Шихирев П Н (6)

Вместе с тем в социальной  психологии , как науке о взаимодействии, взаимоотношениях, взаимовлиянии людей не меньшее влияние оказала идеологическая модель - "гедонистического, экономического человека", построенная Бентамом, который задолго до Тор-ндайка был убежден в том, что "нашими суверенными господами являются боль и удовольствие" [Allport, 1968, р. 10]. В отличие от Тор-ндайка он назвал свой закон принципом полезности, пытаясь представить описание поведения человека в буржуазном обществе, основанном на принципах торговли всем и вся, как вечную систему закономерностей поведения человека . Наиболее известные современные "теории обмена" (Хоманс, Тибо и Келли) построены в соответствии с тем же принципом: "законы торговли - это законы природы, а значит, законы Бога" (Бёрк). В частности, для Хоманса " элементарные  социальное поведение" есть личный контакт между двумя индивидами, в котором вознаграждение или проигрыш определяют их поведение [Homans, 1961, р. 110]. Мы не видим смысла в том, чтобы останавливаться на каждом из пяти постулатов, предложенных Хомансом в качестве основы для 66 Опыт С111Л: парадигма объяснения объяснения эмпирических данных многих социально-психологических исследований, поскольку  достаточно  рассмотреть лишь то, что считается основным достижением Хоманса, а именно, так называемое "правило распределенной справедливости". Оно выводится из пятого постулата, который гласит: "... чем менее выгодно для человека реализуется правило распределенной справедливости, тем вероятнее он будет проявлять признаки эмоционального поведения, которое мы называем гневом". [Homans, 1961, р. 112]. Само правило гласит: человек, вступающий в отношения обмена с другим человеком, будет ожидать, что доходы каждого из них будут пропорциональны расходам - чем больше доходы, тем больше расходы. Комментарии здесь излишни, настолько ясно видна экстраполяция капиталистических отношений, господствующих в обществе. Весьма показательно также, что комментаторы этой теории Дойч и Краус совершенно не замечают этого и, более того, считают, что высказанные Хомансом постулаты, в том числе и правила "распределенной справедливости", объясняют многие аспекты социального поведения [Deutsch, et а1., 1965, p. 112]. Они считают вполне естественным и нормальным рыночный подход к отношениям между  двумя  людьми, что видно из следующего высказывания: "Рассматривая любой акт, вполне релевантно думать о  его  стоимости для инициатора и вознаграждении или доходе для потребителя. Например, если А. просит В оказать ему помощь, то этот акт  стоит  А определенное количество единиц (в связи с признанием собственной неполноценности или неумения), и тот же акт вознаграждает В некоторым количеством единиц (признанием его превосходства); если В оказывает А какую-то помощь, то это будет что-то стоить В (плюс его затраты в связи с тем, что он откладывает свои собственные дела, помогая А) и вознаграждает А, которому он помогает определенным количеством единиц" [Op.Cit.,p. 115]. Так произошло своеобразное слияние двух, в сущности тождественных моделей: механического человека с его стремлением к удовольствию и бегством от боли и  гедонистического  (а фактически экономического) с его стремлением выиграть, а не проиграть на рынке "человеческих отношений" . Обе модели находят друг в друге взаимную поддержку и стимулируются конкретным социально-экономическим контекстом.  Их  сочетание  лежит  в основе модели взаимодействия индивида и общества, которую можно было бы назвать моделью "пластичного человека". Согласно этой модели, наиболее ярко представленной идеями Б. Скиннера, человек есть полностью продукт внешних обстоятельств, влияния общества, результат воздействия поощрений за социально одобряемые реакции и наказаний за неодобряемые. Отсюда Теория и методология. Способы решения основных проблем ... 67 следует вывод: целенаправленно используя систему поощрений и наказаний, можно (и нужно) формировать человека по избранной модели. Само же общество изменится как результат формирования личностей нужного типа. Иными словами, начиная с правильной в общем (хотя и односторонней) посылки о том, что личность формируется обществом (правильнее было бы сказать - в обществе), Скиннер и сторонники "социальной технологии" по весьма своеобразной, но вполне понятной логике заключают, что причина несовершенства общества - несовершенство составляющих его индивидов. Именно этот идеологический поворот и объясняет искусственно стимулируемую популярность среди широкой публики в США идей Скиннера по преобразованию общества. По этой же причине бихевиоризм занимает ведущие позиции в различных теориях социализации и социального контроля [Рощин, 1976,1977]. Вместе с тем нельзя не признать, что Б. Скиннер - это лишь одно крайнее, наиболее консервативное крыло бихевиоризма. Не случайно МакДэвид и Хэрэри, оценивая статус бихевиористской ориентации в 1968 г. словами "значение растет" [McDavid J., et а1., 1968], в 1974 г. заявляют о том, что бихевиоризм "теряет свое лицо" [McDavid J., etal., 1974, р. 31]. Действительно, бихевиористская ориентация в настоящее время представляет собой весьма пеструю картину. В теоретическом плане можно выделить по крайней мере три основных направления: конвенциональный (или обычный) бихевиоризм (Халл, Миллер и Доллард, Маурер, Берлайн, Харлоу), радикальный, представляемый Скинне-ром и его последователями, и, наконец, выдвигающийся сейчас на первое место социальный (точнее, социального научения) бихевиоризм, который представляют А. Бандура и А. Стаатс. Как известно, бихевиоризм в целом развивался по пути все более расширяющегося вторжения в схему "стимул-реакция" различных промежуточных переменных, и в настоящее время лишь радикальные бихевиористы защищают свою цитадель от наступлений "ментализ-ма". Однако самый большой шаг вперед (или, скорее, назад от догмы) сделали социальные бихевиористы, которые успешно конкурируют с представителями "гуманистской" психологии (А. Маслоу). Работая в основном  с  людьми, а не с животными, зачастую в условиях реальной жизни, а не только в стерильной обстановке лабораторного эксперимента, они не могли не обнаружить изъянов в жесткой и односторонней формуле "стимул"реакция". Установив истину, что человек -  не  только продукт внешних обстоятельств, но и активный их творец, они изменили парадигму одностороннего влияния "среда" индивид" на двустороннюю "среда"-="индивид". 68_____________ Опыт США: парадигма объяснения К этому выводу социальных бихевиористов привели факты, свидетельствующие о ведущей роли в поведении человека таких факторов (или опосредующих переменных), как оценка возможных последствий своих действий, в том числе и весьма отдаленных; самооценка - возможная оценка другими; когнитивные процессы - короче, вся та "менталистика", которую и поныне отвергнет радикальный бихевиоризм. Именно по этой причине социальные  бихевиористы  оказались наиболее подготовленными к "психологическому" буму, характерному для США 70-х годов, к тому, чтобы выполнить роль " прикладного  гуманизма". В настоящее время они лидируют в бурно развивающейся области методов самоконтроля, саморегуляции и самопрограммиро-вания. При этом прокламируются такие задачи: "Сделать человека свободным, инженером своей судьбы, ученым для себя, уметь противостоять давлению внешних обстоятельств" [Bandura 1962, р. 865].  Цитируемая  здесь статья А. Бандуры "Теория поведения и модели человека" - весьма яркое свидетельство эволюции бихевиоризма и того как, обращаясь к практическим нуждам человека, психология вынуждена ставить вечные, философские проблемы, которые она раньше объявляла псевдопроблемами. "Размышления о природе человека неизбежно ставят фундаментальные вопросы о детерминизме и человеческой свободе", - признает  А . Бандура [Op.Cit., р. 866]. Его статья также свидетельствует о том, как изменение регулятивной модели человека  ведет  к существенному изменению методологических основ всей ориентации. Социальный бихевиоризм поэтому в известном смысле представляет собой антитезу скиннерианству. В то же время нельзя не заметить, что, вооружая человека методами саморегуляции и самопрограммирования, социальные бихевиористы, за редким исключением, предполагают, что этот процесс должен происходить в условиях того же общества, без изменения его основ. Несмотря на критику идей Скиннера и в целом большой шаг вперед социальных бихевиористов, несмотря на весь их гуманистический пафос, они также исходят из того, что изменение общества должно начинаться с изменения личности. На деле "самопрограммирование" человека без изменения программы общества рано или поздно оборачивается еще более эффективной подгонкой личности к действующим социальным институтам, хотя субъективно (и иллюзорно) может осознаваться как результат самостоятельного выбора.  По  существу  же  это еще одна, но наиболее изощренная и замаскированная форма манипуляции. Собственно, в этом и состоит глубокий замысел изменения парадигмы бихевиоризма. Подводя некоторые итоги развития бихевиористских моделей человека, общества и их взаимодействия, можно, видимо, отметить как Теория и методология. Способы решения основных проблем ... 69 общее явление "возвращение" в социальную психологию человека и человеческого. За последние два десятилетия особенно заметно, как постепенно объект исследований буквально навязывает в социальной психологии свою логику, лишая бихевиоризм одной опоры за другой, ставя перед неизбежностью выбора: внести в модель механического человека изгнанный ранее "ментализм", способность к оперированию символами, организации поведения при помощи знаков (Л.С. Выготский), познавательные процессы - или уступить место другой концепции, способной интегрировать все эти свойства. Вариант такой модели и был предложен так называемой когнитивной ориентацией, которая при объяснении поведения "делает упор на центральные процессы (например, аттитюды, идеи, ожидания)" [Shaw, et aL, 1970, p. 171]. Вся ориентация возникла именно как антитеза необихевиоризму и противостоит ему, как пишет Д. Озюбель, по следующим пунктам: "Бихевиоризм имеет дело с оперантным и классическим обусловлива-нием, а также механическим, инструментальным и дискриминационным научением, в то время как когнитивную теорию больше интересует образование понятий, мышление и приобретение знания. Бихевиоризм основывается на изучении наблюдаемых реакций, в то время как когнитивная теория считает наиболее значительными научными данными так называемое менталистское содержание: познание, значение, понимание и другие виды осознаваемого опыта. Бихевиоризм исходит из того, что в основе психологических, или "когнитивных", явлений лежат в основном организмические процессы, в то время как когнитивная теория стремится определять когнитивные явления в терминах дифференцированных состояний сознания, существующих в связи с организованными системами образов, понятий в когнитивной структуре и когнитивных процессов, от которых они зависят" [Ausubel, 1965, р. 7]. Типом анализа для бихевиоризма является молекулярный анализ, в то время как когнитивная теория обычно использует молярный подход. Бихевиоризм рассматривает генетически ранее происшедшие события как более фундаментальные по сравнению с событиями, происшедшими позже, в то время, когда когнитивная теория отвергает эту точку зрения. Из этого сопоставления нетрудно заметить историческую связь когнитивной ориентации с гештальтпсихологией, которая возникла в общей психологии как реакция на атомистический подход к психике, господствовавший в Европе в конце XIX-начале XX в. Принципы гештальтпсихологии - рассмотрение частей в зависимости от целого, интегрирующего их по соответствующим законам, в значительной степени определили новую модель. 70___ Опыт США: нарадиг.ма объясчсчия "Человек когнитивный" - существо, обладающее способностью к восприятию и переработке информации. Руководствуется в своем поведении субъективным образом действительности. Стремится к достижению внутренней связности, логичности, непротиворечивости картины мира. Когнитивные элементы (когниции, знания) не всегда в эту картину вписываются, они находятся в непрерывном взаимодействии. Определенные типы этого взаимодействия (конфликт, противоречие, логическая непоследовательность, неопределенность взаимосвязи и т.п.) обладают мотивационной силой, побуждают к определенным действиям (поведению) [Heider, 1958, р. 195], направленным на возвращение всей когнитивной структуры в состояние равновесия. Поэтому для того, чтобы понять причины поведения человека, важнее выяснить не то, как познаются социальные явления, а как они взаимодействуют в когнитивной структуре [Zajonc, 1968, р. 391]. Таким образом, центральным объектом исследования становится не процесс отражения социальной реальности и не соответствие самого отражения отражаемому, а внутренняя трансформация и перестройка когнитивной структуры как самостоятельной сферы. В этом понимании чувствуется влияние феноменологии Э. Гуссерля с ее требованием выносить "за скобки" вопрос о происхождении феноменов сознания и их отношении к объективной, независимо существующей реальности. Очевидно, что фактически тем самым когнитивный человек "отождествляется с человеческим (индивидуальным) сознанием", оторванным от реального поведения. Сама реальность в исследованиях когнитивистов фигурирует только как знание о ней. В силу такого ограничения модель "когнитивного человека", пожалуй, единственная в социальной психологии (куда, строго говоря, ее можно отнести с большими оговорками), которая существует как бы сама по себе, без дополняющих ее моделей общества (в каком-либо из его проявлений) и взаимодействия индивида и общества. Это, однако, далеко не означает, что модель "когнитивного человека" лишена идеологической подоплеки. Ее откровенно выраженная субъективно-идеалистическая платформа, с одной стороны, позволяет трактовать социальные процессы как детерминируемые сознанием, с другой - уповать на снятие психологического напряжения, вызванного конфликтом с действительностью, путем внесения в сознание "когниции", помогающих восстановить утраченное равновесие когнитивной структуры, попросту говоря, решать мерами пропагандистского воздействия то или иное реальное социальное противоречие. Наконец, центральная идея когнитивных теорий о том, что человек всегда стремится к психологическому равновесию, представляет Теория и мечгодо.чя/ия. Способы решения (U'IIO(IHI"I.\ ироб.чс.ч ... 71 собой проекцию социального равновесия, политической стабильности как всеобщего идеала. О том, что она далека от действительности, свидетельствуют и опыт повседневной жизни, и экспериментальные исследования, в частности Д. Берлайна, который показал, что человеку, напротив, свойственно стремление к нарушению равновесия и симметрии [Berlyne D., I960]. Кроме того, когнитивные теории выполняют свою идеологическую функцию уже тем, что исследуемая ими проблематика, несмотря на изучение восприятия "социальных стимулов", весьма далека от действительных, насущных проблем общества. Сказанное выше можно проиллюстрировать на примере теории когнитивного диссонанса Л. Фестингера (1957 г.), которая породила наибольшее количество экспериментов, публикаций и диссертаций [Festinger, 1957]. Сам Фестингер следующим образом формулирует основные положения своей теории: "1. Между когнитивными элементами могут иметь место диссонантные, или "несовместимые", отношения. 2. Переживание диссонанса заставляет уменьшить диссонанс или избегать его увеличения. 3. Это давление проявляется в изменении поведения, когниции, а также избирательном восприятии новой информации и принятии новых мнений" [Op.Cit., р. 31]. В соответствии с теорией Фестингера, между двумя когнитивными элементами (X и У) диссонанс существует в том случае, если из Y следует не X. Если же Х следует из Y, то отношение определяется как "консонантное". Если Х и Y не связаны, они не релевантны относительно друг друга. Величина диссонанса, а также величина давления при уменьшении диссонанса между двумя когнитивными элементами увеличивается по мере увеличения важности или ценности этих элементов. При описании процесса уменьшения диссонанса Фестингер проводит различия между когнитивными элементами, которые касаются поведения или чувств, или окружающей среды. Примером первого случая будет, по его словам, убеждение или знание того, что я сегодня выезжаю на загородную прогулку; примером второго - знание того, что идет дождь. Согласно Фестингеру, диссонанс возникает в данном примере в том случае, если я отправляюсь на загородную прогулку, несмотря на то, что знаю, что идет дождь. Таким образом, диссонанс рассматривается как противоречие между двумя знаниями, Фестингер подчеркивает, что знания о действительности, разумеется, более устойчивы к изменению, чем знания о поведении, поскольку легче изменить планы о том, что человек собирается делать, чем знание о вполне осязаемой реальности. Поэтому 72 Опыт США: парадигма объяснения если все же человек решится выехать на загородную прогулку, то для того, чтобы уменьшить существующий между двумя когнитивными элементами диссонанс, он должен будет изменить один из них. И очевидно, что этим элементом будет знание о том, что он едет на прогулку. В этом случае вступает в действие механизм, сходный с тем, который Фрейд называл механизмом рационализации. Я, например, могу убедить себя в том, что дождь скоро закончится или в том, что мне  необходимо  выехать на эту прогулку по каким-либо весьма важным причинам. В сущности теория Фестингера не вносит много нового в понимание хорошо известного факта, что человек стремится к внутренней согласованности картины мира. Причина, по которой эта теория стимулировала такое большое количество исследований, заключается совершенно в ином. Основное внимание в теории Фестингера уделяется последствиям принятого решения, которое производит определенные изменения в связанных друг с другом когнитивных элементах и тем самым ведет к появлению диссонанса и вызывает определенную напряженность, требующую своего разрешения. Фестингер высказывает гипотезу о том, что действие диссонанса проявляется в увеличении психологической привлекательности избранной альтернативы и в поиске дополнительных средств (например, новых когнитивных элементов), убеждающих в правильности выбора. Перечисленные положения теории когнитивного диссонанса легли в основу предсказаний ряда так называемых "неочевидных фактов", т. е. фактов, противоречащих здравому смыслу и прогнозируемых лишь на основании логики теоретического рассуждения. Примером может служить широко известный эксперимент Фестин-гера и Карлсмита, в котором авторы избрали в качестве рабочей гипотезы следующую: чем меньше вознаграждение, которое получит испытуемый за то, что он сделает, тем больше изменится его мнение о характере данной деятельности. Испытуемым предложили выполнить исключительно скучную работу, а затем попросили якобы "из уважения" к экспериментатору рассказать другим испытуемым о том, каким интересным и приятным был эксперимент, т. е. фактически обмануть. В одной группе испытуемых попросили сделать это за 1 долл.; в другой группе за то же самое заплатили 20 долл.; в третьей, контрольной группе вопрос об обмане вообще не затрагивался. Впоследствии были измерены установки испытуемых относительно проделанной ими монотонной работы. Выяснилось, что те, кто обманывал других испытуемых  всего  лишь за 1 долл., оценили эту работу как довольно приятную; испытуемые той группы, которые получили за обман 20 долл., а также контрольная группа оценили эту работу "ней-Теория и методология. Способы решения основных проблем ... 73 трально", т. е. менее положительно по сравнению с первой группой. Иными словами, результаты этого эксперимента подтверждают весьма, казалось бы, неожиданную гипотезу: небольшое вознаграждение может оказаться более эффективным в изменении установки, нежели большое [Festinger, 1959]. Теория когнитивного диссонанса оказалась одновременно очень простой и "почти равной теории Фрейда по своей способности объяснить любые полученные данные" [Kiesler A., et а1., 1969, р. 236]. Этому в немалой степени способствовала нечеткость основных понятий: "когнитивный элемент", "диссонанс", а также искусственность экспериментальной ситуации, где испытуемый имеет ограниченный выбор, определяемый экспериментатором, в отличие от жизни, где спектр выбора гораздо шире. Все это в итоге привело  к  тому, что теорию когнитивного диссонанса "проверяли, модифицировали, применяли, ругали, принимали и отвергали" [Shaw, 1970, р. 215]. Может быть не столь яркой, но по существу такой же оказалась судьба и других теорий согласованности. Каковы же причины создавшегося положения? Отвечая на этот вопрос, В. П. Трусов, экспериментально проверявший гипотезы когнитивного диссонанса, справедливо отмечает, что для исследователей когнитивного диссонанса характерно признание в качестве методологических оснований двух положений. Первое из них - идея Я. Пирса о том, что люди стремятся достигнуть состояния уверенности и избежать состояния сомнения. Достигнув первого, люди успокаиваются. В какой степени эта уверенность подкрепляется реальностью, не имеет значения. Тем самым игнорируется значение внешнего объективного мира. Вторым положением является кредо транзитной психологии: "найти инварианты поведения человека можно только в терминах доступного ему мира". В этом положении также на первый план выдвигаются субъективные критерии. Попытка нахождения его инварианта в терминах "субъективной метрики" индивидов является тупиковой, поскольку отсутствуют объективные эталоны, критерии перехода от одной субъективной шкалы измерения к другой [Трусов, 1975, с. 16-18]. Для решения этой проблемы, равно как и объяснения факта переоценки альтернатив после выбора, необходимо выйти за пределы мира индивида. Сделав шаг вперед по сравнению с бихевиоризмом, поднявшись, так сказать, на ступень выше модели человека механического, поставив в центр внимания когнитивные, мыслительные структуры, когнитиви-сты замкнули деятельность человека этими рамками. Правда, если у бихевиористов человек - существо реактивное, т. е. проявляющее активность в ответ на внешние стимулы (разумеется, мы сознательно огруб-74 Oiihliii С1ИЛ: чародч/ма оляснсння ляем схему), то, например, в теории когнитивного диссонанса человек внутренне активен. Однако эта активность весьма специфична. Фактически она представляет собой импульс к снятию внутреннего конфликта, вызванного неадекватностью выбора альтернативы, и, что особенно важно, этот внутренний конфликт разрешается преимущественно внутренними же средствами. Не случайно поэтому комментаторы теории когнитивного диссонанса усматривают ее значительное сходство с фрейдизмом [Kiesler  A , et а1., 1969, р. 215]. Аполитичность, "камерность" проблем, несложность проверки гипотез и  возможность  формализации [Anderson N., 1968] обеспечили когнитивным теориям широкое признание к 1968  г . и наивысший авторитет в 1974 г. [ McDavid , et а1., 1974]. Эту эволюцию когнитивной ориентации можно представить вкратце следующим образом. В конце 40-х - начале 50-х годов основной темой когнитивистской ориентации было познание социальных явлений. Изучались когниции о людях, событиях и т. п. Высказывались надежды на то, что, как только "основные направления сойдутся в проблеме представления" [Scherer М., 1954, р. 137], социальное поведение станет более понятным. Для 60-х годов, однако, характерен, как уже отмечалось, акцент на внутреннем взаимодействии  когнитивных   элементов  внутри замкнутой структуры. В 1968 г. Р. Зайонц, автор обзорной  статьи   по  когнитивным теориям, предсказывал, что, вероятно, в третьем издании "Руководства по социальной психологии" можно будет говорить о синтезе основных тем предыдущих десятилетий [Zajonc, 1968, р. 391]. Судя по всему, этот прогноз в 70-е годы начал сбываться. Свидетельство  этому  - появление в 1972 г. книги Э. Стотлэнда и Л. Кэно-на "Социальная психология:  когнитивный  подход" [Stotland, et а1., 1972]. Они предприняли также фактически первую в американской социальной психологии попытку интегрировать на основе когнити-вистской ориентации разрозненные и полученные разными направлениями данные. Это, по их мнению, "возможно только на основе теории, которая отдает предпочтение  опосредующим  процессам  индивида  по сравнению с различными формами внешне наблюдаемого поведения" [Op.Cit., р.VIII]. Вместе с тем объектом исследования они объявляют поведение, понимаемое  как  взаимодействие эксплицитных и им-плицитных социальных стимулов, вызывающее когнитивную и пове-денческую активность индивида [Op.Cit., р. 27].  Авторы  фактически пытаются интегрировать когнитивную и бихе-виористскую модели. Характерно, что для этого синтеза они заимствуют основные концепты из "любых областей психологии, кроме социальной" [Op.Cit., р. VIII]. Суть синтеза состоит в "применении когнитивных теорий научения к социально-психологическим явлениям" Теория и методология. Способы решения осиоиных проблем ... 75 [Stotland, et а1., 1972, p. IX]. Основное понятие, вокруг которого строится вся теоретическая конструкция, - это понятие схемы, заимствованное Э. Стотлэндом и Л. Кэноном (по их же признанию) у английского невролога Г. Хеда, который объяснял, что такое схема, следующим образом: "... люди создают относительно абстрактные и поддающиеся генерализации правила, называемые схемами, относительно определенных, регулярно повторяющихся связей между явлениями. Эти схемы могут складываться на основе прямого опыта, наблюдения за другими людьми и прямых сообщений от них" [Op.Cit., р. 67]. Появление в 70-е годы подобного подхода весьма симптоматично. Это по существу признание недостаточности, частичности каждой из имеющихся моделей в отдельности, признание необходимости нахождения общей основы. Вопрос, и весьма важный, состоит, однако, в том, возможен ли этот синтез "напрямую" или на какой-либо пограничной основе. Нам представляется вполне обоснованной точка зрения М. Ярошевского, что "неспособность соединить эти две важнейшие категории (образа и действия), разработать единую схему анализа психической реальности в неразделенности ее внутренне связанных компонентов явилась логико-исторической предпосылкой распада обеих школ - и гештальтиз-ма и бихевиоризма. Ложная методология - в одном случае феноменологическая концепция сознания (у гештальтистов), в другом - прагматическая, механобиологическая концепция поведения (у бихевиористов) - явилась непреодолимым препятствием для подлинно научного синтеза" [Ярошевский, 1974(а), р. 218]. В процессе дальнейших рассуждений о ходе логико-категориального развития он делает вывод (также вполне обоснованный) о том, что синтез этих двух аспектов исследуемой психической реальности предполагает включение категорий мотивации, социально-психологических отношений и личности. Особое место среди этих аспектов занимает, на наш взгляд, мотивационный, как отражающий столь необходимую для целостной модели человека психологическую, точнее, психодинамическую сторону. Введение этой грани, по крайней мере, привлекает внимание к новым возможным источникам активности индивида. В самом деле, в модели механического человека в необихевиористской ориентации источником энергии служит "оживший прошлый опыт", в модели "когнитивного человека" источником энергии служит внутреннее рассогласование познавательной структуры. Сама модель слишком " холодна ",  рационалистична , лишена внутреннего мотивационного импульса. Образно говоря, на континууме "машина - человек" обе описанные модели можно разместить ближе к полюсу машины. Этот крен объяс-76 Опыт США: парадигма объяснения няется тем, что социальная психология в США в первые десятилетия весьма остро реагировала на любые проявления старой болезни "ин-стинктивизма", отвергая концепции, построенные с учетом внутренних побудительных сил, как ненаучные. В значительной степени "подозрительное" отношение к психоэнергетическим и психодинамическим моделям было связано с общей реакцией социальной психологии как науки "антиметафизической" на фрейдистские концепции. Таким образом, концепция, которая могла бы претендовать на хороший прием, должна была представить мотивацию как детерминированную одновременно и внутренне и (что было особенно важно) внешне. Мотивации необходимо искать свой источник вне индивида,  но  действовать внутри него, у него "под кожей". Этот логический парадокс попытался "разрешить" Левин своей теорией "поля". "Человек психодинамический". Представляет собой динамическую систему субъект-объектных отношений с окружающей средой. Взаимодействие этих отношений определяет положение индивида или его движение в сети этих отношений в зависимости от общего баланса положительно или отрицательно субъективно оцениваемых свойств (валентностей) значимых объектов. Внешне наблюдаемые действия - проявление локомоции индивида в его психологическом жизненном пространстве. Для того, чтобы понять смысл этих действий, надо знать  их  функцию в более широкой структуре психологической картины мира индивида, поскольку психологические измерения объектов у двух индивидов могут значительно отличаться. Сама модель, как видно из этого краткого описания, генетически восходит к  гештальтпсихологии  (идея зависимости части от целого, ограничение " поля " рамками индивидуального сознания). В то же время (и в этом то новое, что внес  К . Левин) она разомкнута на среду, из которой черпает свой энергетический заряд. Большое значение во внешней среде имеют, согласно этой схеме, социальные объекты и, в первую  очередь , другие люди.  В  исследованиях групповой динамики тем самым намечается соединение мотивационного аспекта личности с процессом общения, который, собственно, составляет ядро социально-психологического анализа. Фактически модель психодинамического человека - это первое приближение к адекватной модели человека социально-психологичес-кого. В ней заложены идеи: о зависимости поведения индивида (части) от его положения в системе социальных отношений (целого), о необходимости изучения содержания субъективно-ценностного процесса отражения внешнего мира и прежде всего социального, о динамичности индивида как системы. Теория и методология. Способы решения основных проблем ... 77