ЭРОС И ПОЛ 3

100894 Просмотра

ЭРОС И ПОЛ
( 7 | 6 | 5 | 4 | 3 | 2 | 1 )

2. ВЕРХОВНАЯ ЦЕННОСТЬ

Мужчина в этом мире спасается творчеством иных, более частных ценностей, ценностей художественных и интеллектуальных, которые принято объединять в обширную сферу сублимации. Сублимация же означает видоизменение и «возвышение» (в дальнейшем станет ясно, почему мы берём в кавычки «возвышение») половой энергии в иные, неполовые сферы деятельности. Женщине трудней этим спастись. Весьма редки, даже исключительны женщины, способные к мощной сублимации в традиционном понимании этого слова. Женщина больше осталась жрицей ценности половой любви, между тем как Богом, на наш взгляд, оба пола были предназначены к сотворению этой ценности (мы верим, что так было в райском бытии первых людей, хотя это не исключало для обоих способности к творчеству ценностей более частных!). Мы исходим из непоколебимой веры в то, что Замысел Божий есть Замысел о Любви. И поскольку человек есть существо половое, мы должны с необходимостью и одновременно с радостью признать, что половая любовь есть ВЕРХОВНАЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ЦЕННОСТЬ, то есть высшая возможная для человека форма Эроса, ибо только в половой любви, – в эротическом влечении цельного пола к цельному полу, – осуществляется Любовь целостного человека к целостному человеку. Такая целостная любовь человека к человеку одновременно есть хотя и не единственное, но наиболее сильное выражение Любви человека к Богу, Творцу человеков, вечному Соприсутствующему в каждом человеческом существе. Бог – мы твёрдо верим в это – сотворил людей не для того, чтобы они безоглядно любили Одного Его, не видя и не желая замечать ничего вокруг, а чтобы они любили друг друга и через взаимную эту Любовь исповедовали Любовь к Богу, Образ и Подобие Которого несёт на себе и в себе каждый из Его детей. Итак, повторяем – половая любовь, Любовь целостного человека к целостному человеку, есть высшая доступная человеку форма Эроса, высший взлёт человеческого духа. Не зря первородный грех есть грех именно в сфере половой любви. Соблазняя первых людей, сатана стремился потрясти сами основы тварного бытия, повредить всю духовно-душевно-телесную иерархию воплощённого Божия Замысла. Умыслом сатаны было обесценить высшую человеческую ценность. Поэтому он метил в половую любовь, стремился разбить её целодуховность, её целосущностность. Ведь тварь, впавшая в греховное состояние, распавшаяся на дух и плоть, познавшая танатический диктат эго, уже не может в полной мере осуществлять целосущностную половую любовь, в ней ослабевает (если вообще сохраняется!) эротическая воля творить безущербную Любовь целостного человека к целостному человеку, а значит помрачается и Любовь к Творцу. Грехопадение произошло, но умысел сатаны удался не вполне. Эго ворвалось в мир, положив между всем и вся себялюбивую вражду и отчуждение, но Дух Эроса не окончательно отлетел от мира, он оказался сильнее и продолжает предъявлять человеку своё властное требование восстановить распавшуюся целосущностность. В людях выжила, (хотя и не в равной мере: в женщине больше, в мужчине меньше) духовно-эротическая воля и способность к сотворению верховной ценности половой любви. И поскольку женщина в большей мере носительница духа половой любви, всё, что касается этой Любви имеет для неё куда большее значение чем для мужчины. Поэтому женщина и сопротивляется телесной близости дольше, упрямствует, уходит от соития. Такие проявления часто путают с кокетством, хотя кокетство – это совсем другое, это гримаса падшести. Кокетство есть холодная игра разврата, распаляющая именно сексуальность. Сдержанность же женщины в половой любви есть выражение жгучей духовной проблемы. Пушкин очень точно выразил это:

«Кокетка судит хладнокровно,
Татьяна любит не шутя
И предаётся безусловно
Любви, как милое дитя...»

Женщина, которая любит, не играет чувствами мужчины. Любовь порой даже подвигает её, в нарушение традиционной половой этики, первой сделать это важнейшее экзистенциальное признание, но она может оттягивать сокровенное телесное соитие, потому что ищет убедиться в душевно-духовной или хоть просто душевной ангажированности мужчины. В женском упрямстве ещё принято видеть животную расчётливость самки – проверку самца на устойчивость интереса, то есть на готовность к зачатию и на согласие сделаться слугой самки и её детей за цену телесного удовлетворения. Это вполне материалистический, то есть совершенно бессущностный взгляд, хотя он и выражает некоторые поверхностные особенности половой психологии. В действительности же положение женщины куда сложней, проблема куда глубже, ибо это проблема духа, а не плоти, это жгучий вопрос о сущности, о целостной человечности. Смысл полового акта, – соитие целосущностное, духовно-душевно-телесное, – значит для женщины гораздо больше, чем для мужчины, и значение это укоренено не в низине бессущностной материи, а в сущностных высотах человеческого самоощущения, в осознанном или интуитивном требовании реализовать вечный, а не временный смысл, в стремлении к духовно-творческой состоятельности, которая возможна только в духе Любви. Ведь животная функция отправляется вполне полноценно и без целосущностного слияния. Дети, увы! зачинаются и рождаются даже от бесчеловечного изнасилования*****. Острота духовной проблемы половой любви для женщины с потрясающей силой схвачена у Василия Розанова: «И не было бы любви, целомудрия, брака, «материнство» и «дитя» не были бы самоизлучающимися явлениями – если бы пол был функцией или органом, всегда и непременно в таком случае безразличным к сфере своей деятельности, всегда «хладным», «невыбирающим». От этого насильственное нарушение целомудрия, т. е. именно отношение к полу, как к органу, – так потрясает, внушает ужас и невыразимую жалость к потерпевшей, а сама она часто мучительно ищет смерти, как будто прервалось, разрушено трансцендентное основание бытия её. Тут вовсе не «обида» только – о, нет! Но «разрушение» человека» [25, с.165]. Требование целостности половой любви есть великое духовно-творческое требование женщины, её специфическая форма трансцензуса. Неспособность мужчины целосущностно любить полом, – а нам думается, что мужчина, за редкими исключениями, не способен к целосущностной половой любви, не знает подлинного её смысла, – есть тяжелый недостаток, и этот недостаток – величайшее несчастье для женщины. Она неизмеримо больше чем мужчина зависит от половой любви. Зависит не инстинктом самки, а душой, всей своей человеческой судьбой. Рядом с женщиной всегда бродит тихий ужас душевной нераскрытости, духовно-творческой несостоятельности, сосущее подозрение, что она рискует оказаться незаполненной вечным духовным смыслом Любви, что её участь – быть и остаться только плотью, только «органом» и «функцией», временным объектом дробного сексуального требования и предметом бессущностного сексуального акта.

3. ДУХОВНОСТЬ ПОЛОВОЙ ЛЮБВИ

Бердяев говорит, что женщина больше природа, мужчина – больше дух. Но нам думается, что его наблюдение о большей близости женщины к природе основывается на её большей телесной сенсибильности, на большем богатстве, глубине и интенсивности её телесных ощущений и связанных с ними душевных переживаний. Однако, сама эта глубина и интенсивность уже не природны. Природа имеет границы чувствительности, определяемые восприимчивостью нервной системы. Бòльшая глубина, а равно и большая тонкость переживаний достигается лишь душевно-духовно, острота ощущений, даже ощущений телесных, усиливается не за счёт напряжений плоти, а за счёт духовных накалов. Любовь же – всегда и только от Духа, в том числе и половая любовь. Неправильно думать, что половая любовь зарождается в плотском естестве, а потом захватывает душу и дух. Это взгляд зоологический. Наоборот, Любовь сотворяется в духе и захватывает телесное естество человека. Любовь всегда нисходит в низину плоти от вершин духа и касанием своим возвышает плоть, давая ей в том числе и новое более высокое качество ощущений. Мы глубоко убеждены в этом. Но в падшем мире властвует не дух, а порождённое плотью эго, поскольку и сам мир отпал в низину бессущностной плоти от сущностных вершин духа. Душа мира и прежде всего душа человеческая – заложница зоологии падшести. Голос эго, голос плоти всегда звучит в падшем человеке во-первых и звучит так оглушающе громко, что собственного душевного молчания, – а ведь душа человека молчит, пока её не коснулся дух Эроса, – он уже не слышит. Именно эго побуждает анонимное, то есть долюбовное и потому бездуховное сексуальное влечение, именно эго закрепляет его в качестве фиксации, провоцирует принимать и выдавать его за Любовь. Половая любовь может подтвердить оправданность сексуального влечения, но половая любовь не возникает из сексуального влечения. Страшное поругание Божия Замысла о Любви заключается в том, что любовь в падшем мире вторична и проблематична, само её существование часто подвергается сомнению. Первично же и безусловно-рефлекторно в мире всегда желание эго, оно не вызывает сомнений. Для падшего человека зоологические рефлексы эго убедительнее свободы духа. Западный рационализм на своих языках довёл до логического предела краткости и ясности формулу добивающейся удовлетворения бездуховной сексуальности, повсеместно принимаемой и выдаваемой за Любовь: "fare l'amore”, "make love”, "Liebe machen”. Все эти выражения, и итальянское, и английское, и немецкое означают буквально «делать любовь», не творить: "creare”, "create”, "schaffen”, а именно делать: "fare”, "make”, "machen”, – как делается материальный предмет или как отправляется (делается) любая сугубо физическая натуральная потребность (действие). В русском нормативном языке долго не было такого лобового словесного адеквата бездуховной сексуальности, по-русски всё-таки говорили любить, даже когда подразумевали вполне зоологический сексуальный акт. Материальное отправление телесного соития имело лишь ненормативное, площадное наименование. России, издревле имевшей жуткую, мало с чем сравнимую по без-образию ненормативную лексику, тем не менее (а, может, именно благодаря этому?), не сразу удалось спокойно рационализировать то, что легко и давно уже рационализировала западная ментальность. Однако ныне это относительное языковое целомудрие «успешно преодолено». Теперь и по-русски вместо любить, а точнее, вместо того, чтобы употребить площадное определение телесного соития, как материального отправления, говорят – «заниматься любовью». Сегодня бездуховная сексуальность повсеместно рационализирована и принята даже в словесный обиход в качестве Любви. Это проблема общемировая. Миллиарды вспыхивающих сексуальных влечений и отправляемых сексуальных актов, как хаотические удары молний корчат тела и потрясают психику миллиардов людей, но остаются анонимными, бессущностными, так и не переходят в Любовь, не преодолевают бездуховность эго-истической сексуальности, а лишь закрепляют эту сексуальность в недолжном, неподобающем ей качестве «любви». В этих влечениях и актах нет ничего от творящего духа Эроса, они анонимны, не имеют духовного Лица и не открывают духовное Лицо, в них торжествует эго, духовное «я» в них не раскрывается и не соединяется с духовным «ты», не сотворяет своего другого. Эти бесчисленные влечения и акты направлены жалом эго на сугубую плоть, а нередко даже на отдельные возбуждающие сексуальное притяжение части плоти, у каждого пола свои, в зависимости от развитости сексуального воображения. Такая анонимность телесных влечений и телесных актов есть похоть пола, узаконенная в качестве «любви», хотя ни влечением, ни актом соития она не имеет до Любви никакого касательства. Анонимное сексуальное влечение, то есть похоть, может возникать и в женщине и в мужчине, но женщина по подсказке духовно-эротической интуиции чаще стремится погасить в себе это эго-истическое побуждение, а мужчина чаще распаляет его и стремится «реализовать». Непопущенное анонимное сексуальное побуждение есть обузданная похоть. Обузданная же похоть есть либо эго, подавляемое законами и прописной моралью человеческих общежитий, и тогда оно сущностно не побеждено, постоянно грозит вырваться наружу, либо эго, смиряемое творческим актом оригинальной совести человека, и тогда оно сущностно побеждается. Мужчина, т. ск. «специалист» по части эго-истических побуждений, по части похоти, но он не «специалист» по части творчества половой любви. Проблема угасания влечения есть главным образом проблема мужчины. Влечение его значительно чаще носит анонимный, поверхностно сексуальный, а не личностный, целосущностно половой характер, и потому он бесконечно озабочен заменой одного влечения другим, одной женщины – другой, а «остепеняется» как правило не потому, что возвысился до целосущностного избрания, не потому, что сотворил в себе духовную ценность половой любви, а потому, что ему начала изменять его плотская сексуальная сила. Эго мужчины не ладит с его оригинальной совестью, и потому в половой любви он не имеет решающего голоса, не имеет к ней призвания. Половая любовь – призвание женщины. Только женщина и знает в подлинной глубине и значимости, что такое половая любовь. Мужчина нередко бывает сексуально талантлив, он может искренне сходить с ума и даже помешаться от беснующейся сексуальности, от «бесстыдного бешенства желаний» (Пушкин), может сделаться на почве разжигаемой похоти рабом женщины, но лишь крайне редко он может быть гениален в половой любви. Женщина же не просто может, она призвана к этого рода гениальности. Падшая плоть человека не сотворяет Любви, падшая плоть порождает лишь анонимное сексуальное влечение, лишь похоть пола, ищущую выхода и разрядки по команде бессущностной материи, которая слепо стремится к самовоспроизводству. Похоть не знает творческой свободы, она всегда обусловлена, взнуздана рефлексами. Сугубая плоть не знает, что такое Любовь, ибо Любовь есть творящая сила Эроса, свободная воля к восуществлению в тварности вечного духовного смысла, нетленной Логосной сущности. В половой любви такой Логосной сущностью становится свой другой, и половая любовь всем духом своим стремится восуществить своего другого, как нетленную тварность, как вечный духовный смысл. Падшая же плоть и её похоть бессущностны, оторваны от духа, не-бытийны, им совершенно чуждо и даже непонятно требование восуществления на вечность. Любовь совершается как духовно-творческий акт, как становление бытия, и насыщает себя отдавая, давая бытию. Плоть же насыщается крадя или отнимая, но всегда беря у бытия, множа не-бытие. Падшая плоть не знает творческих актов, только эго-истические инстинкты, и потому, эксплуатируя их, производит ничтоженье. «Плотская любовь» есть не более чем бессмысленный трюизм. «Плотской любви» не бывает, от сугубой плоти происходит овуляция, эякуляция, зачатие, прилив крови к гениталиям, срабатывание желёз внутренней секреции, рождение, вскармливание – что угодно, но всегда бессмысленно-инстинктивное, плотски-слепое, никогда не духовное, всегда по распорядку материального закона, закрепляющего в тлене, во времени-к-смерти, никогда не в духовной свободе, выводящей из времени в вечность. Плоть знает оргазм, но она не способна к кайросу. Любовь же, как движение в человеке духа Эроса, творит вдохновение, восхищение, трепетное тепло, сердечную склонность и душевную привязанность, а в высших своих накалах достигает кайросов. Любовь знает и оргазмы плотских соитий, но она способна достигать кайроса и без оргазма и даже вообще без плотского соития.

4. СИЛА И СЛАБОСТЬ
(проблема общения)

Акт телесного соития полов, который принято называть половым актом, есть сокровенная часть половой любви, но половая любовь неизмеримо больше, глубже телесного соития. Половая любовь не реализуется в телесном соитии, а реализует его, одухотворяет соединяющиеся тела. Духом Эроса – Любовью – творится плоть едина. Не телесное соитие есть смысл половой любви, а половая любовь есть смысл телесного соития. Само по себе соитие, как механическое материальное взаимодействие, есть акт не половой, но сексуальный. Сексуальный же акт, как таковой, возможен и без половой любви. Грехопадение сделало его автономным и плотски возможным, но бездуховным, лишенным сущности, не-бытийным. Бердяев с потрясающим, даже пугающим радикализмом говорит: «Сексуальный акт разъединяет. На дне его лежит отвращение и убийство» [1, с. 249]. Взгляд такой степени радикальности не может даже быть объясняем. Он может и должен быть воспринят каждым в меру его духовной зрелости. Для нас очевидно одно – исключительная сосредоточенность на сексуальном акте есть признак духовного убожества, абсолютного непонимания половой любви, незнания, что такое целосущностное единение полов. Половая любовь содержит в себе и соединяет всё то, что один пол может раскрыть и полюбить в другом поле, всё то, чем и за что женщина может любить мужчину, чем и за что мужчина может любить женщину. Вся жизнь двоих, избравших друг друга Любовью, есть жизнь половая – цепь половых актов, духовных, душевных и телесных, сущностно соединяющих два пола, творящих новую двуединую сущность. Соединение есть общение. Когда мы говорим общение, мы имеем в виду не те многообразные и поверхностные, сугубо функциональные и совершенно бессущностные в своём формализме взаимодействия и коммуникативные со-общения, которыми соединены люди обоих полов в нуждах обыденности. Общение есть глубокое сущностное взаимопроникновение и взаимообогащение личностей, раскрытие духовного «я» в духовное «ты», дание каждым чего-то нового бытию своего другого. Только это и есть общение. Половая любовь восуществляется во всяком роде общения, и прежде всего в его иерархически высших душевных и духовных формах, (то есть там, где больше человечности и меньше падшести!) ибо на всех уровнях общения мужчина и женщина сохраняют свою половую природу. В телесном соитии полов совершается наиболее грубо-вещественная форма общения, поскольку этот род общения, даже будучи полноценно половым, базируется на плоти. Поэтому легче всего форму псевдообщения может принимать именно сексуальный акт, плотское взаимодействие без Любви и следовательно без истинного соединения, без общения. Любовь не требует зачатия, она предполагает его как благой плод целосущностного соединения двух в одно. Требует же и настаивает на зачатии бессущностная природа сугубой плоти, дающая человеку в качестве приманки тот самый оргазм, который должен был бы достигаться теургически, в данном случае через целостный духовно-эротический акт соединения полов. Но по падшести человеческой оргазм оказался легко достижим через бессущностное механическое взаимодействие сугубой плоти, через эго-истически односторонний сексуальный акт (акт, в котором каждый ищет удовлетворения для себя), не имеющий ничего от духа и не дающий подлинного со-единения полов, сущностно не раскрывающий «я» в «ты». Более высокие, душевные формы полового общения, – мужчина и женщина и здесь продолжают оставаться мужчиной и женщиной и соединяются как таковые, – уже очень затруднены без Любви, они быстро исчерпывают себя, ибо без склонности душ друг к другу между ними не возникает общности, нет единого поля общения. Высочайший же род общения, общение духовное, которое в половой любви тоже есть соединение мужчины и женщины, как существ половых с присущей им половой спецификой, возможно только и исключительно в духе Любви, только в могучей духовно-эротической ауре, которая и осеняет высшую интимность, наибольшую близость, самое глубокое взаимное проникновение и взаимную чувствительность полов. Высшая интимность половой любви достигается не в телесном соитии, а в половых актах высшего, нетелесного общения. То, что истинные браки заключаются на небесах, и означает, что половая любовь бывает только духовной. Всякая Любовь питается Духом Божиим, в том числе и любовь половая. От Духа Божия спосылается человеку внутренняя способность и внутренняя готовность совершить сердечное избрание и из этого избрания сотворить свою целостную половую любовь. Но в падшем мире дух и плоть разорваны, поэтому процесс возникновения полового влечения и половой любви двойствен, как и процесс возникновения человека. Человек рождается во плоти, а душа его, то есть собственно его чело-вечность, творится в духе. Так и сексуальное влечение имеет зарождение плотское, а половая любовь всегда духовно сотворяется. Однако душу человеку даёт Бог. Бог есть абсолютный Гарант присутствия души в любом человеке. Любовь же творит сам человек, творит её душевно и плотски волею дарованного ему эротического духа, силою дух-новения Божия. Поэтому от человека зависит, совершится ли целосущностное избрание, сотворится ли половая любовь, или его телесные связи будут и останутся цепью дробных анонимных влечений и бессущностных сексуальных актов. Человек должен быть, но отнюдь не всегда есть тварный гарант половой любви. Женщина поставлена перед половой любовью, как перед ценностью, которую она желает и может сотворить, как перед духовно-творческой вершиной, которую она должна покорить. Для мужчины эта вершина менее желанна и доступна, потому что ему чаще всего мало понятна сама ценностная вершинность половой любви. Вновь напомним себе: 1.Дух Божий, Дух Святой, есть Эрос – творящий Дух Любви. 2.Замысел Божий о Творении и человеке есть Замысел о Любви. Как ни оберни – Любовь есть верховная ценность. Всякое восуществление Любви (насколько падшему человеку дано её восуществлять!) и прежде всего восуществлённая половая любовь есть каждый раз конкретно-духовно реализуемый человеком Замысел Божий. В анонимном сексуальном влечении полов, в акте телесного соития, даже в зачатии и рождении – во всём этом и мужчина и женщина ещё могут быть природой, голой стихией не-бытия, детерминированной слепыми законами бессущностной материи, но!.. но в половой любви и тот и другая есть уже свободный творческий дух, возвращающий бытийность падшей природе. И дух мужчины в половой любви оказывается слабее, чем дух женщины. Женщина настолько же сильней и активней мужчины в творчестве духовной ценности половой любви, насколько мужчина сильней и активней женщины в творчестве иных, более понятных ему и потому более желанных для него духовных ценностей, ценностей художественных и интеллектуальных. И хотя именно мужчина чаще всего выступает активным началом в сближении с женщиной, да даже и в самòм телесном соитии, но в целосущностном половом акте как духовном акте сотворения ценности половой любви он, за редчайшими исключениями, может скорее участвовать, чем лидировать, не творить, а скорее со-творять, то есть посильно духовно-творчески отвечать на более сильное и более активное духовно-эротическое движение женщины. Есть поговорка: «Большая любовь порождает в мужчине робость, а в женщине смелость». Смелость женщины – это манифестация могучего духовного призвания к сотворению ценности половой любви, готовность трансцендировать, преступить границы обыденной половой психологии, отдать себя всю ради этой ценности. Робость мужчины – это страх перед глубиной и мощью женского полового духа, ощущение своей неадекватности, неспособности к целосущностному отклику на призвание женщины. В робости мужчины перед большой любовью дрожит слабость его полового духа. Мужчине почти никогда не бывает нужно от женщины так много, как она дарит и готова дарить, – он вполне может удовольствоваться меньшим. При всей безумной страстности домогательств внутренне мужчина чаще всего не собирается отдать себя целиком ценности половой любви. В глубине души мужчина почти всегда чувствует, что не в силах целоличностно ответить на целоличностное духовное требование женщины. Вот оно – это гениальное и гениально выраженное требование женщины, требование, вырывающееся в отчаянный вопрос (М. Цветаева):

Вчера еще в глаза глядел,
А нынче - все косится в сторону!
Вчера еще до птиц сидел, -
Все жаворонки нынче - вороны!

Я глупая, а ты умен,
Живой, а я остолбенелая.
О вопль женщин всех времен:
"Мой милый, что тебе я сделала?!"

И слезы ей - вода, и кровь -
Вода, - в крови, в слезах умылася!
Не мать, а мачеха - Любовь:
Не ждите ни суда, ни милости.

Увозят милых корабли,
Уводит их дорога белая...
И стон стоит вдоль всей земли:
"Мой милый, что тебе я сделала?"

Вчера еще в ногах лежал!
Равнял с Китайскою державою!
Враз обе рученьки разжал, -
Жизнь выпала - копейкой ржавою!

Детоубийцей на суду
Стою - немилая, несмелая.
Я и в аду тебе скажу:
"Мой милый, что тебе я сделала?"

Спрошу я стул, спрошу кровать:
"За что, за что терплю и бедствую?"
"Отцеловал - колесовать:
Другую целовать", - отвествуют.

Жить приучил в самом огне,
Сам бросил - в степь заледенелую!
Вот, что ты, милый, сделал мне!
Мой милый, что тебе - я сделала?

Все ведаю - не прекословь!
Вновь зрячая - уж не любовница!
Где отступается Любовь,
Там подступает Смерть-садовница.

Само - что дерево трясти! -
В срок яблоко спадает спелое...
- За все, за все меня прости,
Мой милый, - что тебе я сделала!

Если сбросить с себя на мгновение коросту обыденности, которая незаметно и неуклонно разменивает на мелочь бессмыслицы все наши слова, если вслушаться сердцем в эти строки Цветаевой, то их станет вообще невозможно читать.

А вот смущенный, но прямой и правдивый ответ мужчины (Б. Пастернак):

Я кончился, а ты жива.
И ветер, жалуясь и плача,
Раскачивает лес и дачу.
Не каждую сосну отдельно,
А полностью все дерева
Со всею далью беспредельной,
Как парусников кузова
На глади бухты корабельной.
И это не из удальства
Или из ярости бесцельной,
А чтоб в тоске найти слова
Тебе для песни колыбельной.

Теги

ВЕРХОВНАЯ ЦЕННОСТЬ, Эрос и пол, СИЛА И СЛАБОСТЬ, ДУХОВНОСТЬ ПОЛОВОЙ ЛЮБВИ

Похожие материалы