Шихирев П Н (7)

Не все из этих идей были в дальнейшем развиты последователями К. Левина. Дело в том, что К. Левин, настаивая на необходимости изучения психологической реальности, действительно подчеркивал, что "описание ситуации должно быть скорее субъективным, чем объективным, т. е. ситуация должна описываться скорее с позиции индивида, поведение которого исследуется, нежели с позиции наблюдателя" [Deutsch, 1968, р. 417]. Вместе с тем он не отрицал, что ситуация имеет свое предметное объективное содержание, и не считал, что изучение психологического поля должно ограничиваться только им. Это видно из его слов о том, как должен начинаться анализ поля: "... психолог изучает "непсихологические данные" для того, чтобы узнать, что эти данные означают для определения условий жизни индивида в группе. Только после того, как получены эти данные, может начинаться психологическое исследование само по себе" [Op.Cit., р. 446-447]. Впоследствии это требование К. Левина недооце-нивалось, что привело к замыканию психологического поля границами индивида. Это особенно характерно для последователей К. Леви-на - Ф. Хайдера и Г. Келли, на концепциях которых мы остановимся особо при анализе индивидуального обыденного сознания. Для самого Левина характерна, напротив, разомкнутость индивида на среду, хотя и представленную психологически. Это особенно проявляется при анализе поведения индивида в группе, о чем могут свидетельствовать его указания на то, что исследование социального взаимодействия должно учитывать объективное взаимодействие индивидов в группе [Op.Cit., р. 447], ее влияние на индивида. Фактически именно переход от субъект-объектных отношений к субъект-субъек-тным и позволил Левину построить свою модель общества, которая фактически явилась аналогом модели группы. В свою очередь, модель групповой динамики представляла собой не что иное, как отражение реальных социально-исторических  процессов , происходивших в современном  ему  обществе. Достаточно вспомнить исследования стиля руководства и разрешения конфликтов в группе. Если подойти к этим объектам исследования с точки зрения социальных процессов, происходивших в США в 30-е годы, то выявится зависимость их постановки от реального социального контекста. В частности, обнаружится, что исследование "психологического климата" и его зависимости от стиля руководства отражало общее для социальной науки внимание к проблеме налаживания "человеческих отношений", к тенденции патернализма  в  промышленности и национальному согласию в целом, хотя очевидно, что при этом понималось согласие на основе существующих социально-экономических отношений. Идеологическая приемле-мость модели бесконфликтной группы и бесконфликтного общества, 78 Опыт CIIIA: парадигма объясчепия как бы далека она ни была от действительности, очевидна, поскольку причиной "еще имеющих место" конфликтов объявляется психологическая несовместимость, структура "поля" межличностных отношений, дефекты коммуникативных процессов и т. п. Несмотря на то, что сам К. Левин всячески подчеркивал динамичный характер индивидуального психологического поля и призывал рассматривать всякое равновесие в этом поле как "квазистатичное" [Deutsch, 1968, р. 473], впоследствии, под влиянием гомеостатической модели общества, в центре внимания оказались преимущественно факторы, способствующие мирному разрешению конфликтов внутри социальной общности. Именно способы такого компромиссного разрешения конфликтов стали вторым основным (после исследования "наивной психологии") объектом изучения с позиций теории поля. Идео-логичность различного рода теорий разрешения конфликта буквально бросается в глаза. В своей статье "Теория конфликтов под вопросом" Э. Апфельбаум доказывает это весьма убедительно, выявляя в качестве исходного положения, лежащего в основе исследований конфликтов, идею о "принципиальном согласии конфликтующих сторон относительно общих целей и ценностей" [Apfelbaum, et al., 1976, p. 76], т. е. идею о том, что конфликт возникает лишь по поводу средств достижения якобы разделяемых всеми целей; обсуждение же существа этих целей, разногласие по их поводу считается запретным [Apfelbaum, et al., 1976, р. 78]. Таким образом, если для модели "когнитивного человека" характерно стремление к бесконфликтности картины мира, то для "психо-динамического человека" столь же характерно стремление к бесконфликтности отношений с другими людьми в группе и обществе. Это убеждение вплоть до настоящего времени выступает как центральная аксиома в исследованиях влияния группы на поведение и восприятие индивида. Весь пафос этого подхода - в признании слабости и беззащитности индивида перед социальной общностью, перед общественным мнением, перед тем, "что все говорят". И если в отношении материального мира человек еще может устоять в своем мнении, то его оценка мира социального (согласно этой позиции) почти полностью зависит от других. Зависимость человека от внешнего социального окружения абсолютизирована последователями Левина, которые лишили индивида личностного мотивационного импульса, заменив его комплексом психологических реакций на реакции других. Модель психодинамического человека приблизилась тем самым к известной модели "человека-локатора" ("ориентированного на других", по Д. Рисмэну). Она не смогла поэтому достаточно адекватно Теория и методология. Способы рутсччя осчовныл чроб.чсм ... Т:) выразить мотивационный аспект. Эту функцию с соответствующих позиций выполняет неофрейдистская модель. Она, в отличие от модели Левина, оказалась тотально (и внутренне и внешне) конфликтной. "Психоэнергетический, человек" формируется в раннем детстве.  При  попытке разрешить конфликт между инстинктами и бескомпромиссной реальностью, в нем в этот период формируется эго - опосредующее звено между социальными ограничениями и инстинктом. Он находится в состоянии не только постоянного внутреннего, но и внешнего конфликта со своей группой и обществом, которые, в свою очередь, возникают как результат воспроизводства либидных связей индивида со своими родителями. Семья служит прототипом для всех последующих социальных связей, а родители - прообразом будущего лидера. Социальные институты - средство защиты человека от его собственных агрессивных, враждебных, бессознательных импульсов [Shaw, 1970, р.  239 ]. Его  поведение  детерминировано скорее генетическими и исторически предшествующими условиями, нежели актуальной ситуацией. Оно регулируется распределением психической энергии в системе личности. Теории, построенные на основе этой модели , немногочисленны и не пользуются (за исключением, быть может, теории социальной установки И. Сарнова) большим авторитетом. Для социально-психологических теорий этой ориентации характерно выделение какого-либо одного аспекта фрейдистской или неофрейдистской концепции. Так, например, Бион рассматривает группу как аналог индивида и наделяет ее поэтому собственными потребностями и мотивами {Ид), целями, механизмами их достижения (Эго) и пределами действий (Су-перэго). Она проходит на различных этапах через конфликты, связанные с особенностями развития [Op.Cit., р.  247 -254]. Эти фазы детально изучаются Беннисом и Шеппардом. Мысль о том,  что   индивид  проецирует на группу свой опыт отношений в семье, лежит в основе трехмерной теории межличностных отношений Шутца [Op.Cit., р. 255]. Согласно этой теории типы отношений людей в группе могут быть классифицированы на основе трех социальных потребностей: потребности к включению в социальную общность, потребности в контроле (жестом или словом) и потребности в положительной эмоциональной оценке (симпатии и любви). Атмосфера в группе зависит от способности и возможностей членов групп удовлетворять эти основные потребности. В целом в социальной психологии влияние идей фрейдизма и неофрейдизма невелико, несмотря на то, что сторонники этих направлений в последнее время уделяют больше внимания интерперсональ-80 Опыт CUIA:  парадигма  объяснения ным связям. Оно никогда  и   не  было особенно значительным, а в последние два десятилетия неуклонно уменьшается [McDavid J., et al., 1974, Hall etal., 1968]. Объяснение малой популярности модели "психоэнергетического" человека надо искать, видимо, не только в неопределенности терминов, трудности их операционализации, недоступности основных теоретических посылок для традиционных форм эмпирической проверки и т. п. [Shaw, 1970, р. 273]. Эта модель не смогла выполнить свою функцию, поскольку требовала возврата  к  старым, уже изжившим  себя  представлениям. Имея дело с социально-психологической реальностью, исследователи не могли не заметить недостаточности индивидуально-психологического подхода. Они были вынуждены обратиться к иным, нетрадиционным схемам при объяснении. К этому толкала логика самого объекта исследования - психического отражения системы социальных связей и отношений, социального в самом широком смысле, как процесса формирования отношения к миру, отношения, регулятивного для данной социальной общности. В этой связи хотелось бы внести коррективы в тезисы М. Ярошев-ского о том, что  1 ) "реальность, воссоздаваемая в образе, так же мало зависит от межсубъектных отношений, как и от познавательных способностей отдельного субъекта". [Ярошевский, 1974(а),  р .  415 ], и что  2 ) "исходные средства для анализа тех превращений, которые претерпевает восприятие в процессе межличностного общения, социальная психология не может почерпнуть ниоткуда, кроме общей психологии" [Op.Cit., р. 424]. Во-первых, если речь идет об объективной реальности,  то  она действительно независима, но если мы говорим о ее образе, т. е. как бы "воссозданной", субъективно опосредованной действительности, о картине мира, которой руководствуются люди, то она как раз очень зависит от межсубъектных отношений. Подтверждением этому могут служить бесчисленные примеры формирования специфического видения мира у классов, профессиональных и других социальных групп. Поэтому, во-вторых, социальная психология в общей психологии как раз и  не  может найти исходные  средства  для анализа превращений, которые проходит восприятие в процессе межличностного общения. Общеизвестны те искажения и метаморфозы, которые претерпевает объективная социальная реальность в процессе ее коллективного отражения. Поэтому если не толковать эти искажения "просветитель-ски" как заблуждения, а попытаться понять их генезис и функции, то абсолютно необходимо выйти за рамки индивидуального сознания. О том, что, замыкаясь рамками индивидуального сознания и поведения, нельзя понять социально-психологическую специфику, свиде-Теория и методология. Способы решения основных проблем ... 81 тельствуют бихевиористская и когнитивная модели. Особенно показательна последняя. Перенеся  из  гештальтпсихологии  модель   организации  восприятия социально нейтральных объектов, когнитивисты выхолостили человеческое, социальное содержание процесса восприятия социального мира и получили безжизненную схему. Подход К. Левина при всех его недостатках представляет плодотворный шаг вперед именно  потому , что предполагает анализ индивида в группе и в зависимости от группы, т. е. рассматривает его социально-психологически. Главное затруднение состоит, однако, в том, чтобы найти ту реальность, которая была бы именно социальной, а не только индивидуально-психологической. В современной американской социальной психологии были такие попытки. Одна из них, в  отличие  от всех предыдущих,  идет  от социологии к психологии. Именно в социологии сложилась модель "ролевого" человека. "Человек ролевой" - носитель, исполнитель ролей. Учится их исполнять, включаясь с момента рождения в социальную коммуникативную сеть, в процессе взаимодействия, отличающего человека от животных тем, что оно опосредовано использованием символов и предполагает их интерпретацию участниками взаимодействия. Процесс научения ролям проходит три стадии: имитации роли,  игры  в роль и ролевого исполнения. Например, на первой стадии ребенок имитирует  внешнее  поведение взрослых (например, "читает" газету, не умея читать), на второй играет в продавца, мать, почтальона и т.п.; на третьей учится смотреть на себя как на носителя ряда ролей и интернализирует так называемого генерализованного другого, представляющего совокупную точку зрения ближайшего социального окружения. В результате в человеке формируется способность посмотреть на себя со стороны, стать объектом рефлексии, руководить собой в своих действиях, которые предполагают совместные действия с другими людьми и направлены на значимые и для них (а не только для него) объекты. Общество представляет собой результат таких взаимодействий, зафиксированный в социальных институтах, основной из которых - семья, первичная социальная ячейка. Взрослый человек занимает определенные позиции внутри социальной системы, с которыми связаны определенные нормативные ожидания относительно его поведения. Сами позиции  столь  же независимы от их конкретного исполнителя, сколько и ожидания, предъявляемые к его действиям. Так же, как и все предыдущие модели, и эта состоит из основных постулатов Ч. Кули и в особенности Дж. Мида, заложившего фундамент весьма разномастной ныне ориентации, получившей название 82 Опыт С111Л: 1lff)nf)ч?.'ч( объяспсччя символического интеракционизма'. Не претендуя на сколько-нибудь подробное изложение взглядов Дж. Мида°', мы остановимся лишь на тех из них, которые имеют отношение к проблеме эволюции модели человека в социальной психологии. Вначале может показаться странным, почему возможно говорить об эволюции применительно к концепции Мида, коль скоро она была изложена более 40 лет назад. Однако если учесть, что в последующие годы символический интеракционизм как бы обрел второе дыхание, то, видимо, логично  поставить   вопрос  о причинах этого возрождения. При тщательном анализе оказывается, что Мидом были сформулированы положения, которые ныне оказались весьма актуальными. Так, например, в свое время Мид энергично, выступал против двух основных установок ортодоксальной бихевиористской доктрины - индивидуализма и антиментализма [Op.Cit., р. 294]. Сейчас необихевиори-стская модель продвинулась далеко вперед по пути признания роли опосредствующих переменных, и в этом смысле современный социальный бихевиоризм в значительной степени сливается с теми аспектами доктрины Мида, которые побудили его назвать свою концепцию также социальным бихевиоризмом. Мысль Мида о том, что анализ человеческого поведения невозможен только на основе внешне наблюдаемого поведения, что необходимо проникать в суть опосредствую-щих когнитивных процессов, была подтверждена когнитивной моделью и теорией поля К. Левина, доказавшего плодотворность исследования субъективного мира индивида, "наивной психологии". Левин же подтвердил идею Мида о том, что источником мотивации может быть групповая динамика, хотя бы и в форме нарушения внутреннего равновесия. Мид фактически первым поставил вопрос о кардинальном изменении подхода к индивидуальному сознанию, о необходимости идти к его анализу от общества. Наконец, Миду принадлежит еще одна ценная и перспективная идея - активности, мотивированной не только внешне (в духе К. Левина), но и внутренне, модель, которая может стать альтернативой неофрейдистской психоэнергетической модели. Она содержится в сложной и не вполне ясно выраженной самим Мидом конструкции, для описания которой он использует три различных термина: "самость" ("Self"); "социальное Я" ("Me"), генерализованный другой или оценка меня другими, образ меня, мой образ в сознании других и личное индивидуальное "Я" ("1"). Их взаимоотношение таково: "Self" состоит из "1" и "Me". "Me" представляет собой, как уже говорилось, инкорпорирование другого внутри индивида, организованный набор установок и определений, экспектаций или просто значений, разделяемых данной груп-Теория и методология. Способы решения осноаныл' проблем ... 83 пой. В любой данной ситуации "Me" включает генерализованного другого и зачастую какого-либо конкретного другого [Meltzer, 1972, р. 10]. "I" - это импульсивная тенденция индивида. Это начальная, спонтанная, неорганизованная сторона опыта человека. Она, таким образом, представляет собой ненаправленные тенденции поведения индивида. Каждый акт, под которым Мид понимает как наблюдаемые, так и скрытые от наблюдателя аспекты поведения, начинается в форме "1" и обычно заканчивается в форме "Me". Это объясняется тем, что "1" представляет собой начало действия, которое впоследствии попадает под регулирующий контроль определений и экспектаций других ("Me"). "1", таким образом, дает энергию действия, толчок, представляет собой некое мотивирующее начало, в то время когда "Me" придает направление этому акту. Таким образом, человеческое поведение рассматривается как постоянная серия инициаций актов со стороны "1" и обратного действия на этот акт, т. е. управление этим действием со стороны "Me". Весь акт представляет собой результирующую этого взаимодействия. У Мида мы находим по поводу отношения "1"  и  "Me" ряд очень интересных мыслей, которые еще не стали предметом внимательного анализа. Если представлять себе конструкцию "Self" механически, как это делают некоторые интерпретаторы Мида [Kuhn Т., 1962, Kuhn М., 1972], то тогда действительно трудно понять смысл введения Ми-дом компонента "1", поскольку "Self" в  его  представлении формируется как процесс интернализации генерализованного другого - "Me". В то же время Мид совершенно недвусмысленно объясняет необходимость введения элементов спонтанности, индивидуальности, сконцентрированных в "1", как необходимых для описания роли индивидуальности в более широком социальном процессе. Он говорит: "Тот факт, что все "Self" конституируются социальным процессом и представляют собой его индивидуальные отражения... ни в коей мере не может считаться несопоставимым или противоречащим тому факту, что каждое индивидуальное "1" имеет свою собственную особую индивидуальность, свою собственную уникальную структуру" [The social psychology of G. H. Mead/ Ed. by A. Strauss, - 1956, p. 229-230]. Поскольку каждое индивидуальное "1" в рамках этого процесса отражает его в своей организационной структуре в целом со своей особой уникальной точки зрения, оно тем самым представляет собой неповторимый аспект и перспективу всей социальной структуры, которая отражается в организации любого индивидуального "1", находящегося внутри этого процесса. Это напоминает каждую монаду в универсуме Г. Лей-84 Опыт США: парадигма объяснения бница, которая отражает этот универсум со своей точки зрения и таким образом отражает  особый  аспект или перспективу этого универсума. "1", будучи спонтанным проявлением, представляет основу для новой творческой деятельности. "Me", выполняя регулирующую функцию, направляет индивида в сторону конформного и организованного действия. Таким образом, при действии этих обоих аспектов мы имеем налицо, с одной стороны, социальный контроль, а с другой - возможность инновации [Symbolic interaction/ Ed. by J. Manis, et al., 1975, p. 148]. Из этой картины следует, что индивид, получая в результате своего воспитания в процессе символического взаимодействия возможность посмотреть на себя со стороны, способен автономно направлять и контролировать свое поведение. Вместо того чтобы быть подчиненным всем тем влияниям и импульсам, которые он испытывает на себе и которые поступают из внешней среды, он может стать активным агентом инициируемого лично им действия. Таким образом, "1", которое отдельные интерпретаторы Мида [Meltzer et al., 1972, р. 21] понимают как избыточный, ненужный элемент, действительно является таковым, но совершенно в другом смысле, а именно в том, что он представляет собой потенцию, абсолютно необходимую для развития общества, для критического отношения к тому, что Мид называет "Me", - устоявшейся принятой системе взглядов. Отметим при этом, что "1", по Миду, - компонент не только врожденный, но и сформированный в процессе общения. Это тоже отражение действительности, но действительности реальной, актуальной, а не той, которая уже стала достоянием истории и зафиксировалась в различного рода знаковых формах, общепринятых стандартах и образцах. Таким образом, диалог между "1" и "Me" есть не что иное, как поиск нового решения старых проблем. Собственно, в анализе функции этого компонента и надо искать ответ на вопрос, "для чего нужна психика  обществу ?" Если этот компонент снять, то человек может вполне обойтись и без психики, поскольку в этом случае ему не остается ничего иного, кроме как быть "носителем ролей", ролевым человеком. После смерти Мида развитие его идей пошло по двум направлениям, которые обычно называют гуманистическим и сайентистским. Первое представлено так называемой Чикагской школой Блумера, второе, известное как Айовская школа символического интеракционизма, вдохновлялось идеями М. Куна.  Несмотря  на то, что обе школы разрабатывают одну и ту же концепцию, их позиции по целому ряду вопросов зачастую диаметрально противоположны. Основное разногласие между ними касается методов исследования и верификации гипотез и идей Мида. Расхождение в области методологии или, Теория и методология. Способы решения основных проблем ... 85  точнее  говоря, в области методов исследования связаны с оценкой относительных достоинств феноменологического и операционального подходов, а также понятий и терминов, которые должны использоваться при анализе поведения. Основная идея Блумера, который продолжает традиции Мида, состоит в том, что социальная наука по своим методам должна отличаться от точных наук. Отсюда следует вывод о том, что основой для методологии изучения поведения человека должен быть принцип "проникновения в опыт действующего (и, добавим, наблюдаемого. - П. Ш.) человека" [Blumer, 1939]. По мнению Блумера, исследователь человеческого поведения должен увидеть этот мир так, как видит его испытуемый, поскольку поведение последнего определяется его собственной интерпретацией действительности. Проникнуть в эту интерпретацию невозможно без интуитивного понимающего подхода [Symbolic interaction/ Ed. by J. Manis, et al., 1975, p. 46]. По мнению Блумера, именно этот интуитивный подход может дать гораздо больше, чем принцип соблюдения правил объективной или межисследо-вательской верификации. Кун, напротив, в своей последней статье характеризует как самое значительное достижение своей школы демонстрацию того, что "основные идеи символического интеракционизма могут быть операционализованы и успешно применены в эмпирическом исследовании" [Kuhn, 1972, р. 47]. Поэтому основным материалом в школе Блумера являются отчеты испытуемых о причинах своего поведения, а также разработка различных способов интерпретации этих отчетов. В Айовской же школе основным инструментом исследования является разработанный Таке-ром тест "20 суждений" (он также называется тестом "Кто я такой?"). В то время как Блумер стремится выявить ту часть "Я", которую Мид называл "1", инноваторское спонтанное индивидуалистическое начало, Кун ради  эффективности  своего метода стирает это различие и по существу изучает не что иное, как установки, аттитюды человека относительно самого себя. Это позволяет ему операционализиро-вать некоторые концепты Мида, построить технику эмпирического исследования (в настоящее время таких исследований проведено около 100) и тем самым "приобщиться" к той части социальной психологии, которая имеет наибольший авторитет в США. Для Куна компонент "1" по существу исчезает и остается только "Me", т. е. совокупность ролей, позиций, усвоенных индивидом. Фактически он тем самым переворачивает концепцию Мида, ибо  склонен  рассматривать человека не как инициатора своего поведения, а как пассивный объект социального воздействия. В результате, как говорят Мельцер и Пет-рас, "в то время как у Блумера представление о человеке диктует ме-86 Опыт США: парадигма объяснения тодологию, у Куна методология диктует образ человека", [Meltzer, et а1., 1972, р. 47]. Одна из идей Мида положила начало новому направлению социальной науки, получившему название этнометодологии. Этот термин был предложен Г. Гарфинкелем. Исследователи, работающие в этой области, изучают способы объяснения людьми своих повседневных действий, поступков в обыденной жизни, иными словами, способы интерпретации действительности, которые опосредуют их действия [Garfinkel, 1972, р. 357]. Это направление имеет самый непосредственный выход в проблематику феноменологии, поскольку этнометодолог стремится раскрыть "методы", которые люди используют в своей повседневной жизни при "конструкции социальной реальности", формировании представлений о действительности [Op.Cit., р. 358]. Собственно, центральная идея, которой вдохновляется этнометодология, состоит  в  том, чтобы выявить "способ, каким люди понимают, что происходит у других людей в голове" [Op.Cit., р. 359]. Не имея возможности подробно останавливаться на анализе этого весьма интересного и, на наш взгляд, перспективного направления, отметим лишь, что развитие идей символического интеракционизма так или иначе подтверждает мысль о необходимости исследовать закономерности формирования у людей представлений об окружающей их действительности, иными словами, о необходимости исследования регулятивного аспекта психики, той картины мира, которой руководствуется человек. В настоящее время в ситуации теоретического кризиса идеи Мида привлекают пристальное внимание как возможный вариант синтетической модели. Отметим при этом попытки сопоставления концепции Мида с марксистской концепцией человека. Их сходство усматривается в следующих пунктах. Во-первых, в том, что у Маркса и у Мида "Я", или человек, предстает не как набор неизменных свойств или характеристик, а как результирующая социальных отношений; во-вторых, в том, что у Маркса и у Мида сознание тесно связано с языком, т. е. семиотической, символической системой, и главным образом с тем, что Маркс называл "практическим разумом", языком, вплетенным в повседневную деятельность [Israel, 1972, р. 123]; в- третьих, в том, что человек у Маркса и у Мида не только объект, но и субъект действия. Действительно, между концепциями Маркса и Мида в упомянутых пунктах существует определенное и весьма существенное сходство. Принципиальная разница между ними состоит,  однако , в том, что Мид, как неоднократно уже отмечали марксистские исследователи, понимает общество как систему взаимодействия на уровне символов, практи-Теория ii методология. Способы р"чч"'чия оспониыл' чроб.чсм ... Ю чески не прослеживая ее связи с реальной действительностью, с тем, что в марксистской теории общества понимается как базис общества. В результате сущность деятельности человека, определяющей любое символообразование, равно как и самих символов, не раскрывается. В итоге не остается другой альтернативы, кроме поиска причины поведения людей в индивидуальных способах интерпретации этой символической действительности. Вместе с тем необходимо признать также значимость этой субъективной интерпретации, ибо независимо от ее адекватности она тем не. менее регулирует поведение людей, и в этой связи необходимо привлечь внимание социальных психологов к этой еще, к сожалению, мало изученной проблеме коллективного создания общезначимого субъективного образа объективной реальности. Есть принципиальная разница во взглядах Маркса и Мида и в их трактовке сущности человека как совокупности общественных отношений. Она состоит главным образом в том, что Маркс понимал общественные отношения значительно шире, нежели социальные отношения в смысле связей человека с другими людьми. У Маркса это не только наличные контакты и взаимодействия, но и фиксированные в социальных институтах формы и способы связи с действительностью. У Мида же "Self" можно рассматривать как отношения между индивидом - объектом действий других, в особенности "значимых других", и его окружением и одновременно как отношения между индивидом и его собственными действиями, направленными на то же социальное окружение [Op.Cit., р. 125]. Иными словами,  у  Мида речь идет о конкретном человеке и его главным образом межличностных отношениях, которые рассматриваются на уровне "человеческих отношений", симпатии, антипатии и т.п., не вплетенных к конкретную деятельность, т. е. у Мида акцент смещен на социально-психологические аспекты социального взаимодействия. Допустима ли такая трактовка человека? Нам представляется, что на этот вопрос можно ответить утвердительно, если включить модель Мида в более широкий контекст отношений, предлагаемый марксистской концепцией. Для социальной психологии отношения конкретного человека с другими конкретными людьми действительно составляют ядро всей проблематики. Таким образом, сопоставление идей Маркса и Мида в этом плане не лишено смысла. Наибольшее сходство обнаруживается в трактовке человека как активного деятельного субъекта, способного к целенаправленному изменению действительности. У Маркса представление об активности человека развивается вплоть до мысли о том, что индивид и  общество  "воспитывают" друг друга при всей их несоизмеримости. У Мида ин-88 Опыт CILIA: парадигма объяснения дивид хотя и усваивает (особенно в детстве) роли, задаваемые ему обществом, но усваивает все-таки сам. Кроме того, впоследствии его индивидуальность, сосредоточенная в "1", позволяет ему выступить в качестве активного субъекта социального действия, внести изменения в свою жизнь и жизнь окружающих людей. Однако, по глубокому замечанию К. А. Абульхановой, "проблема (общественного способа существования индивида) не может быть решена ни в том случае, когда принимается во внимание только активность индивида (его деятельная сущность в широком смысле слова), способность изменять наличные обстоятельства ситуации, людей, создавать предметы и т. д., ни в том случае, когда за основу берется объективное только как не зависящая от субъекта логика жизнедеятельности даже во всей совокупности ее существенных определений. Основание для вычленения специфики психической деятельности индивида в качестве субъекта связано с поставленным К. Марксом вопросом: каким образом обстоятельства изменяют людей и вместе с тем люди изменяют эти обстоятельства. Сущность психического связана с тем, что психика оказывается средством или способом, "органом", который опосредствует этот процесс взаимодействия индивида со всеми "обстоятельствами" его жизнедеятельности, включая в них и людей, и события, и всю человеческую культуру в целом. Она опосредствует этот процесс  и  в том смысле, что от нее зависит, как изменится или останется неизменным индивид под воздействием этих обстоятельств" [Абульханова, 1973, р. 134]. Кардинальной важности проблема состоит в том, чтобы раскрыть суть этого процесса опосредствования, т. е. показать, как именно психика опосредует взаимодействие индивида и общества. Вся трудность решения этого вопроса в том, чтобы определить ту сферу, в которой происходит опосредствование. Она должна быть одновременно социальной, т. е. включать других людей и, следовательно, быть шире индивидуального сознания, и психологической, т. е. не выходить за пределы индивида, чтобы оставаться локализованной в его психике. Эта задача напоминает отчасти проблему внутренне-внешней мотивации, которую решал Левин. Мид сделал шаг вперед по сравнению с Левиным, введя в свою схему понятие символического взаимодействия, факторы языка и общения, но остановился перед решением существа проблемы, замкнув искомую нами сферу пределами "Я". Он попытался представить "Я" как постоянный диалог общественного "Я" (Me) с "Я" индивидуальным ("1"), в котором рождаются проекты социальных изменений, но сохранил дихотомию индивид - общество. Символическое взаимодействие стало у него самодовлеющим. Из него выпал предметный мир и остались только межличностные отно- 89  шения по поводу их же самих. Фактически Мид ограничивается сферой субъект-субъектных отношений, тогда как задача заключается в нахождении места психики в отношении субъект-объектном. Эта задача была решена Марксом, который задолго до Мида анализировал социальную систему  как  систему, функционирующую благодаря действиям людей, наделенных психикой и сознанием, но он рассматривал сознание под особым углом зрения. Суть переворота, произведенного Марксом в понимании механизмов сознания, состоит в том, что в качестве опосредующего звена в отношении "субъект-объект" он ввел систему объективных социальных связей и отношений. В результате действия этой системы, как показал на примере анализа товарного фетишизма Маркс, в обществе возникают "объективные мыслительные формы", говорящее и записанное в этих формах общественное сознание (смыслы, предметные значения, символика), формы, в которых субъект фиксирует и переживает свой социальный опыт, далеко не всегда проникая в его реальные механизмы и генезис. Маркс называл эти формы "превращенными" и показал, как они порождаются системой материальных социальных отношений, выполняя роль средства самореализации и самодвижения в деятельности индивидов [Мамардашвили М.К., 1968].