю,
 Вздыхаю, зеваю, курю
И "Новое время" читаю...

 Шварц, Персия, Турция... Чушь!
 Разносчик! Десяточек груш...
Какие прекрасные грушки!

 А завтра в двенадцать часов
 На службу явиться готов,
Чертить на листах завитушки.

 Однако: без четверти шесть.
 Пойду-ка к "Медведю" поесть,
А после - за галстуком к Кнопу.

 Ну как в Петербурге не жить?
 Ну как Петербург не любить
Как русский намек на Европу?

<1910>

Саша Черный. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Ленинград, "Советский писатель", 1960.

КУХНЯ

Тихо тикают часы
На картонном циферблате.
Вязь из розочек в томате
И зеленые усы.

Возле раковины щель
Вся набита прусаками,
Под иконой ларь с дровами
И двугорбая постель.

Над постелью бывший шах,
Рамки в ракушках и бусах,-
В рамках - чучела в бурнусах
И солдаты при часах.

Чайник ноет и плюет.
На окне обрывок книжки:
"Фаршированные пышки",
"Шведский яблочный компот".

Пахнет мыльною водой,
Старым салом и угаром.
На полу пред самоваром
Кот сидит как неживой.

Пусто в кухне. "Тик" да "так".
А за дверью на площадке
Кто-то пьяненький и сладкий
Ноет: "Дарья, четвер-так!"

<1922>

Саша Черный. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Ленинград, "Советский писатель", 1960.

В РЕДАКЦИИ ТОЛСТОГО ЖУРНАЛА

Серьезных лиц густая волосатость
И двухпудовые, свинцовые слова:
«Позитивизм», «идейная предвзятость»,
«Спецификация», «реальные права»...

Жестикулируя, бурля и споря,
Киты редакции не видят двух персон:
Поэт принес «Ночную песню моря»,
А беллетрист — «Последний детский сон».

Поэт присел на самый кончик стула
И кверх ногами развернул журнал,
А беллетрист покорно и сутуло
У подоконника на чьи-то ноги стал.

Обносят чай... Поэт взял два стакана,
А беллетрист не взял ни одного.
В волнах серьезного табачного тумана
Они уже не ищут ничего.

Вдруг беллетрист, как леопард, в поэта
Метнул глаза: «Прозаик или нет?»
Поэт и сам давно искал ответа:
«Судя по галстуку, похоже, что поэт»...

Подходит некто в сером, но по моде,
И говорит поэту: «Плач земли? ..»
— «Нет, я вам дал три "Песни о восходе"»
И некто отвечает: «Не пошли!»

Поэт поник. Поэт исполнен горя:
Он думал из «Восходов» сшить штаны!
«Вот здесь еще "Ночная песня моря",
А здесь — "Дыханье северной весны"».

— «Не надо, — отвечает некто в сером:—
У нас лежит сто весен и морей».
Душа поэта затянулась флером,
И розы превратились в сельдерей.

«Вам что?» И беллетрист скороговоркой:
«Я год назад прислал "Ее любовь"».
Ответили, пошаривши в конторке:
«Затеряна. Перепишите вновь».

— «А вот, не надо ль?— беллетрист запнулся.—
Здесь... семь листов — "Последний детский сон"».
Но некто в сером круто обернулся —
В соседней комнате залаял телефон.

Чрез полчаса, придя от телефона,
Он, разумеется, беднягу не узнал
И, проходя, лишь буркнул раздраженно:
«Не принято! Ведь я уже сказал!..»

На улице сморкался дождь слюнявый.
Смеркалось... Ветер. Тусклый, дальний гул.
Поэт с «Ночною песней» взял направо,
А беллетрист налево повернул.

Счастливый случай скуп и черств, как Плюшкин.
Два жемчуга опять на мостовой...
Ах, может быть, поэт был новый Пушкин1,
А беллетрист был новый Лев Толстой?!

Бей, ветер, их в лицо, дуй за сорочку —
Надуй им жабу, тиф и дифтерит!
Пускай не продают души в рассрочку,
Пускай душа их без штанов парит...

Между 1906 и 1909

Саша Черный. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Ленинград, "Советский писатель", 1960.

СМЕХ СКВОЗЬ СЛЕЗЫ

 (1809-1909)

Ах, милый Николай Васильич Гоголь!
Когда б сейчас из гроба встать ты мог,
Любой прыщавый декадентский щеголь
Сказал бы: «Э, какой он, к черту, бог?
Знал быт, владел пером, страдал. Какая редкость!
А стиль, напевность, а прозрения печать,
А темно-звонких слов изысканная меткость?..
Нет, старичок... Ложитесь в гроб опять!»

Есть между ними, правда, и такие,
Что дерзко от тебя ведут свой тусклый род
И, лицемерно пред тобой согнувши выи,
Мечтают сладенько: «Придет и мой черед!»
Но от таких «своих», дешевых и развязных,
Удрал бы ты, как Подколесин, чрез окно...
Царят! Бог их прости, больных, пустых и грязных,
А нам они наскучили давно.

Пусть их шумят... Но где твои герои?
Все живы ли, иль, небо прокоптив,
В углах медвежьих сгнили на покое
Под сенью благостной крестьянских тучных нив?
Живут... И как живут! Ты, встав сейчас из гроба,
Ни одного из них, наверно, б не узнал:
Павлуша Чичиков — сановная особа
И в интендантстве патриотом стал —

На мертвых душ портянки поставляет
(Живым они, пожалуй, ни к чему),
Манилов в Третьей Думе заседает
И в председатели был избран... по уму.
Петрушка сдуру сделался поэтом
И что-то мажет в «Золотом руне»,
Ноздрев пошел в охранное — и в этом
Нашел свое призвание вполне.

Поручик Пирогов с успехом служит в Ялте
И сам сапожников по праздникам сечет,
Чуб стал союзником и об еврейском гвалте
С большою эрудицией поет.
Жан Хлестаков работает в «России»,
Затем — в «Осведомительном бюро»,
Где чувствует себя совсем в родной стихии:
Разжился, раздобрел,— вот борзое перо!..

Одни лишь черти, Вий да ведьмы и русалки,
Попавши в плен к писателям modernes1,
Зачахли, выдохлись и стали страшно жалки,
Истасканные блудом мелких скверн...
Ах, милый Николай Васильич Гоголь!
Как хорошо, что ты не можешь встать...
Но мы живем! Боюсь — не слишком много ль
Нам надо слышать, видеть и молчать?

И в праздник твой, в твой праздник благородный,
С глубокой горечью хочу тебе сказать:
«Ты был для нас источник многоводный,
И мы к тебе пришли теперь опять,—
Но «смех сквозь слезы» радостью усталой
Не зазвенит твоим струнам в ответ...
Увы, увы... Слез более не стало,
 И смеха нет».

1909

Примечания
1. Modernes — Модернистам (франц.).— Ред.

Саша Черный. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Ленинград, "Советский писатель", 1960.

НЕДОРАЗУМЕНИЕ

Она была поэтесса,
Поэтесса бальзаковских лет.
А он был просто повеса,
Курчавый и пылкий брюнет.
Повеса пришел к поэтессе.
В полумраке дышали духи,
На софе, как в торжественной мессе,
Поэтесса гнусила стихи:
"О, сумей огнедышащей лаской
Всколыхнуть мою сонную страсть.
К пене бедер, за алой подвязкой
Ты не бойся устами припасть!
Я свежа, как дыханье левкоя,
О, сплетем же истомности тел!.."
Продолжение было такое,
Что курчавый брюнет покраснел.
Покраснел, но оправился быстро
И подумал: была не была!
Здесь не думские речи министра,
Не слова здесь нужны, а дела...
С несдержанной силой кентавра
Поэтессу повеса привлек,
Но визгливо-вульгарное: "Мавра!!"
Охладило кипучий поток.
"Простите...- вскочил он,- вы сами..."
Но в глазах ее холод и честь:
"Вы смели к порядочной даме,
Как дворник, с объятьями лезть?!"
Вот чинная Мавра. И задом
Уходит испуганный гость.
В передней растерянным взглядом
Он долго искал свою трость...
С лицом белее магнезии
Шел с лестницы пылкий брюнет:
Не понял он новой поэзии
Поэтессы бальзаковских лет.

<1909>

Саша Черный. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Ленинград, "Советский писатель", 1960.

ПЕРЕУТОМЛЕНИЕ

(Посвящается исписавшимся "популярностям")

 Я похож на родильницу,
 Я готов скрежетать...
 Проклинаю чернильницу
 И чернильницы мать!

 Патлы дыбом взлохмачены,
 Отупел, как овца,-
 Ах, все рифмы истрачены
 До конца, до конца!..

Мне, правда, нечего сказать сегодня, как всегда,
Но этим не был я смущен, поверьте, никогда -
Рожал словечки и слова, и рифмы к ним рожал,
И в жизнерадостных стихах, как жеребенок, ржал.

 Паралич спинного мозга?
 Врешь, не сдамся! Пень - мигрень,
 Бебель - стебель, мозга - розга,
 Юбка - губка, тень - тюлень.

 Рифму, рифму! Иссякаю -
 К рифме тему сам найду...
 Ногти в бешенстве кусаю
 И в бессильном трансе жду.

Иссяк. Что будет с моей популярностью?
Иссяк. Что будет с моим кошельком?
Назовет меня Пильский дешевой бездарностью,
А Вакс Калошин - разбитым горшком...

 Нет, не сдамся... Папа - мама,
 Дратва - жатва, кровь - любовь,
 Драма - рама - панорама,
 Бровь - свекровь - морковь... носки!

<1908>

Саша Черный. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Ленинград, "Советский писатель", 1960.

ДВА ТОЛКА

Одни кричат: "Что форма? Пустяки!
Когда в хрусталь налить навозной жижи -
Не станет ли хрусталь безмерно ниже?"

Другие возражают: "Дураки!
И лучшего вина в ночном сосуде
Не станут пить порядочные люди".

Им спора не решить... А жаль!
Ведь можно наливать... вино в хрусталь.

<1909>

Саша Черный. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Ленинград, "Советский писатель", 1960.

НЕТЕРПЕЛИВОМУ

Не ной... Толпа тебя, как сводня,
К успеху жирному толкнет,
И в пасть рассчетливых тенет
Ты залучишь свое "сегодня".

Но знай одно - успех не шутка:
Сейчас же предъявляет счет.
Не заплатил - как проститутка,
Не доночует и уйдет.

<1910>

Саша Черный. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Ленинград, "Советский писатель", 1960.

СИРОПЧИК

(Посвящается "детским" поэтессам)

Дама, качаясь на ветке,
Пикала: "Милые детки!
Солнышко чмокнуло кустик,
Птичка оправила бюстик
И, обнимая ромашку,
Кушает манную кашку..."

Дети, в оконные рамы
Хмуро уставясь глазами,
Полны недетской печали,
Даме в молчаньи внимали.
Вдруг зазвенел голосочек:
"Сколько напикала строчек?"

<1910>

Саша Черный. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Ленинград, "Советский писатель", 1960.

НЕДЕРЖАНИЕ

У поэта умерла жена...
Он ее любил сильнее гонорара!
Скорбь его была безумна и страшна -
Но поэт не умер от удара.

После похорон пришел домой - до дна
Весь охвачен новым впечатленьем -
И спеша родил стихотворенье:
"У поэта умерла жена".

<1909>

Саша Черный. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Ленинград, "Советский писатель", 1960.

ЧЕСТЬ

Когда раскроется игра -
Как негодуют шулера!
И как кричат о чести
И благородной мести!

<1910>

Саша Черный. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Ленинград, "Советский писатель", 1960.

ВЕШАЛКА ДУРАКОВ

 1

Раз двое третьего рассматривали в лупы
И изрекли: "Он глуп". Весь ужас здесь был
 в том,
Что тот, кого они признали дураком,
Был умницей,- они же были глупы,

 2

"Кто этот, лгущий так туманно,
Неискренно, шаблонно и пространно?"
- "Известный мистик N, большой чудак".
- "Ах, мистик? Так... Я полагал - дурак".

 3

Ослу образованье дали.
Он стал умней? Едва ли.
Но раньше, как осел,
Он просто чушь порол,
А нынче - ах злодей -
Он, с важностью педанта,
При каждой глупости своей
Ссылается на Канта.

 4

Дурак рассматривал картину:
Лиловый бык лизал моржа.
Дурак пригнулся, сделал мину
И начал: "Живопись свежа...
Идея слишком символична,
Но стилизовано прилично"
(Бедняк скрывал сильней всего,
Что он не понял ничего),

 5

Умный слушал терпеливо
Излиянья дурака:
"Не затем ли жизнь тосклива,
И бесцветна, и дика,
Что вокруг, в конце концов,
Слишком много дураков?"
Но, скрывая желчный смех,
Умный думал, свирепея:
"Он считает только тех,
Кто его еще глупее,-
"Слишком много" для него...
Ну а мне-то каково?"

 6

Дурак и мудрецу порою кровный брат:
Дурак вовек не поумнеет,
Но если с ним заспорит хоть Сократ,-
С двух первых слов Сократ глупеет!

 7

Пусть свистнет рак,
Пусть рыба запоет,
Пусть манна льет с небес,-
Но пусть дурак
Себя в себе найдет -
Вот чудо из чудес!

Между 1909 и 1910

Саша Черный. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Ленинград, "Советский писатель", 1960.

* * *

Жестокий бог литературы!
Давно тебе я не служил:
Ленился, думал, спал и жил,-
Забыл журнальные фигуры,
Интриг и купли кислый ил,
Молчанья боль, и трепет шкуры,
И терпкий аромат чернил...

Но странно, верная мечта
Не отцвела - живет и рдеет.
Не изменяет красота -
Всё громче шепчет и смелеет.
Недостижимое светлеет,
И вновь пленяет высота...

Опять идти к ларям впотьмах,
Где зазыванье, пыль и давка,
Где все слепые у прилавка
Убого спорят о цветах?..
Где царь-апломб решает ставки,
Где мода - властный падишах...

Собрав с мечты душистый мед,
Беспечный, как мечтатель-инок,
Придешь сконфуженно на рынок -
Орут ослы, шумит народ,
В ларях пестрят возы новинок,-
Вступать ли в жалкий поединок
Иль унести домой свой сот?..

1912

Саша Черный. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Ленинград, "Советский писатель", 1960.

ШТИЛЬ

 Из Гейне

Море дремлет... Солнце стрелы
С высоты свергает в воду.
И корабль в дрожащих искрах
Гонит хвост зеленых борозд.

У руля на брюхе боцман
Спит и всхрапывает тихо.
Весь в смоле, у мачты юнга,
Скорчась, чинит старый парус.

Сквозь запачканные щеки
Краска вспыхнула, гримаса
Рот свела, и полон скорби
Взгляд очей - больших и нежных.

Капитан над ним склонился,
Рвет и мечет, и бушует:
"Вор и жулик! Из бочонка
Ты, злодей, стянул селедку!"

Море дремлет... Из пучины
Рыбка-умница всплывает,
Греет голову на солнце
И хвостом игриво плещет.

Но из воздуха, как камень,
Чайка падает на рыбку -
И с добычей легкой в клюве
Вновь в лазурь взмывает чайка.

<1911>

Саша Черный. Стихотворения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Ленинград, "Советский писатель", 1960.